Глокта едва не поперхнулся. Он стремительно развернулся, потерял равновесие и ухватился за мокрый подоконник. В комнате было темно, как в яме. Невозможно понять, откуда донесся голос.
"Или мне мерещится? Может быть, я все еще сплю?"
- Возвышенный момент. Кажется, будто мир снова возрождается к жизни.
Сердце Глокты застыло в груди. Голос был мужской, глубокий и звучный.
"Тот, кто убрал Давуста? Кто скоро уберет меня?"
Комната осветилась новой ослепительной вспышкой. Говоривший сидел на ковре, скрестив ноги, - чернокожий старик с длинными волосами.
"Между мной и дверью. Мимо не пройти, даже если бы я умел бегать получше, чем сейчас".
Свет исчез так же внезапно, как появился, но образ остался, словно выжженный в глазах Глокты. Затем раздался удар грома, расколовший небо и гулко отразившийся в темной просторной комнате.
"Никто не услышит мои отчаянные крики о помощи. Даже если бы кому-то было до меня дело".
- Кто ты такой, черт подери? - От потрясения голос Глокты прозвучал высоко и тонко.
- Юлвей, так меня зовут. Тебе не нужно тревожиться.
- Не нужно тревожиться? Ты гребаный шутник?!
- Если бы у меня было намерение убить тебя, ты бы умер во сне. Впрочем, я бы оставил тело.
- Уже утешает.
Глокта лихорадочно соображал, до каких предметов в комнате он сумеет дотянуться.
"Я бы мог добраться до расписного чайника на столе. - Он чуть не рассмеялся. - И что дальше? Предложить ему чаю? Здесь нечем сражаться, даже будь я гораздо более ловким бойцом, чем сейчас".
- Как ты проник внутрь?
- У меня свои способы. С их помощью я уже пересек великую пустыню, никем не замеченный прошел по оживленной дороге из Шаффы, миновал воинство гурков и прошел в город.
- И ведь подумать только, ты мог бы просто постучать!
- Когда стучишь в двери, тебе не всегда открывают.
Глокта напряженно всматривался во мрак, но не мог разглядеть ничего, кроме расплывчатых контуров мебели и арочных проемов других окон. Дождь барабанил по подоконнику снаружи, тихо шелестел внизу по городским крышам. Как раз когда Глокта уже начал думать, что этот сон закончился, голос раздался снова.
- Я следил за гурками на протяжении многих лет. Такова порученная мне задача. Наказание за ту роль, которую я сыграл в расколе моего ордена.
- Твоего ордена?
- Ордена магов. Я четвертый из двенадцати учеников Иувина.
"Маг. Я мог бы догадаться. Такой же маг, как старый лысый смутьян Байяз, а от него я не дождался ничего, кроме беспокойства. Словно мало мне забот с политикой и предательствами! Теперь добавились сказки и суеверия. Но я, кажется, все-таки переживу эту ночь".
- Так ты, значит, маг? Вот как. Прошу прощения, если я не буду изображать восторг. Все мои дела с твоим орденом оказывались в лучшем случае пустой тратой времени.
- Тогда, возможно, мне удастся исправить твое мнение о нас. Я принес тебе кое-какие сведения.
- Бесплатно?
- На этот раз - да. Гурки перемещают силы. Пять их золотых штандартов собираются проникнуть на полуостров сегодня ночью под прикрытием грозы. Двадцать тысяч копий и большие осадные машины. Еще пять штандартов ждут за холмами, но и это не все. Дороги от Шаффы до Уль-Хатифа, от Уль-Хатифа до Далеппы и от Далеппы до моря сплошь забиты солдатами. Император собирает свои силы. Весь Юг зашевелился. Рекруты из Кадира и Давы, дикие наездники из Яштавита, свирепые дикари из джунглей Шамира, где мужчины и женщины сражаются бок о бок, - все направляются к северу. Идут сюда, чтобы сражаться за императора.
- Такая сила, и все лишь для того, чтобы захватить Дагоску?
- Больше того - император выстроил флот. Сотню больших кораблей.
- Гурки не моряки. Над морями властвует Союз.
- Мир меняется, и ты либо изменишься вместе с ним, либо будешь сметен с лица земли. Эта война не будет похожа на предыдущую. Кхалюль, наконец, посылает своих собственных солдат, армию, которую готовил много лет. Ворота великого храма-крепости Саркант - там, высоко в бесплодных горах, - открылись. Я видел это. Выступает сам Мамун, трижды благословенный и трижды проклятый, плод пустыни, первый ученик Кхалюля. Они вместе нарушили Второй закон, вместе поедали человеческую плоть. За ним идет Сотня Слов - все едоки, последователи Пророка, взращенные для битв, выкормленные за эти долгие годы, адепты боевых дисциплин и высокого искусства. Такая опасность не вставала над миром со Старых времен, когда Иувин сражался с Канедиасом. Или с тех пор, когда Гластрод прикоснулся к Другой стороне, чтобы открыть ворота в нижний мир.
"И прочая ерунда. Жаль. Вначале он показался мне на удивление здравомыслящим для мага".
- Ты хотел дать мне сведения? Тогда оставь свои сказки и скажи, что случилось с Давустом.
