Маленькая, но увесистая дубинка из неизвестного материала так и плясала в суетливых руках. Было видно: русину не терпится пустить ее в ход. А Далаан уже знал, каково это, когда гибкая черная палка обрушивается на голову. И он прекрасно понимал: русинский нукер использует ее без стеснения, когда сочтет нужным. Избить чужого посла до полусмерти русинам ничего не стоило.
Далаан молча наблюдал из клетки за происходящим и мысленно молил Великого Тэнгри даровать ему возможность вырваться из узилища. Любую. Малейшую. Какую он ни за что не упустит. Не для того, чтобы спасти свою шкуру, - нет. Чтобы предупредить Субудэя-богатура и Джебе-нойона о русинском гостеприимстве. Чтобы рассказать о судьбе посольства. Субудэй и Джебе должны были знать все. И они должны знать все как можно скорее.
Пока Тэнгри был глух к мольбам Далаана. Пока оставалось только ждать и смотреть.
Он смотрел. И он ждал.
* * *
Ханучаев еще раз скользнул взглядом по задержанным. Ишь, все в коже да железе. Под длинными расшитыми халатами - пластинчатые панцири, как у богатуров древности. А вот шлемов уже нет ни на одном. Посбивали каски с дурных голов.
Лица - да, азиатские. Но вот калмыки ли это? Может, казахи, узбеки или киргизы какие-нибудь? Так сразу и не разобрать…
Всего на нарах и бетонном полу тесной, не рассчитанной на такое количество народа камеры сидели семь человек. Все семеро угрюмо пялились из-за решетки. Молчали… Из камеры шел тяжелый духан - запах немытых тел, пыли и лошадиного пота.
Троих, не поместившихся в клетке, пришлось запереть в оружейной комнате. Еще один со скованными за спиной руками сидел на прикрученном к полу стуле перед таким же намертво зафиксированным столом.
Вожак - или кто он там? главарь? бригадир? - всей этой кодлы злобно, словно загнанный хищник, зыркал по сторонам. Этот тоже был без шлема. Его панцирь и халат смотрелись богаче, чем у остальных.
Грязные, заплетенные в косички волосы были измазаны в пыли и крови. Под правым глазом наливался синяк, губа - разбита, во рту не хватало пары зубов. За спиной задержанного стоял, поигрывая резиновой дубинкой, Грачев.
Ну конечно, Грач успел порезвиться, пока вел задержанного на допрос. Сержант вообще такое дело любил и умел доводить человека до нужной кондиции, а тут еще представился случай свести счеты за порванную щеку. Хотя, следовало признать, задержанный сломленным пока не выглядел. Испуганным тоже. Вот озлобленным - это да.
Впрочем, сломать можно любого: Ханучаев это хорошо знал. Вопрос только во времени.
- Ну че, Хан, психов, нах-х, полная палата, да?! - осклабился Грачев. Он больше не морщился и не трогал ежеминутно пластырь на щеке, но злость свою еще не излил. - А этот вот - вишь, самый буйный.
Резиновая дубинка смачно шлепнула задержанного по шее. Тот покачнулся, дернулся в наручниках. Зашипел змеей, попытался вскочить. Едва не упал, но был подхвачен бдительным сержантом и впихнут обратно на стул.
- Хватит! - поморщился Ханучаев. - Его допросить надо, а не замочить.
- Хан! Да он жи ж меня…
- Пасть заткни, Грач!
Ханучаев еще раз покосился на клетку, вздохнул. Оно, конечно, непорядок - допрашивать задержанного на виду у сокамерников. В идеале следовало бы разделить камеру и комнату для допросов, но КПМ - не райотдел. Тесная бетонная коробка, поставленная на въезде в город, - не резиновая. Вот и приходится извращаться, совмещать…
Лейтенант уставился на человека, сидевшего напротив:
- Ну, чего? Будем говорить?
Задержанный говорить не желал. Или не понимал, о чем его спрашивают. Только шумно дышал сквозь зубы.
- Ты того, Хан… по-калмыцки его, по-калмыцки, - снова влез Грачев. - Может, че поймет, падла!
- Не гунди над ухом, сам разберусь.
Ханучаев оперся локтями об исцарапанную столешницу.
- Ты кто? - спросил он по-калмыцки. - Ты меня понимаешь? Отвечай!
И задержанного словно прорвало.
* * *
Харагуульный нукер заговорил иначе. Это была уже не русинская речь. Говор походил скорее на ойратское наречие. Правда, странное какое-то, не очень понятное. И все же Далаан, общавшийся в ханских туменах с воинами разных племен, различил три знакомых слова: "ты", "понимать", "отвечать".
Дэлгэр, видимо, тоже понял обращенные к нему слова. И не задержался с ответом.
- Как смеешь ты, презренный сын степной собаки, так обращаться с нойоном, послом и воином Великого хана?! - прорычал юзбаши.
Далаан восхищался стойкостью сотника. В глазах скованного и избитого Дэлгэра не было страха, в его словах звенела ярость.
- Понимаете ли вы, несчастные и неразумные, что, поднимая руку на меня и моих людей, вы тем самым бросаете вызов самому Потрясателю Вселенной?! Осознаете ли, что обрекаете на смерть не только себя, но и весь свой род?
