Повскакали мы, это, с коек и на палубу. Мамочки мои, наверху погода-то по-серьезному даеть. Только на ногах удерживайся. Смотрим - и в самом деле, низкий, черный, и не параллельным курсом, а напрямик на нас кроеть. То зароется по самую палубу в волну, то, значит, опять выскочит. Мы рты поразевали, стоим и что дальше делать - не знаем. А этот, значит, все ближе и ближе. Потом вдруг - р-раз! - подняло его на гребень и - ф-фьють! - мимо правого борта. Пронесло... Мы опять в кубрик полезли. Вдруг этот вахтенный как заореть: "На корме! Глядите! В кильватере!"- и как грянется по трапу в машину. Мы как глянули и чуть тоже не рванули с палубы кто куда. Этот черный развернулся, значит, на полном ходу, парусами почти до воды достал, потом выправился и - за нами... Тут, скажу вам, у мене внутри тоже вроде забулькотело. "С чего бы это он? - думаю. - И как при таком ветре поворот оверштаг сумел?" А черный, значится, все наседаеть. Уже метрах в двадцати за нашей кормой прыгаеть. Тут вахтенный из машины выскакиваеть и уже не ореть, а хрипом таким говорит: "Кончаемся, братцы. Машина обороты сбавляеть по неизвестной причине..." - и на карачках по трапу на мостик к капитану. Мы, конешное дело, за ним. Капитан сам за рулем, волосы дыбарем, глаза аж светятся... "Давай, - кричит, - SOS! Сейчас море будет из наших жен вдов делать!" Ну, тут, значится, радист и сыпанул сигнал на всю железку. Только отбарабанил все, что в таком случае положено, наша старушка как прыгнеть вперед, как рванеть... К делу кто-то прожектор засветить догадался. Навели свет на корму, смотрим - в кильватере яхта учебная, вся в пене, уже полузатонула, и паруса - в клочья... Откель ее, горемычную, сорвало, так и осталось неведомо. Не успели прожектор погасить, как она дно показала. Вот оно как в море бывает...
Засольщик в телогрейке умолк и сплюнул в сторону.
- А что у вас с машиной-то приключилось, почему обороты теряла? - спросил молодой матрос, с наивным восхищением слушавший рассказ.
- А вот что. Когда яхта, значится, мимо нас проскакивала, в воде швартовый конец от нее на наш винт навернуло. Ну мы ее как бы на буксир взяли. Машина ход потеряла. Потом конец перетерся, винт получил ход, мы и прыгнули...
- Ловко врешь!.. - сказал кто-то.
- Хошь - верь, хошь - проверь, - пожал плечами рассказчик.
Кругом засмеялись.
- Ребята, а вот я однажды попал в такой...
- Слева по борту судно под норвежским флагом! - закричали с мостика.
Все разом вскочили.
Уже заметно посветлело, и в этом тусклом белесом свете был довольно хорошо виден приближающийся к "Быстрому" низкобортный кораблик с двумя грузовыми стрелами у невысоких мачт. На корме его двумя арками поднимались траловые дуги, на которых темными складками висел трал, видимо недавно поднятый и еще не уложенный вдоль бортов.
- Такие же рыбари, как мы, - сказал кто-то. Через несколько минут суда сошлись на расстояние голоса.
Норвежец слегка отработал назад, чтобы погасить скорость, и застопорил машины. И тотчас на палубу из внутренних помещений стали подниматься рыбаки. Неторопливые, бородатые, все, как один, одетые в серые парусиновые куртки, они степенно подходили к поручням, облокачивались на них и спокойно смотрели на русский траулер, перебрасываясь короткими, сквозь зубы словами. Из ходовой рубки вышел широкий седой старик в синем свитере и, быстро перебирая ногами, боком, как краб, сбежал по трапу на палубу. В руке его отсвечивал белой жестью мегафон. Подойдя к борту, он поднял мегафон и отрекомендовался по-английски:
- "Фиск" из Тромсё. Капитан Хельмар Диггенс. Мы приняли "SOS". Что случилось со "Сверре"?
- Траулер "Быстрый". Мурманск. Выясняем причину катастрофы, - ответили с мостика.
- Что у них там стряслось? - переспросил Диггенс.
- Ничего не известно. Наши люди на борту "Сверре".
- Нужна помощь? - немного подумав, спросил Диггенс.
- Еще не знаем.
- Не по-нашенски делают, - сказал молодой засольщик. - Наши прямо пошли бы к "Сверре" и стали бы помогать.
- Не положено. Права такого нету, - сказал матрос, стоящий рядом.
- Какое там право, если люди гибнут? - удивился засольщик.
- Ты, парень, видать, недавно в море и ничего не знаешь. Есть такое
международное правило. Называется "сэлвидж контракт" - договор о спасении" Вести спасательные работы имеет право только тот, кто первым подошел к гибнущему судну. Вот если договорятся капитаны, тогда могут спасать вместе. Ведь за спасение платят специальную премию.
- И нам тоже заплатят? - с любопытством спросил засольщик.
Матрос посмотрел на засольщика, как на школьника.
- Запомни, парень: мы никогда не зарабатываем на несчастье других.
