* * *
Он очнулся от боли - кто-то, заломив ему руки за спину, накрепко связывал их ремнем. Ноги уже были обездвижены. Преодолев первый порыв - попытаться освободиться любой ценой - киммериец заставил себя сдержаться. Со связанными руками и ногами много не навоюешь! Но раз уж его пока - непонятно почему - оставили в живых, лучше притвориться, что он пока не пришел в себя и послушать, о чем будут болтать враги.
Сперва до него доносилась только бессвязная ругань и стоны: это приходили в себя поверженные им охранники. Кто-то изо всех сил пнул его под ребра. Потом еще раз. Киммериец глухо застонал, не открывая глаз.
- Вот ублюдок! - Это подал голос Тусцелла.- Магрин, скольких он положил?
- Трое, боюсь, уже не поднимутся. К остальным придется лекаря звать.
- Этих троих прирежьте, если еще живы.- Жалость Стервятнику была не свойственна.- Девку связали?
- Готово,- отозвался другой.- Господин, а этого северянина-то зачем в живых оставили? Дайте я его…
Шаги приблизились. Кто-то нагнулся над ним, и Конан ощутил ледяной укус стали на горле. Но Тусцелла остановил дружка:
- Погоди. У меня есть мысль получше.- Раздался отвратительный хохот.- Пусть в себя придет - полюбуется, как мы с его женушкой развлекаемся! А потом уж…
- Ублюдки, вы не посмееете! - Это закричала Палома.
Судя по всему, наемница была не на шутку испугана, и Конан ощутил дикую, бессильную ярость.
Это же надо было так попасться! Когда они придумывали этот план, им и в голову не могло прийти, что все обернется таким образом… Оба исходили из того, что Стервятник соблюдает воровские законы, равно принятые что в Коринфии, что в Заморе, что повсюду в Хайбории. Законы эти гласили, что человек, который пришел искать покровительства "черного барона", пользуется неприкосновенностью до тех пор, пока готов платить. Вот с несостоятельным должником разговор иной, там возможно всякое… Но чтобы вот так - наброситься на женщину, которая гостьей пришла в дом… это было просто неслыхано!
В Шадизаре или Аренджуне за такие выходки общий воровской сход навсегда лишил бы "барона" власти, обязал бы заплатить пострадавшей огромную виру, а мог бы, вообще, изгнать из города!
Но, похоже, обнаглевший от безнаказанности Тусцелла и впрямь решил, что ему никакие законы не писаны и он волен творить все, что пожелает… Ублюдок!
Конан незаметно подергал руками, пытаясь ослабить узлы, стянувшие запястья. Кожаный ремень чуть поддался - но чтобы развязать его, пришлось бы здорово потрудиться, а это неминуемо заметят. Что же делать?!
Подать голос? Пригрозить местью Грациана? Это был последний шанс, и очень слабый.
Даже если из страха перед Месьором Тусцелла оставит их в живых - все равно, это будет сокрушительное поражение. Все планы полетят к демонам. Да и вопрос еще, испугается ли Стервятник?
Может, Палома что-то придумает? Чуть разлепив веки, киммериец отыскал глазами свою спутницу - и сердце его упало. Девушка лежала на полу, связанная по рукам и ногам, совершенно беспомощная. Тусцелла приблизился к ней, сел на корточки, уцепил хваткими пальцами за подбородок.
- Ну что, козочка, ты же сама сказала, что готова заплатить. Вот и заплатишь. Сперва мне - а потом и моим ребятам. Они же пострадали, бедняги, вон их как твой дружок отделал, так что заслужили немного радости в жизни! Что скажешь?
Вместо ответа, наемница плюнула вору в лицо. Тот с проклятиями отскочил, с силой пнув ее ногой в живот. Палома застонала.
- Вот ты как? Ну, пожалеешь! Не хотела по добру…
Позабыв об осторожности и здравом смысле, Конан вскинул голову, чтобы заорать - что угодно, лишь бы отвлечь этих недоносков от девушки, перевести их внимание на себя… Но тут в дверях неожиданно послышался шум. Кто-то вбежал в комнату, задыхаясь от быстрого бега.
- Тусцелла! Тусцелла, послушай!
- Ну, что еще? - Недовольный, тот обернулся в сторону новоприбывшего. Конан попытался извернуться, чтобы разглядеть его, но, увы, он лежал спиной к двери, а потому мог видеть лишь главаря. Тот, судя по всему, был изумлен тем, что видел.
- Ты зачем сюда явился? Я же ясно велел тебе - никогда тут и носа не показывать! Или ты хочешь, чтобы Гарбо узнал, что ты на меня работаешь? Жить надоело?!
Предатель?! Киммериец подавился ругательством. Только этого еще не хватало! Ну, теперь они точно пропали… А тот затараторил:
- Господин Тусцелла, я не виноват! Но это очень важно! Я ни с кем не мог передать такую весть!
- Говори.
- Там, на постоялом дворе у Хромого… Женщина…
- Женщина?! - Тусцелла был взбешен.- Да ты издеваешься надо мной? Какая еще женщина?!
