Но чем выше к "Олимпу" мы поднимались, минуя затканные золотисто-красочными гобеленами залы с до блеска начищенным полом без единой царапинки на дорогом узорчатом деревянном покрытии, тем чаще наталкивались на разбросанные группки сдержанно беседующих придворных, напомнивших мне…
… старинные гравюры, когда-то отреставрированные мной в…
Где? Я замедлила шаг: " Ну же! Где? "
– Не отставайте. Мы уже почти пришли.
Голосок у нее не райской птички. Так каркнула, что и без того робкая память снова затихла.
Вскоре, действительно, свернув в правое крыло дворца, мы остановились у высокой, матово отливающей мореным дубом, двери.
– Прошу…
Толкнув створки, попутчица завела меня в комнату. Нет. В хоромы.
Золотисто-бордово-желтые тона тяжелых бархатных портьер сочетались с убранством тех же оттенков широкой кровати, искусно подобранной простой, но изящной мебелью. И как апофеоз красоте – потолок утопал в жемчужно-серебристых облаках со ступающими по ним небожителями в окружении порхающих ангелочков.
"Да-а, мой супердом я оценила бы в три цента по сравнению с таким-то великолепием…".
Что?
Спальня с раздувающейся от ветра шторой, гостиная с искусственным камином и резным антикварным шкафом, раздобытым на барахолке и приведенным мною в его изначально-товарный вид, столовая с набором медной посуды…
Они каруселью кружились вокруг меня – штора… камин… шкаф… посуда… штора…
Я припала к колонне, стражем выступающей у двери.
– Вам плохо? Это с непривычки, – нос "уточкой" насмешливо сморщился. Закрывая двери с обратной стороны, она надменно добавила, – располагайтесь. Я приду за вами.
Но мне было не до нее.
Карусель, ускоряясь, завихрилась, смазавшись в сплошную несущуюся ленту, где уже что-либо различить было просто невозможно.
"Дохлый номер", – как говаривал Патрик.
Патрик? Кто он?
Глава 6
Порывшись в косметичке, я нашла все, что нужно было, чтобы придать лицу более праздничный вид в соответствии с предстоящим знакомством с сильными мира сего – чуть блеска губам, длину ресницам, баланс коже. Я впервые за годы вынужденного заточения прикоснулась к косметике. Незачем было, да и не до того. Но навыки не растеряла.
Ну, что же. Кажется, я готова к приему. Бросив критический взгляд на уже привычное отражение в зеркальце, пришла к выводу, что оно мне однозначно понравилось. Что-то из серии "вечной невинности" с едва заметным налетом скрытого потенциала.
– Следуйте за мной.
В комнату без стука вошла все та же озабоченная должностными обязанностями тетенька, но одета она была уже несколько иначе. Невзрачное прежде платье заменила на, видимо, парадное, более тяжеловесное и громоздкое из-за прилагающихся к нему мелочей – вычурно топорщимся жестким воротником, узким обручем обхватившего шею, корсетом, намертво сковавшим тело, грузной окантовкой лифа, больше напоминающей сбрую, нежели украшение.
Я молча последовала за ней.
Идти пришлось недолго, и на этот раз наш путь ограничился двумя переходами по узким коридорам без излишней роскоши, приведшими в маленькую тесную комнатушку с одним единственным креслом у стены.
Моя суровая спутница осмотрела меня взглядом собирающегося пообедать удава и, задержавшись на лице, явившему несмелую попытку улыбнуться, ища одобрения, вдруг безапелляционно заявила:
– Если бы не рекомендации преподобной сестры Френсис, я бы и дух твой сюда не допустила.
Улыбка, не найдя поддержки, благополучно канула в никуда, бегством убедив не надеяться на радостное продолжение нашего общения. И более того, впредь постараться не допустить его следующей фазы в виде попытки подружиться.
– Вы правы относительно рекомендаций, – я смиренно опустила глаза, – но, к сожалению, мой дух не подвластен даже мне, поэтому вам, как и мне придется смириться с его присутствием здесь.
Чем я ей не угодила?
Ее глаза потемнели от злости.
– Что у тебя с лицом? Что это?
Забыв о косметике, я не сразу поняла, о чем это она.
Брезгливо вытянув палец, чуть ли не упершийся в мои губы, она уличающе процедила:
– Они красные и блестят.
И тут меня как током пронзило. Как же я забыла! В этот интересный период развития человечества за пользование помадой любительницы улучшить свою внешность отправлялись на костер, никак не меньше.
Надо было срочно выпутываться из проблемы, а поскольку на обдумывание времени не было, брякнула первое, что пришло на ум.
– Вы имеете что-то против Кристиан Диор?