Тем временем Диггенс о чем-то договорился с Сорокиным, и траулеры начали медленно сходиться. С обоих кораблей за борта выбросили кранцы, и через минуту "Быстрый" мягко вздрогнул от толчка. С палубы на палубу полетели швартовые концы, и вскоре суда закачались борт о борт на одной и той же волне.
Диггенс, вблизи похожий на треугольник, вершиной поставленный вниз - такие широкие у него были плечи, - перешел на "Быстрый". И почти сразу же вслед за этим от "Сверре", отогнанного течением кабельтова на три, отвалила шлюпка и запрыгала на водяных горбах, взмахивая стрекозиными крыльями весел.
Диггенс и Сорокин прошли в кают-компанию. Капитаны сели за стол друг против друга. Норвежец со сдержанным любопытством оглядел помещение, потом вынул из кармана трубку, набил ее табаком и закурил.
- Мы приняли "SOS", - повторил он.
- В какое время? - спросил Сорокин.
- Пять двадцать пять по Гринвичу.
- Ага! И сигнал больше не повторился?
- Нет. Мой радист слушал эфир непрерывно.
- У вас есть текст?
- Да.
Диггенс достал из кармана листок и подал его Сорокину.
Капитан прочитал текст.
- Точная копия нашего. Что вы хотите знать?
- Все.
Сорокин усмехнулся:
- Я тоже хотел бы знать все. А пока знаю только водоизмещение "Сверре" и то, что он не отвечает ни на какие сигналы.
Диггенс выпустил изо рта клуб дыма и положил на стол руки, похожие на узлы канатов.
- Мы отправили на "Сверре" шлюпку для выяснения дела, - сказал Сорокин.
- Будем ждать вашу шлюпку.
- Кофе? - предложил Сорокин.
- Икке, - сказал Диггенс. - Не надо. Благодарю.
- В каком районе вы ловите? - спросил Сорокин чтобы поддержать разговор.
- Зюйдкап.
- Удачно?
- Ит дазнт метэ. Сносно. А вы?
- Район Копытова и Медвежинской банки.
- Хорошо?
- Неважно. Идет только морской окунь.
- Мелкая треска стала на Баренц, - сказал Диггенс и поковырял в трубке каким-то гвоздем, привязанным черным шнурком к чубуку. - Вся хорошая треска уходит к Исланд.
С палубы донеслись топот ног, громкие голоса, потом раздались шаги по коридору, дверь кают-компании распахнулась, и вошли Гришин, Кравчук и Агафонов.
Диггенс сунул трубку в карман и грузно, всем телом повернулся к вошедшим.
Лицо у Гришина было бледным и каким-то остановившимся. В руках он держал толстую тетрадь в черном клеенчатом переплете. Агафонов и Кравчук тоже выглядели растерянными. Они исподлобья смотрели на матросов, набившихся в помещение, как будто не веря, что вернулись на родное судно.
- Ну что там? - нетерпеливо спросил Сорокин.
- Плохо, - сказал Гришин и положил на стол перед Сорокиным тетрадь в черной клеенке. - Вот судовой журнал "Сверре". Они там все мертвые, Владимир Сергеевич...
В кают-компании наступила такая тишина, что стало слышно, как внизу, в машинном отделении, воет осветительное динамо. Потом кто-то чертыхнулся шепотом. Сорокин так резко повернулся к старшему помощнику, что стул под ним взвизгнул.
- Что такое?
- Они умерли, - повторил Гришин. - Все умерли. Капитан, штурман, матросы. Двадцать два человека.
- Почему?
Гришин не ответил и потянулся к графину с водой. Кто-то налил стакан и протянул ему. Старший помощник выпил воду двумя большими глотками и вытер ладонью пот со лба.
Диггенс, прислушивавшийся к словам незнакомого языка, спросил:
- Hvad vad snakker? What does he speak?
- Команда на грузовике мертва, - перевел Сорокин. - Причина не выяснена.
- Дэм! - произнес норвежец и стал шарить по карманам. Найдя трубку, он выколотил ее о край стола и снова засунул в карман.
- Рассказывай все толком, - кивнул Сорокин Гришину.
- Ну... мы поднялись на палубу, - начал старший помощник. - Я несколько раз окликнул: "Эй, на борту!" Никто не ответил. Ни на юте, ни на баке никого не было. Никаких следов паники или аварийных работ. Ничего... Тогда мы поднялись в ходовую рубку. Она была освещена, и мы сразу же увидели капитана. Он лежал между гирокомпасом и рулевой колонкой. Вернее, не лежал, а полусидел, прислонившись спиной к стойке компаса... Лицо... страшное было у него лицо. Как будто перед смертью он кричал или задыхался...
Гришин снова провел ладонью по лбу, вытирая пот.
- И глаза у него были открыты. А на губах - пена... вроде как у эпилептика...
- Мы все так и подались к выходу, - сказал Кравчук. - Лицо у него было, как у удавленника, - такое темно-красное, с синевой...
- Такие бывают, когда человек умрет от угара, - сказал Агафонов.
- Да, похоже на угар, - подтвердил Гришин. - Мы несколько минут стояли, не зная, что делать. Потом начали осматривать рубку, чтобы понять, что его так испугало...