Русин, сидевший напротив Дэлгэра, морщил лоб и вслушивался в слова сотника. Потом снова заговорил сам. На этот раз - медленнее и четче, как разговаривают с малыми детьми. Речь его стала понятнее. Кажется, русин спрашивал, кем является Дэлгэр и люди, которых он привел, и откуда они прибыли. Еще харагуульный страж просил говорить не так быстро.
Видимо, этот русин служил тайлбарлагчем-переводчиком при дорожной заставы, - решил Далаан. И пусть толмач из него был никудышный, но все-таки… Появилась возможность договориться. Хотя бы сейчас.
- Я и мои воины служим избраннику Неба и Великому хану, стоящему над всеми монгольскими племенами! - громко и отчетливо произнес Дэлгэр.
Харагуульный тайлбарлагч удивленно хлопал глазами.
- Освободите меня и моих воинов, - потребовал Дэлгэр. - Верните наше оружие и наших коней. Отдайте золото и голову разбойника, которая лежала в дарственном турсуке, и немедленно проводите нас к наместнику города. Тогда, возможно, я скажу слово в вашу защиту. И возможно, вам сохранят ваши жалкие жизни.
* * *
Задержанный говорил долго и сердито. Ханучаев начал кое-что понимать из сказанного. Не так уж и много, но начал. Вот только проку с того, если задержанный несет какую-то бредятину.
- Ну? Врубаешься? Че он там вякает? Кто такой ваще? - Грачев аж пританцовывал от нетерпения.
- А х-ху знает. - Ханучаев пожал плечами. - Хрен разберешь. Как будто монгол.
- Ох, них-х-яж, себе! - изумленно присвистнул Грачев. - А я-то думаю: чи калмык, чи китаец. Слышь, а почему монгол, а Хан? Ты же по-калмыцки с ним.
- Говорит, что монгол. А калмыцкий и монгольской - языки одной группы. Похожие они ну… как русский и украинский.
- А-а-а, - изумленно протянул Косов. - И че?
- Ни че! Какой-то странный у него монгольский.
- Хан, а откуда здесь ваще монголы взялись?
- Ты у меня спрашиваешь, Грач? - раздраженно фыркнул Ханучаев.
Задержанный заговорил снова.
- О! - подался вперед Грачев. - А теперь че п-с-тит?
Ханучаев, подавшись вперед, снова вслушивался в смутно, очень смутно знакомую речь, стараясь уловить общий смысл или хотя бы часть смысла.
- Ну? - никак не унимался сержант. - Че?
- Через плечо! - буркнул Ханучаев. - Умолкни, Грач. Я и так ни хера не понимаю, а тут ты еще в ухо квакаешь!
Грачев замолчал, но держался недолго. Не прошло и минуты, как сержант взмолился снова:
- Ну? Хан? А?
- Пургу какую-то гонит, - устало вздохнул Ханучаев. - Что-то про Чингисхана…
- От-м-дак, а! - скривился Грачев. - Мозги ему вправить?
- Погоди, - отмахнулся Ханучаев. Задержанный не умолкал, и лейтенант сосредоточенно вслушивался. - Еще про поход вроде, про войско какое-то треплется… Мля, дальше вообще не въезжаю. Матюкается, что ли?
- От-нах-х, чура нерусская! Я это… не тебе, Хан, не обижайся. Дай-ка я его сейчас…
Сержант медленно и демонстративно - чтобы задержанный видел - занес дубинку. Задержанный видел. Но не боялся. Только процедил сквозь зубы что-то явно нелицеприятное.
- Ты, Грач, того… не переусердствуй, - хмуро предупредил Ханучаев.
- А-х-ли?! Убудет от него, что ли? - Грачев скривил губы в садистской ухмылке. - Сопротивление сотруднику милиции при исполнении. Отмажемся. В первый раз, что ли…
Сержант чуть подергивал поднятой дубинкой, пугая и следя за реакцией задержанного. Задержанный не реагировал. Беззащитный человек в наручниках сидел невозмутимо - даже глаз не прикрыл.
- Крепкий, нах-х! - с каким-то уважением даже проговорил Грачев. - Другой бы давно сопли пустил. А этот - держится, мля! Ничего, щас-ля, мы его…
Сержант подступил вплотную.
- Тут, вишь, Хан, по почкам не катит - я пробовал уже, - со знанием дела объяснял Грачев. - Железо защищает, а как снять - не знаю. Ну а в бубен или по тыкве - самое то оно будет!
Взмах. Удар. Занесенная дубинка опустилась на голову задержанного. И - раз, и - второй, и - третий.
Шлеп-шлеп-шлеп - удары сыпались один за другим. Быстро, точно, сильно. Задержанный, не имея возможности ни уклониться, ни прикрыться руками, лишь глухо вскрикивал и вертел головой, будто бык на бойне. На пятом ударе - упал с привинченного к полу стула.
Грачев не останавливался. Лупцевал почем зря, целя в лицо и голову. Брызнула кровь. Валявшийся на полу человек что-то яростно рычал.
- Кончай, Грач! - прикрикнул Ханучаев. - Замочишь, мля, мне задержанного совсем!
Грачев с явной неохотой прекратил избиение. Стало тихо. Слышно было только тяжелое дыхание запыхавшегося сержанта да тихий шепот монгола, уткнувшегося окровавленным лицом в пол.
Ханучаев прислушался.
- Ну и чего теперь этот м-дила бормочет? - спросил Грачев.
- Войной грозится, что ли? - озадаченно пробормотал лейтенант.