- Не верю я в это, малыш. - Хозяйка ласково погладила Вовку по голове. - Так и живу от встречи до встречи… Чего встал на пороге? Скидай свое пальтишко и в хату проходи.
- Я, тетенька, натоптать боюсь - вона какая у вас чистота, а у меня валенки грязные…
- Так ты их тоже скидай, - предложила тетка. - Под лавкой в углу чуни возьми. Старшого моего… - Она вновь не удержалась и всхлипнула.
Вовка быстро скинул пальто, снял валенки, достал из-под лавки старенькие, но еще добротные чуни из овчины и засунул в них ноги. Приятное тепло и мягкость овечьей шерсти после тяжелых растоптанных валенок показались мальчишке верхом блаженства. Он подбежал к печке и приложил озябшие руки к теплым побеленным кирпичам.
- Хорошо! - помимо воли вырвалось у мальца.
- Ох, бедненький ты, бедненький! - вновь заохала сердобольная женщина. - Как же ты дальше один-то бедовать будешь? Пропадешь ведь.
- Ничего, тетенька, - ответил отогревшийся и оттого повеселевший Вовка, - перебедуем!
- Я бы тебя оставила у себя… Но сам знаешь - не могу. В интернат тебе надо. У нас в поселке есть, где детки мои…
- Да что вы все, сговорились, что ли? - недовольно буркнул Вовка. - То полицай толстомордый грозился в интернат свести, то вы…
- Толстомордый? - Тетка поняла, о ком идет разговор. - Так ты на Егора Рябченко наткнулся? Этот гад перед фрицами выслуживается. Сколько он, сволочь, людей хороших загубил… - Женщина закрыла лицо уголком платка, накинутого на плечи, и вновь разрыдалась.
- Тетенька, не плачь, - попросил Вовка.
- Да все, сынок, все… Давай к столу - кормить тебя буду.
- Это мы с превеликим удовольствием! - Вовка отошел от печки и уселся за стол. - Тетенька, а зовут вас как?
- Ты меня, Вова, тетей Верой зови. Меня так племяши величали, упокой господи их безвинные души! - сказала хозяйка, убирая в сторону печную заслонку.
- Померли? - поинтересовался Вовка.
- Померли, - кивнула теть Вера, беря в руки ухват. - Аккурат позапрошлой весной… Голодно тут у нас было… Кору есть приходилось… Мои-то повзрослее были - выжили, а от Светкины мальцы - сестренки моей, - пояснила она, взгромождая на стол чугунок, - не смогли. Младшой её - тот совсем сосунком еще был. А у нее с голодухи ну ни капли молока, а коров и коз всех фрицы забрали… - Она вновь зарыдала, вспоминая те кошмарные дни. - Ладно, не будем о плохом, тебе ведь и самому несладко в жизни пришлось.
- Уж и не говорите, тетенька! - произнес Вовка, сглатывая тягучую слюну - от чугунка шел изумительный запах.
Хозяйка поставила перед мальчишкой большую глубокую тарелку, которую до краев заполнила парящим варевом.
- Мяса, конечно, в нем нет, - словно оправдываясь, произнесла женщина, - мы и сами его давно не видели…
- Не расстраивайтесь, теть Вер, - произнес мальчишка, вылавливая ложкой капустный лист, - даже без мяса вкуснотища!
- Кушай, родной, кушай! - Сердобольная женщина погладила Вовку по грязной, давно не стриженной шевелюре и сунула ему в руки большую горбушку черного хлеба. - Завшивел совсем, бедняга. Давай-ка я воды нагрею - хоть вымоешься, поспишь в нормальной постели. А потом подумаем, что с тобой делать…
- Только я в интернат не пойду! - проглотив несколько ложек борща, сообщил Вовка. - Не хочу я туда!
- А что же ты делать-то будешь? - всплеснула руками тетя Вера. - Помрешь ить с голодухи!
- Я живучий, - нагло заявил мальчишка, - в зиму же не помер. Да и лето не за горами - проживу. Да и люди добрые, навроде тебя, теть Вер, с голодухи помереть не дадут…
- Эх ты, горе луковое, - хозяйка вновь взъерошила густые Вовкины космы, - жаль мне тебя… Уж в интернате все лучше, чем по дорогам шататься да милостыней жить. К тому же все равно рано или поздно попадешься.
- И не уговаривайте, тетенька, - замотал Вовка головой, - все одно - не пойду! А если поймают - сбегу!
- Петушишься, петушок, - ласково произнесла женщина, - накось вот, молочка попей.
- Ой, теть Вер, - отдуваясь, произнес Вовка, оторвавшись от кружки, - вы прям волшебница из сказки!
- Да куда уж мне до волшебниц, - отмахнулась женщина. - Другой жизни ты не видел, довоенной… Не сказка, конечно, но все же… - В её глазах вновь сверкнули слезинки. - Поел?
- Уф! Благодарствую!
- Тогда лезь на печку. Поспи. А я твои обноски подлатаю слегка да печь истоплю…
- Не надо, теть Вер. Я и так вам столько хлопот принес…
- Да какие ж то хлопоты? - произнесла хозяйка. - Это ж мне в радость… Своих-то малых…
- Теть Вер, вы только не плачьте больше!
- Не буду, касатик, не буду! - пообещала женщина. - Ложись, а я пока воды наношу.
- Я помогу! - вскинулся Вовка.
- Сиди уж, помощник! - отмахнулась женщина. - Да, и одежку скидай - я простирну и тоже заштопаю! А покась, на вот, - она вытащила из большого сундука стопку белья, - исподнее чистое - от старшенького мово осталось, впору должно прийтись.
