ГРОБОВЩИК
г. Астрахань
Весь день я зубрил, готовясь к зачету, так что к вечеру в гудящей голове рецептуры и всякие холиномиметики и холиноблокаторы спутались в какой-то липкий комок неразличимых и бессмысленных звуков. Я уже решил плюнуть на все и завалиться спать, чтобы хотя бы выспаться…
Но на полпути к дивану меня остановил телефонный звонок.
Я снял трубку и услышал взволнованный, задыхающийся голос Володьки Краснова.
- Ром, можно я сейчас забегу к тебе?
- А что случилось? Я уже ложиться думал…
Володька прервал мои возражения:
- Слушай, я все равно уже здесь. Звоню из автомата на углу. Так я зайду?
На самом деле он скорее утверждал, чем спрашивал.
- Ну хорошо. Раз так… Поднимайся. Четвертый этаж, квартира…
- Я помню! - снова перебил он меня и повесил трубку. Голос у него звенел. Если б я хуже знал Володьку, решил бы, пожалуй, что он… напуган.
Но мы проучились с этим человеком вместе четыре года в Медицинской академии, и ни разу за все это время я не заметил в нем не то что страха, но даже тени сомнения или неуверенности в себе.
В 1997 году Володька приехал учиться в город из области, из Черноярского района. Комната в общежитии, вечно шумная и проходная, его не устроила. Поэтому он подрабатывал вечерами грузчиком в магазине, помогал людям при переездах, чтобы иметь возможность оплачивать собственное отдельное жилье. Время от времени родители присылали ему деньги, но он стеснялся висеть на шее у стариков и всячески избегал этого.
Ему удалось отыскать дешевую квартирку в доме на улице Бабушкина. Бывший богатый особняк сразу после революции переделали под коммуналки.
Вот в одной из таких коммуналок мой приятель и снял себе жилье.
Вся квартирка представляла собой кухню, совмещенную с прихожей, и пенального типа комнатушку с унылым индустриальным пейзажем за окном.
Тем не менее Володька был счастлив: в общаге шум стоит иной раз такой, что собственных мыслей не услышишь. А здесь - убого и тесно, зато полное уединение.
Володька нравился мне своим трезвым мышлением и по-крестьянски здоровыми привычками. Он говорил, что всякие страсти - это зависимость, а он не желает ни у кого и тем более ни у чего быть в подчинении.
Я уважал его принципиальность и, поскольку из нас двоих он был старше, часто советовался с ним и привык считаться с его мнением. Мы подружились.
Он никогда не суетился и не волновался попусту.
Поэтому меня так удивил этот звонок.
Когда Володька явился, я впустил его в квартиру и тут же почувствовал, что с ним творится что-то неладное: на бледном лице лихорадочно горели красные сухие глаза с кровавыми прожилками в белках, а руки заметно подрагивали. Он был весь на взводе, как последний торчок. Или как зверь, которого преследует хищник.
- Послушай, - сказал он мне. И замолчал, нервно дрогнув подбородком.
- Слушаю, говори! - Я пытался подбодрить его.
Привел на кухню, усадил, поставил на огонь чайник и приготовился слушать.
- Мы с тобой уже давно знакомы, - сказал он и затрещал пальцами. - Худо-бедно, но все-таки четыре…
- Говори, что случилось! - Я уже и сам разволновался и начал торопить его. Но он не спешил.
- Ты знаешь: я не пью, наркотой не балуюсь. Вообще, в целом… человек тверезый.
- Знаю. Знаю, конечно. Так что ты натворил, тверезый человек?
Усмехнувшись, я отвел глаза - чтобы не видеть, как он дрожит. Чайник выбросил победную струю пара на плите, и я приподнялся, чтобы снять его и достать чашки, как вдруг Володька побледнел еще сильнее - буквально как простыня - ни с того ни с сего. Он схватил меня за руку и удержал на месте.
- Я ничего не натворил. Но… в моей квартире что-то… не так, - сказал он с натугой. Будто язык у него распух и, утратив гибкость, лежит мертвым валиком, не помещаясь во рту. - Не думай, что я сошел с ума. Пока нет, во всяком случае. Но потом… если это будет повторяться… Не исключен, наверное, и такой вариант.
Он нахмурился и озабоченно потер лоб.
Лицо у него в этот момент сделалось уже серым с прозеленью, а лоб покрылся испариной. Судя по его пришибленному виду - он что-то вспоминал сейчас. Что-то ужасное стояло у него перед глазами, не давая возможности отвлечься. Передохнуть.
- Скажи, видеть призраков - это как бы… Ну… К смерти считается? - пробормотал Володя, криво ухмыляясь.
Мне стало не по себе от его стеклянного взгляда.
- Не мели чепухи. Рассказывай! Что за манера?! - не выдержал я.
- Расскажу. Для того и пришел. Только договоримся сразу: я говорю правду. Все видел своими глазами. Не знаю, как это объяснить, но это было.