Она наморщила лоб, видимо, пытаясь вспомнить хоть кого-либо с подобными звукосочетаниями и одновременно стараясь понять их связь с блеском моих губ. Но, поскольку таковых ни в ближнем, да и ни в дальнем окружении не нашлось, а, соответственно, и связь не прослеживалась, недовольно пообещала:
– Я все равно все о тебе узнаю.
– Не забудьте поделиться со мной вашими сведениями. Они мне тоже пригодятся.
Я ей все-таки улыбнулась.
В нашу беседу вмешался некто за тяжелой коричневой шторой с мелодичным, нараспев, голосом и властными интонациями:
– Пусть войдет.
Край шторы отогнулся, и выглянуло личико молоденькой девушки, с любопытством меня осмотревшей, что несколько смягчило разъедающую подозрительность "удава".
Она обворожительно мне улыбнулась:
– Ну, что же ты стоишь?
И тут же последовал ее не терпящий возражения окрик:
– А вы, сеньора Урсула, будьте здесь.
Я не стала уточнять, что отразилось на лице вышеназванной особы, и нерешительно отдернула штору.
Девушка, засмеявшись, втащила меня в то, что скрывалось за ней. Этого мгновения хватило, чтобы успеть провести ладонью по губам и стереть, не без сожаления, компрометирующую меня помаду. Но, как показало будущее, семейство Диор, трудясь над таким предметом как красота, стремилось, видимо, доказать, что не все в этом мире преходяще, есть и постоянные величины – губы настырно излучали мерцающий розовый блеск, в чем я убедилась позже.
Ослепительно роскошное убранство помещения, куда я вошла, без сомнения, затмевала женщина у окна, немедленно мной узнанная.
Куэльо, действительно, был великим портретистом.
Ко мне обернулась инфанта Изабелла.
Глава 7
Более красивой женщины, вернее, девушки (на тот момент ей было около двадцати) мне не доводилось раньше встречать.
Огромные, феерические, слегка выпуклые глаза, искрящиеся и манящие. Прямой, с едва заметной горбинкой, без единого изъяна нос. Сочные полные губы с капризно поджатой нижней губкой оттенялись белоснежнобархатистой кожей.
Образец классической красоты. Так и просится на холст.
Ладони неожиданно вспотели, и я облегченно про себя вздохнула, зная, что мне не придется, к счастью, пожимать ей руку. Я совершенно не представляла как себя вести. Мало того, что опыт общения с королевскими особами у меня напрочь отсутствовал, так все еще осложнялось и недостатком информации о правилах придворного этикета в столь туманные времена.
Но Изабелла разрядила обстановку.
Она поманила меня к себе, скользя взглядом снизу доверху по моей персоне, задержавшись, ну, конечно же, на лице, а, точнее, на его нижней части, и задала тот же вопрос, что и Урсула. Тон вопроса не предвещал ничего хорошего.
– Что это, сестра Лаура?
И черт дернул меня их накрасить!
– Это… что? – переспросила я севшим от волнения голосом.
Второй промах. Не отвечают вопросом на вопрос родившимся с голубой кровью.
Инфанта нахмурилась. Я же, состроив невинную гримаску, тянула время, соображая, как выкрутиться из вовсе не простой для меня истории. Скрестив два взаимоисключающих факта – аскетизм монахини и ее же баловство порицаемыми церковью соблазнами – я продемонстрировала, таким образом, вопиющий симбиоз отрицания и утверждения в одном флаконе. Подобная игра добром, как правило, не заканчивается, и, с сожалением согласившись с поражением – терять мне уже нечего – я приняла вызов:
– М-м-м…, простите, Ваше Высочество. Если Вы имеете в виду цвет моих губ…, это декоративная косметика…, изобретенная мной…
Мысленно я попросила тысячу извинений у месье Кристиана, присвоив патент на его губную помаду. Ну, не рассказывать же испанской принцессе, живущей за пятьсот лет до меня, о преимуществах косметической продукции двадцать первого века перед весьма примитивными мазилками средневековья. Кроме того, я просто физически почувствовала, как костер Инквизиции подпаливает мне пятки.
– Декора… что? – Изабелла приподняла бровки.
Я смешалась. На минуточку увидела себя ее глазами – одеяние монахини лишь подчеркивало мою бесовскую сущность.
Надо немедленно что-то придумать. И решение пришло.
Наклонившись к своему приданому, покоившемуся в мешке из грубой ткани, прародителю женских сумочек, извлекла на свет косметичку.
Вероятно, я совершала ошибку, но другого выхода у меня не было. Должна же я была как-то ответить на поставленный вопрос, а, заодно, отдалить по возможности общение с более заинтересованными лицами в вопросе колдовства.
Изабелла и, как оказалось, ее младшая сестра, Каталина, со все более возрастающим любопытством следили за моими манипуляциями. Хоть и принцессы, но девчонки же.