Затем, в реве и звоне цимбал, одетая в белое Женщина с капюшоном на голове, по-видимому, старшая жрица народа тимбри, пряча лицо в складках капюшона, левой рукой оттянула голову пленника, а правой взяла с жертвенника, на котором стоял трехногий котел, большой бронзовый, серпообразный нож.
Цимбалы оглушили всех невообразимым звоном.
- Кончено, - произнес Хендрикс.
- Немало времени уходит, чтобы убить их, - заметил Гундлихт.
Отто и Юлиан вновь услышали, как запели женские голоса - те самые, которые были слышны по дороге через рощу. Жрица сбросила капюшон.
- Так кто эти люди? - спросил Отто, оглядываясь на трупы.
- Ортога предали охотникам за пиратами даже те, кого он считал братьями, - ответил Хендрикс.
- Их схватили?
- Всех до единого.
- Понятно, - сказал Отто.
- А он, - указал Хендрикс на пленника, висящего над жертвенником с головой, засунутой в котел, - был вожаком охотников.
- Он славно умер, - заметил Отто.
- А был всего лишь безродным воином.
Отто пожал плечами.
- Я горжусь им, - добавил Хендрикс.
Спустя некоторое время двое мужчин унесли сосуд, поставленный на жертвенник женщинами. Они подтащили его к краю площадки, где ждали женщины. Те сняли крышку с большой бронзовой кадки, стоящей на тяжелой деревянной волокуше. В кадку было вылито содержимое сосуда, похожего на котел, и женщины вновь водрузили на место плотную крышку. Те же мужчины потащили котел к жертвеннику и передали жрицам. Другие сняли труп с перекладины, протащили его мимо знакомой нам группы. Окровавленные волосы оставляли полосы на земле.
- Я не знал, что Ортог исполняет обряды тимбри, - заметил Отто.
- Это влияние Гуты, жрицы тимбри, - недовольно ответил Хендрикс. - Это она своими предсказаниями убедила Ортога стать королем, а не принцем, и вбила ему в голову, что он должен основать собственное племя.
- Но ведь и ты, и Гундлихт - дризриаки, - напомнил Отто, - как и сам Ортог. Почему же вы последовали за ним?
- Мы получили от него кольца, - объяснил Гундлихт. - Мы готовы умереть за своего господина.
Следует упомянуть о том, что верность среди варварских народов была редким явлением. В отличие от более цивилизованных народов, у них же она не опиралась на такие отвлеченные понятия, как закон или государство. Скорее, верность подкрепляли кровь и долг, и в конечном итоге долг вождям переходил из рода в род. Из таких примитивных представлений возник обычай брать дань, поэтому верность обычно рассматривалась как долг перед господином, кормильцем и защитником.
Внезапно от жертвенника донесся жалобный вопль, и показалась дрожащая, вырывающаяся фигура, почти полностью обмотанная веревками.
- Ортог! Ортог! - кричал пленник. - Пощади! Не убивай меня, не надо! Мы ведь играли вместе еще детьми, мы сражались плечом к плечу! Пощади! Смилуйся!
Ортог взмахнул рукой, и вновь зазвенели цимбалы. Рот мужчины беззвучно открывался в крике, слезы струились по его лицу, но теперь в шуме его никто не слышал.
Двое мужчин подняли его над жертвенником и укрепили веревку на перекладине так, что горло и голова пленника оказались подставленными жрице.
Хендрикс зашептал, приблизив губы к уху Отто, которому пришлось наклониться:
- Это Андракс, главарь заговорщиков. Его оставили последним, чтобы показать, какая судьба ждет его шайку.
Отто кивнул.
Мужчина продолжал что-то кричать, раскрывая рот, и было неясно, то ли все звуки заглушил звон металла, то ли пленнику просто отказали голосовые связки, и ему не осталось ничего другого, как отчаянно, биться в страхе , с дикими глазами и искаженным лицом.
Четверо женщин крепко держали его, но, видимо, едва справлялись. Двое принесли котел - тот, который прежде опустошили над кадкой, стоящей на грубой волокуше неподалеку от жертвенника. Котел установили на жертвенник. Женщины держали пленника; ему приподняли голову и снова опустили так, что теперь она почти упиралась в дно котла. Жрица вновь набросила на голову капюшон.
Цимбалы взорвались яростным звоном. Человек задергался на веревке. Больше уже не казалось странным то, что он не издает ни звука.
- Он умирает недостойно, - процедил Хендрикс.
- Да, тут нечем гордиться, - кивнул Отто.
- Даже несмотря на то, что он из нашего народа.
- Он не наш, - поправил Гундлихт, - он предатель.
- Верно, - подтвердил Хендрикс.
- Разве все вы не предатели? - спросил Отто.