Он взъерошил пятерней волосы надо лбом. Пока он молчал, я налил ему чаю. Он посмотрел сквозь протянутую чашку как через стекло и сказал:
- Имей в виду - это не какие-то выдумки. Это факт.
Все было… сегодня. Я сидел у себя, учил эту чертову фармакологию. Вдруг - какой-то шорох. Я даже не понял где - рядом или на улице что-то? Глянул в окно - а уже стемнело. Надо же, думаю, ночь на дворе! Ложиться пора, а я еще и не поужинал. Вспомнил - и жрать захотелось, сил нет.
Встал, пошел в кухню. Достал из холодильника что у меня там было - макароны вчерашние… Думаю, разогрею сейчас, сыром посыплю сверху и наверну. Не успел до плиты дойти - накатило на меня что-то. Какой-то резкий холод, в глазах потемнело, я чуть кастрюлю с макаронами на пол не вывалил. Еле успел за стол схватиться, чтобы не упасть. Как будто пол из-под ног поплыл.
А ко всему еще и свет погас. И не так, как, бывает, лампочка перегорела или пробки выбило невзначай, - а так тихо-тихохонько… гаснет. Уходит. Как последний лучик за горизонт.
И холодно прям до чертиков - аж зубы у меня застучали. Стою, дрожу, а на стене напротив - там штукатурка какая-то древняя, лохматых годов, и вот она начинает вдруг темнеть, как будто ее намочили с другой стороны. Проступает отчетливое пятно и принимает очертания человеческой фигуры в полный рост. Такой вроде бы пустой внутри - контур один.
Лампочка под потолком окончательно погасла. Я стою во мраке и вижу: от стены летит белесый силуэт человека - тот самый, который я видел на штукатурке. Словно бы из тумана соткан, и каждая его деталь различима, вплоть до мизинцев на руках - четко и ясно. И летит эта фигура прямо на меня. Я, конечно, - бежать. Но только в моей конуре бегать особенно некуда, ты знаешь.
Я думал, у меня волосы поседеют, как у Хомы Брута, - вжался в дверной косяк возле комнаты… А призрак - мимо меня и утек в стену с другой стороны. Я набрался смелости - подошел и потрогал это место. Оно было такое горячее, что я ладонь обжег! Вот, смотри.
Володька вытянул правую руку, и я увидел, что верхние фаланги четырех пальцев у него красные, как будто их кто-то горячим утюгом прогладил.
Я поймал себя на том, что чешу в затылке, вытаращив глаза на Володьку и открыв рот. Вид у меня был, наверное, вполне идиотский. Одумавшись, я закрыл рот и опустил руку.
- Да-а-а. Даже не знаю, что тебе сказать. Призраков… вообще-то они не существуют… - запинаясь, проговорил я. Кажется, ничего обидного не сказал, но Володька вспылил:
- Послушай! Я, как и ты, материалист. Во всяком случае, был до сих пор. Мы с тобой оба будущие медики, четыре года учимся вместе. Так что не надо меня… лечить!
- Да я и не это… Я так только, вслух думаю, - промямлил я. - Просто…
- Ромка, я все понимаю! - вскрикнул Володя, прижав руки к груди. - Понимаю, как это звучит. Если б ты мне что-нибудь подобное рассказал - я б, наверное, тоже… Представляю, что ты обо мне думаешь!
- Да ничего такого я не думаю, - залепетал я. Но в искренность своих слов и сам не поверил. И потому замолчал.
Володька посмотрел на меня, ожидая продолжения, но, не услышав ничего, сказал с горечью:
- Попробуй просто поверить мне. А еще лучше вот что… Ты ведь местный? Можешь сказать, кто там жил, в этом доме, прежде?
- Во всем доме? Или в твоей квартире? - глупо переспросил я.
- Ну откуда мне знать! Было там… что-нибудь такое?
- Володь, я не знаю. Ничего не могу сказать, - признался я. Но спохватился: - Слушай, у меня тетка есть, двоюродная. Она старая, все про всех в городе знает. И к тому же в библиотеке работает. Могу ее расспросить. Хочешь?
- Отлично! Давай.
- Что, прямо сейчас? Двенадцать часов. Она небось спит давно. Ложится рано, а сон - как у пехоты на войне, пушками не поднимешь. Но завтра обязательно позвоню ей. Обещаю. Прямо с утра!
- Завтра так завтра, - сказал Володя. Вид у него сделался угрюмый и очень усталый. От его возбужденности не осталось и следа: он обмяк, обвис, как будто невидимые упыри высосали из него всю кровь.
- Ладно, договорились.
Он махнул рукой и встал.
- Да, конечно. Завтра. Я прям с утра… А на зачете увидимся.
Хотелось мне его как-то подбодрить, может, развеселить, но я растерялся.
Он попрощался и ушел, так и не выпив чаю.
Разумеется, на следующий день с самого утра я все на свете забыл. Никакой тетке звонить не стал, а, едва проснувшись, схватил ноги в руки и понесся на этот чертов зачет по фармакологии.
Все из моей головы улетучилось и кануло в никуда - причем вместе с половиной билетов, которые я зазубрил накануне.