- Выдает себя за аквилонку. Говорит, будто хочет продать какие-то драгоценности…
- Ну и что? - Тусцелла окончательно потерял терпение.- Я уже знаю про эту бабу, Хромой донес. Магрин вечером пойдет ее прощупать. И ты только ради этого явился? Да я тебя…
- Нет, нет, Тусцелла, погоди! Она никакая не аквилонка! Я слышал, Гарбо говорил… Это сама графиня Лигейя!
Наступило молчание. Очень долгое молчание.
- Г-графиня? Сама графиня Лигейя? - Уродливая физиономия "черного барона" вытянулась от изумления, и глаза сверкнули яростной алчностью.- Ты уверен? А Гарбо-то откуда узнал?
- Понятия не имею, господин. Я только подслушал, что он говорил с Барбом. Он точно сказал, что это она и есть!
- Клянусь Белом! Чтобы сама затворница-графиня выбралась из своего замка… Но зачем?
- Хромой говорил, она хочет продать какое-то ожерелье,- вступил в разговор Магрин.- Может, это правда, и ей зачем-то понадобились деньги? Тогда не удивительно, что она выдает себя за чужеземку - чтобы муженек не узнал…
- Хм-м.- Тусцелла надолго задумался, принялся расхаживать взад и вперед. Свита почтительно застыла, ожидая решения главаря.- Вот что. Я должен быть уверен… Ладно! - Он рывком повернулся к своим подельщикам.- Магрин, Пардос! Возьмите еще человек десять и - к Хромому. Схватите бабу тепленькой - и сразу сюда. Тут уж я решу, что с ней делать!
Бандиты засуетились, принялись выкрикивать команды, собирать охранников. Кто-то окликнул Тусцеллу:
- Господин, а с этими-то двоими что делать? Может, прирезать по-быстрому?
Тусцелла размышлял несколько мгновений, которые киммерийцу показались вечностью.
- Нет, зачем,- хмыкнул он наконец.- Закончим с графиней - тогда уж займемся и этими. Девка подождет. Как вино - только слаще станет! Отправь их обоих вниз, на холодок. Пусть пока попрощаются… любовнички. А то когда еще на Серых Равнинах свидятся!..
* * *
…На лице пожилой женщины не было и тени страха. С того самого мгновения, как в ее комнату на постоялом дворе, грубо оттолкнув визжащую служанку, ворвались пятеро вооруженных до зубов головорезов, приказавшие немедленно отправляться с ними, графиня Лигейя замкнулась в себе, словно устрица в раковине, ничем не показывая, что, вообще, замечает происходящее. Безучастно она спустилась по лестнице, села в карету, которая уже поджидала у задних ворот, не промолвила ни слова, пока экипаж ехал по ночному Коршену до самого особняка Тусцеллы, так же невозмутимо, будто наносила визит правителю соседней державы, вошла в дом. В комнате, где ее уже поджидал Стервятник со своими присными, она уверенно двинулась вперед, ни на миг не задержавшись в дверях, и уселась в кресло, прямая, застывшая, подобно статуе. Губы ее были скорбно сжаты; всем своим видом женщина показывала, что не намерена ни задавать вопросов, ни требовать объяснений, ни - пуще того - молить о пощаде.
Царственный вид ее подействовал даже на "черного барона". Слегка склонив рыжеволосую голову, он произнес, подражая дворцовым манерам:
- Рад приветствовать вас в моем скромном жилище, графиня. Будьте моей гостьей.
Лигейя молчала.
Бандиты выжидающе уставились на главаря: как видно, им не терпелось посмотреть, кто выйдет победителем из этого бескровного поединка; сам же Тусцелла чувствовал, как с каждым мгновением все больше теряет лицо. И от этого сделался дерзок.
- Ты - в моей власти, женщина! Советую запомнить это хорошенько и вести себя полюбезнее!
Графиня Лигейя смерила бандита взглядом, каким, должно быть, посмотрела бы на конюха, если бы тот осмелился явиться, весь в навозе, в ее вельможные покои.
Она по-прежнему хранила молчание.
Поняв, что таким образом ничего от пленницы не добьется, "черный барон" решил сменить тактику и обернулся к одному из своих подельщиков:
- Наша гостья, кажется, привезла какие-то камешки на продажу? Где они?
Пардос с поклоном подскочил к главарю, протягивая ему изумительной красоты ожерелье, которое обнаружили в вещах графини.
- Так-так…- Тусцелла впился взглядом в драгоценное украшение. У него даже пальцы затряслись, когда он понял, что за вещь попала к нему в руки.- Сет и Митра! Неужели это они - Триста Звезд?! Или я сплю?! - Как завороженный, он поднял ожерелье над головой, любуясь игрой света в огромных изумрудах и жемчужинах.- Г…графиня, в…вы принесли мне ц…целое состояние…- От волнения он даже принялся заикаться.
Лигейя не сводила взора со Стервятника, и сейчас ее зеленые глаза горели, как смарагды ожерелья.
Не выдержав напряжения, Тусцелла подбежал к ней.
- Ну же, графиня! Что вы все молчите? О чем вы думаете? Жаль расставаться с камешками? Он обернулся к своим приятелям.- Эй, подайте нам вина! Пусть графиня выпьет - за наш успех!
Один из бандитов немедленно подбежал к главарю с кувшином и двумя бокалами, тот собственноручно наполнил кубок и протянул его женщине.