- Мы следуем за Ортогом, нашим господином, - возразил Хендрикс.
- И мы из народа алеманнов, - добавил Гундлихт.
- Но не дризриаков, - уточнил Отто.
- Да, не дризриаков.
- Вы не одобряете обычаи тимбри, - продолжал Отто.
- Да, но исполняем волю Ортога, нашего господина, - ответил Хендрикс.
- А что бы предпочли вы?
- Старую казнь, - пожал плечами Хендрикс, - плаху и тесло.
Жрица уже откинула капюшон. У нее были длинные смоляные волосы и высокие скулы.
- Это Гута, верховная жрица? - спросил Отто.
- Да, - кивнул Хендрикс.
Все женщины, кроме Гуты, снова запели.
- Все закончено, - вздохнул Хендрикс.
- Жарко, - пробормотал Гундлихт.
- Интересно, что будет дальше, - задумался Хендрикс.
Высокий человек в золотом шлеме, стоящий на помосте, заметил знакомую нам группу. Стоящий рядом с ним воин поднял руку.
- Мы можем подойти, - объяснил Хендрикс. - Ортог, король Ортунгена, желает встретиться с вами.
- Я не вижу на помосте Геруну, сестру Ортога, - сказал Отто.
Хендрикс напрягся.
- Она в шатре, с женщинами, - пояснил Гундлихт.
- Оставайся позади, - сказал Отто Юлиану. - Пока Ортог не вспомнит тебя по "Аларии".
Юлиан кивнул.
Маловероятным, однако, казалось то, чтобы кто-нибудь из присутствующих на "Аларии" узнал в босоногом, оборванном спутнике Отто, вождя вольфангов, молодого офицера с блестящей выправкой, в новеньком мундире с тремя пурпурными шнурами у левого плеча. Его могли принять за последнего из слуг и даже за раба, которого запирают в клетку на ночь и весь день заставляют гнуть спину в поле.
- Идем, - позвал Хендрикс. - Ортог желает вас видеть.
Глава 6
Она невероятно удивилась его появлению здесь, на пороге ее кабинета в библиотеке; он, такой рослый и красивый, неожиданно возник на пороге, и она не спрашивала, что ему угодно, ибо Знала это без вопросов, как знала и то, что именно за ней он пришел, угадав, что под судейской мантией, такой чинной и величественной, темной и строгой, были всего лишь полоски шелка, купленные на корабле "Алария" - белье, которое едва можно было отважиться надеть. Как могло случиться, что она надела его под строгий мундир - это ошибка! Она вскочила и бросилась к стене, но та растворилась на глазах, и она обнаружила себя на каменистом склоне холма, освещенном луной. В этом тоже было что-то странное - близ здания суда не было никаких холмов, но тем не менее она стояла на склоне и видела, как он возвышается там, где прежде были стены. Она в ужасе бросилась бежать от него по камням, между которыми там и тут росли колючие кустарники. Их длинные, темные ветви цеплялись за ее одежду, стараясь сорвать ее, оставляя дыры, а через них виднелось тело, расцарапанное до крови - ее запах могли учуять волки. На бегу она потеряла свою обувь - сначала левый сапожок, потом правый; странно, но на ней не оказалось чулок. Она спотыкалась и задыхалась, поминутно оглядывалась, отчаянно надеясь, что его уже нет сзади, что он отстал. Она обезумела от страха, ее босые ноги покрыли царапины и раны от острых камней, но она продолжала бежать так, что длинные судейские одежды развевались позади, пока, наконец, в изнеможении не остановилась.
Он по-прежнему был в нескольких шагах от нее!
Она вновь бросилась бежать, и вдруг ее одежда исчезла, а она осталась перед ним в одних узких шелковых лоскутках с "Аларии".
Неужели в этом диком, страшном, открытом всем ветрам, освещенном луной мире они остались только вдвоем?
Нет, она слышала где-то позади, за его спиной гром копыт множества коней, пение тысяч мужчин.
Обернувшись еще раз, она заметила вдалеке огни костров огромного лагеря.
Где же имперские корабли и легионы, способные защитить ее?
Она обернулась, чтобы бежать, но было уже поздно - вокруг ее тела обвился с тихим свистом и быстро затянулся черный плетеный ремень - он прихватил ее руки к бокам, впился в плоть, и при первом же движении она тяжело упала на левое плечо. Он оказался рядом - она не осмеливалась взглянуть на него - резко перевернул ее на живот, лицом в камни. Ремень, как коварная змея, охватил ее скрещенные лодыжки тремя тугими петлями так, чтобы она не могла подняться на ноги.
Плетеный ремень соскользнул с ее тела, и она почувствовала, как ее мучитель стоит рядом, разглядывает ее и о чем-то размышляет, сматывая ремень.