Ничего себе зубы, не прокуренные. Когда рыжий панк выговорился, беседу продолжил Лито, рассказывая обо мне:
– Именье свое позабыл, Стожарово тожде, и волена своего, князя Всеволода, худо пометствует. А речет како чудно – исто мохлют[32] ! Тебя не признал, ведь.
– Мстиславка! – взревел рыжий. – Уж, мню, Гнедана-то помнишь?!
– С трудом, браток. Рожа твоя, не скрою, чем-то родным отзывается, но не более того.
– Эка! Гнедан я! Ну, имай тебя карачун! – Он явно беспокоился. – Чуй, Славко: горко мне ведать про твою беду! Рцы, како дело было в шуме лесной?! Кто тя извражил?
– Так. Объясняю специально для рядового Гнедана. Очнулся – дождь. Вокруг деревья растут. А что было раньше – накрыто этим… мраком тайны, понял? Проще говоря, не помню. Вопросы есть?
Вопросы были, но я решил лучше вернуться в дом и осмотреть личные вещи, оставшиеся в наследство от прежнего, настоящего Мстислава. Гнедан подавленно повел свое копытное в конюшню, а мы с Лито поднялись наверх, в «gornitsa» – так они называют второй этаж.
Мой флэт[33] оказался довольно размерным: два непрозрачных от пыли окна, затянутые каким-то полимером, посередине стол бурого дерева и у стены обширный сексодром[34] , застеленный цельной медвежьей шкурой букозоидов на полтысячи. Взгляд метнулся вокруг в поисках кресел, видеодвойки, музыкального центра, ноутбука Compaq с глобальным интерфейсом и прочих насущных мелочей обстановки – но тщетно. В наличии имелись только клетки с певучими птичками, подвешенные под потолком у окна.
– Кстати о птичках, – сказал я, мрачно присаживаясь на краешек стола, – где мой любимый ящик?
Имелся в виду телевизор, но Лито не понял. Он указал на сундук, заполненный каким-то трэшем[35] .
– … – брезгливо поморщился я.
Известно, что бывает в таких сундуках: горы чужого белья и юзаные носовые платки. Как ни странно, ничего подобного в боксе не обнаружилось, но зато там хранились разные чумовые фенечки. Я попросил Лито вкратце обрисовать их назначение и тут же узнал, что раскрашенный кусок дерева с тремя струнами – это «goosli yarovchatie», драная рубашенция, усеянная заплатами в духе шок-кутюра – «goonya kalitskaya», a вот эво – «poteshnaya lichina» (речь шла об огромной маске медведя с ушами и гопническим оскалом немалых клыков).
Фенечки были крутые, но пусть пока полежат в боксе. Порывшись еще немного, я извлек виток бересты, запечатанный чем-то вроде засохшей жвачки. Лито беспечным тоном объяснил, что сие есть циркуляр, полученный на имя Мстислава Лыковича от шефа, князя Всеволода. Почтальон (или, по-местному, «пословный человек») привез его позавчера, то есть на второй день моего драматического отсутствия в лесу. Поскольку к тому времени все уж решили, что я отбросил коньки и в корреспонденции не нуждаюсь, начальственный документ был засунут в ящик и незаслуженно забыт.
Мне взгрустнулось: не люблю вступать в переписку с инстанциями. Мысленно отсылая одряхлевшего князя к праматерям, я взломал восковую печать и тупо уставился в узорчатые строки на бересте.
– Пособи-ка, браток, я что-то очки дома забыл, не разберу… – обратился я к Лито. – Ты молодой, у тебя и глаз-то поострей моего будет, – добавилось машинально, но слепой эльф не обиделся.
Он подошел и быстро затыкал пальцем по бересте, разбирая невнятные резы.
Мстиславке холопу князя Всеволода слово. Доспей ко мне стрелой ибо служба тебе есть. Ведай княжье слово законное. Всвлд Х.
Я решил, что сапоги мне пока не жмут и служба подождет. Я по натуре своей пацифист и войне непротивленец, потому что графа Толстого читал в детстве, и не раз. Князь небось неспроста холопов под ружье скликает. Захотелось старику поиграть в войнушку, соседям морды понастучать. Не-е-е. Я пас.
Я холоп. Холопу и место на черном дворе, на кухне. У стола.