Вовка принял от хозяйки белье, покрутил его в руках и отложил в сторону:
- Жалко марать. Я ж грязный - жуть.
- Тогда опосля наденешь, - согласилась женщина.
- Теть Вер, а муж у вас есть? - спросил Вовка.
- Есть, только что с ним и где он, вот уж пятый годок не ведаю. Вместе с отступающими войсками ушел… - Она вновь засопела, стараясь справиться с подступившими слезами.
- Теть Вер, вы верьте: живой он, точно! А написать он вам не может, мы ж тут под немцами. А может, партизанит где. Но живой эт точно!
- Ох, Вовочка, сколько же нам горемычным маяться? Когда же все это закончится? Устала я… Видно, грехи наши тяжкие, раз Господь такие испытания нам посылает.
- Нету его, теть Вер, бога-то. Я хоть в школе-то не учился, и то знаю, что нету.
- А я вот, Вова, и не знаю теперь… Но верить-то во что-то надо…
- В победу верить надо, - по-взрослому серьезно произнес мальчишка. - В то, что фрица побьем и заживем потом лучше, чем в сказке.
- Я стараюсь, родной, стараюсь, но… Пойду я… воды принесу, - сказала она, поспешно отвернувшись. Через секунду женщина вышла из избы.
Вовка забрался на печку и блаженно расслабился на нагретом тулупе, брошенном на теплые кирпичи. Пока, если не брать в расчет встречу с полицаем, Вовке определенно везло: на какое-то время он устроился в тепле, с харчами, да и тетка добрая попалась. Видать, очень по своим малым скучает, вот и Вовке от того добра перепало. К слову сказать, в каждой деревне или селе, в котором мальцу приходилось бывать на разведке, всегда находилась вот такая сердобольная женщина… В тепле да после сытного обеда Вовку разморило. Он и не заметил, как заснул. Правда, вдосталь выспаться у Вовки не получилось - грубый мужской голос вырвал его из сладких объятий сна. Мальчишка тряхнул головой, прогоняя остатки дремоты, а затем прислушался к перебранке между хозяйкой и незваным гостем. Пока Вовка дремал, тетя Вера закрыла печную лежанку ситцевой занавеской, так что пришелец мальчишку не видел, как, впрочем, и тот его. Но личность мужика была Вовке знакома, он без труда узнал хриплый пропитый голос давешнего полицая.
- А я гляжу, Верунчик, у тебя из трубы дымок курится, - басил Рябченко. - Чего это, думаю, средь бела дня печку-то топить собралась? Не зима чай: дрова-то по нынешним временам в цене… Не иначе как в гости кто приехал? Вот, думаю, зайду, проверю… Сама знаешь, служба такая…
- Знаю я твою службу! - ответила хозяйка. - Тебе лишь бы самогоном нагрузиться. Нету у меня никого! А печку топлю - так постирушки у меня! Вон, смотри, целую лохань воды натаскала…
- Постирушки, говоришь? - Заскрипели половицы под тяжелым полицаем, принявшимся бесцеремонно ходить по хате. - Нету никого, говоришь? - вновь повторил он. - А это что? Что это, я тебя спрашиваю? - неожиданно зарычал он.
Вовка осторожно раздвинул занавески - посмотреть, что происходит в хате. Над сидевшей на лавке хозяйкой нависал полицай своим дородным телом. В руке Рябченко сжимал драное Вовкино пальтишко.
- Молчишь? Тогда я сам тебе скажу: щенка-побирушку пригрела! Да знаешь, что я тебе за это сделаю?
- Да делай что хочешь! - заявила тетя Вера. - Мне уже все равно…
- Где он? - потрясая пальтишком, взвизгнул полицай, замахиваясь для удара. - Где заховала? А?
- Чё разорался? - Вовка раздвинул занавески и сел на лежанке, свесив ноги с печи. - Здеся я. А тетеньку не замай - хорошая она.
- Вот и свиделись, сопеля! - радостно оскалился Рябченко. - Думал, от меня сбежать легко?
- Ничё я не думал, - нахохлился Вовка. - Просто в интернат не хочу.
- А тебя никто и не спрашивает! На-ка вот, - он бросил Вовке пальто, - напяливай свою рванину и пошли…
- Егор, побойся Бога! Дай мальцу хоть помыться! - взмолилась тетя Вера. - Он ведь завшивел совсем!
- В интернате вымоют, - буркнул полицай. - У них там с этим строго.
- Ну будь ты человеком, Егор! - не отставала хозяйка. - Пока он мыться будет, я тебе стол накрою. Ты ведь и не обедал, наверное?
- И правда, похарчить, что ль? - задумался Рябченко. - Все дела, дела… А пожрать толком времени-то и нет. Наливочки своей фирменной, сливовой, нальешь?
- Сливовая кончилась, - огорчила полицая хозяйка, - зато есть первач, два раза сквозь опилки пропущенный!
- Эх, давай, Верка, свой первач! - облизнулся полицай, которому страсть как хотелось выпить.
Сидя за накрытым столом, полицай зорко следил за Вовкой, не давая мальчишке ни одного шанса для побега.
"Ну ничего, - думал Вовка, сидя в кадушке с теплой водой, поставленной в углу хаты за занавеской, - сейчас эта сволочь хлебнет теть-Вериной самогоночки, захмелеет. А от балдого я в два счета свинчу - и поминай меня как звали!"