- Здесь был едок. Я чую его запах. Обитатель теней, чья единственная цель - уничтожать тех, кто противостоит пророку.
"И меня в первую очередь?"
- Твой предшественник не покидал этих покоев. Едок забрал его, чтобы обезопасить изменника, работающего внутри города.
"Вот! Теперь мы говорим на моем языке".
- Кто этот изменник? - Голос Глокты звучал нетерпеливо, пронзительно и резко даже для его собственного уха.
- Я не прорицатель, калека, и даже если бы я мог дать тебе ответ, разве ты бы мне поверил? Каждый должен учиться со своей скоростью.
- Ба! - раздраженно воскликнул Глокта. - Ты прямо как Байяз. Вы говорите, говорите, говорите, и в конце концов оказывается, что вы не сказали ничего! Едоки? Все это чушь, старые басни!
- Басни? Разве Байяз не брал тебя с собой в Дом Делателя?
Глокта сглотнул, крепко вцепившись дрожащей рукой во влажный камень подоконника.
- Ты все еще не веришь мне? Ты медленно учишься, калека. Разве я не видел, как стекаются к Сарканту рабы из всех стран, завоеванных гурками? Разве я не видел, как их бесчисленные колонны загоняют в горы? Все, чтобы кормить Кхалюля и его учеников, чтобы все больше и больше увеличивать их могущество! Преступление против Бога! Нарушение Второго закона, начертанного в огне самим Эусом! Ты не веришь мне, и, возможно, с твоей стороны мудро не верить мне. Но с первым светом ты увидишь, что гурки здесь. Ты насчитаешь пять штандартов и поймешь, что я сказал правду.
- Кто предатель? - прошипел Глокта. - Ответь, мерзавец, хватит загадок!
Тишина. Шум дождя, журчание воды, шелест ветра в занавесях возле окна. Разряд молнии осветил каждый уголок в комнате. Ковер был пуст. Юлвей исчез.
Воинство гурков медленно продвигалось вперед пятью огромными колоннами - две впереди, три с тыла, - перекрывая весь перешеек от моря до моря. Они двигались согласованно, не нарушая четкого строя, под гулкое буханье огромных барабанов, шеренга за шеренгой, и звук их одновременно опускающихся сапог был подобен далекому грому в прошедшую ночь. Солнце уже успело слизать все следы прошедшего дождя и теперь сверкало зеркальным блеском на тысячах шлемов, тысячах щитов, тысячах мечей, на сияющих наконечниках стрел и панцирях. Целый лес блестящих копий неуклонно продвигался вперед - безжалостный, неутомимый, неодолимый прилив людского моря.
Солдаты Союза были расставлены цепочкой по верху городской стены. Они сидели на корточках за парапетом, сжимая свои арбалеты и нервно поглядывая на надвигающееся войско. Глокта чувствовал их страх.
"И кто может их винить? На каждого уже сейчас приходится по десять гурков".
Здесь, наверху, на ветру, не рокотали барабаны, не звучали приказы, не было поспешных приготовлений. Здесь стояла тишина.
- Пришли, значит, - проговорил Никомо Коска, с широкой улыбкой глядя на открывающееся перед ним зрелище. Он один не выказывал никакого страха.
"У него либо очень крепкие нервы, либо очень слабое воображение. Такое впечатление, что ему все равно - бездельничать в притоне или ожидать смерти".
Коска поставил одну ногу на парапет, в его руке болталась полупустая бутылка. На бой наемник оделся почти так же, как на пьянку: те же расползающиеся сапоги, те же протертые штаны. Единственной уступкой, которую он сделал для поля брани, была черная кираса, спереди и сзади украшенная травленым золотым орнаментом. Кираса тоже знавала лучшие дни - эмаль облезла, заклепки покрылись ржавчиной.
"Однако когда-то это было настоящее произведение искусства".
- Отличные у вас доспехи, как я погляжу.
- Какие? А, это… - Коска глянул на свою кирасу. - Ну, возможно, в свое время так и было, но за годы они сильно поизносились. Слишком часто мокли под дождем. Это дар великой герцогини Сефелины Осприйской в награду за победу над армией Сипани в пятимесячной войне. Был преподнесен вкупе с заверениями в вечной дружбе.
- Хорошо, когда у тебя есть друзья.
- Да не особенно. В ту же самую ночь она подослала ко мне убийц. Мои победы сделали меня слишком популярным среди ее подданных. Сефелина побоялась, что я попытаюсь захватить власть. Мне подсыпали яд в вино. - Коска надолго приложился к бутылке. - Моя любовница погибла, а мне пришлось бежать, не взяв с собой почти ничего, кроме этой чертовой кирасы, и наниматься на работу к принцу Сипани. Старый мерзавец платил мне вдвое меньше, но я смог повести его армию против герцогини и увидеть, как отравили ее саму. - Он нахмурился. - Лицо у нее стало голубым. Ярко-голубым, представляете?.. Никогда не стремитесь к особой популярности, мой вам совет.
Глокта хмыкнул.
- Чрезмерная популярность едва ли является самой насущной из моих забот.
Виссбрук громко откашлялся, недовольный тем, что на него не обращают внимания. Он указал на бесконечные ряды войск, марширующие вдоль перешейка:
- Наставник, гурки приближаются.