Игорь Иванович напряженно растянул рот, пытаясь рассмеяться настойчивее прежнего, но сосредоточенность все же взяла свое.
- Одни насмешки у тебя на уме.
- Никак нет, не одни. Они у меня только так - в нагрузку к запредельно серьезным мыслям о наших сложных, опасных и секретных операциях… в разгрузку, вернее.
Глаза начальника сверкнули смехом, но отсветы потускнели, глаза его снова потухли. Сдает он, Игорь Иванович. Сильно сдает.
- Пришло же тебе в голову такое решение… Ежом перед нашим строгим Снегиревым предстать…
- Не мог я с ним серьезно задачи наши решить. Не обернулся бы я при нем ежом - мы бы с ним еще раньше рассорились… а вскоре перессорились бы насмерть и расстались бы под конец, ненавидя навек друг друга, как враг врага. Я моими насмешками ему хмурые мысли в голову вбил, а мрачные - выбил. Согласитесь, веселая вражда, все ж не жестокая. Я ж его другом, а не недругом стать собираюсь, пусть нам и не всегда просто дается общество друг друга терпеть. А что ежа образ выбрал… Согласитесь, не худший же вариант - под колючками почти пушистый зверек.
- Слава, сколько же зверей ты в свою голову запустил?
- Столько, сколько для дела нужно. Я же у вас не простой "волк", а - волшебный. "Оборотень" я у вас, Игорь Иванович.
Начальник, наконец, запамятовал о наших невзгодах и рассмеялся, хоть краем рта, но радостно и искренно. Я рад, что он смеется. Так всегда - когда грустен мой начальник, тогда и меня тоска берет, а когда радостен Игорь Иванович, и я радость беру. Из одного мы с ним всегда кубка пьем - что брагу горькую, что вино кислое, что мед сладкий - все… и всегда до дна. И не в одном старом дело. Многим я ему обязан был, он мне немалым обязан стал. Только дело в другом. Он мне не просто начальник, а я ему - подчиненный. Мы друг другу не просто соратники. Он, командир мой, как отец мне, а я, боец его, как его сын. Он один обо мне все время думает, всеми силами оберегает, как и я - его. Все я за него отдам, за Игоря Ивановича Загоройко, как за страну свою великую.
- Сказочник ты у меня, Слава.
- А как же? Служба такая - сказки да легенды для людей сочинять.
- Немудрено, что ты Снегирева замучил.
- Виноват, Игорь Иванович. Он меня, просто, раззадорить старается, а я и так задорный - вот и выходит, что у него только разозлить меня получается.
- Вижу, долго вы с ним вдвоем не выдержите.
- Трудно нам с ним - особенно последнюю неделю тяжело стало. Он, просто, к стае привык, а я - к одиночеству.
- Ничего, не долго вам осталось общество друг друга терпеть. Время подходит.
- Понял я, что подходит.
Игорь Иванович стряхнул с кителя только ему заметную пылинку, кивнул головой, оглянулся на одиноко стоящее дерево.
- Наш человек еще не попал под подозрение. Но они подозревают, что среди них чужой.
- Понял.
- Через шесть суток ты в ночь выезжаешь.
- Шесть суток?
- Время не ждет. Заканчиваешь подготовку, возвращаешься и - вылетаешь.
Я мысленно пронесся по маршруту, проехал на поезде по рельсам, проплыл на пароме по морю, промчался на машине по дороге и пролетел на самолете по воздуху. Черт… Из Москвы - в Петербург, из Петербурга - в Осло, из Осло - в Берлин, а из Берлина… Стоп. Дело осложнилось. Мне придется поехать и в Тронхайм. Я в таком деле без страховки никак не обойдусь. А свои страховочные документы и деньги я оставил в Тронхайме. А главное, - я оставил там свою технику, о которой командир не гадает не ведает.
- Понял. А вы мне сутки в одном глухом и тихом городке на ваше решение в качестве кости подкинете?
- В тихом и глухом, нет, а… Ты через обе столицы поедешь.
- А в одной из столиц на ваш выбор сутки подкинете?
- А что ты в них не видел?
- Ничего из того, что за последние годы перестроилось.
Игорь Иванович разом поник и посуровел.
- Старайся, Слава. Выбейся из сил, только сделай все, как следует…
- Сделаю.
- Я так устал, Слава.
- Я тоже.
- Ничего, на кладбище отдохнем.
- Мне и на кладбище особо отдыхать не придется, Игорь Иванович… Меня ведь даже похоронят под чужим лицом, под чужим именем… Так что служба моя и после смерти пойдет своим чередом - отставки мне и посмертной не видать вовек.
- Прилетишь - проверишь все подходы.
- Так точно.
- Ты поосторожнее только, потише.
- Так точно, Игорь Иванович, - ниже травы, тише воды.
- И нервы в порядок приводи срочно. Сорвешься - так только в пропасть. Сорвешь ты операцию, я тебя… Ясно тебе?
- Ясно.
Игорь Иванович - единственный человек, которому я подчиняюсь, и единственный человек, который обладает связными сведениями обо мне. Зато по его приказу я исполняю все задачи - просто все. Я у начальника и следопыт, прослеживающий скрывающихся, и следователь, выпытывающий скрываемое. У него я и оборотень, меняющий обличья, и волшебник, обращающий свою слабость в силу, а чужую силу в слабость. Сильных я - совращаю и подавляю, а слабых - освобождаю и соблазняю. Я убеждаю умных и задуряю глупых. Так ведь у людей заведено - умные готовы противостоять только глупости, а глупые - только уму. Добрые - сражаться с одним злом, а злые - с добром. Я просто применяю против противника его же оружие, всегда помня, что в вооруженной мечом руке щита нет. На готовую к нападению, а не к защите, руку я обычно и нацеливаюсь, и набрасываюсь. Я знаю людей. Мне известны их страхи и желания - и явные, и скрытые. Мне неведомы их страхи и желания - они изучены мной. Так что я, "волк", вижу их, людей, всегда четко и ясно - как снаружи, так и изнутри. И, как серый волк, я вербую друзей и убиваю врагов, ворую чужое и возвращаю свое, повинуясь Ивану царевичу, - точнее, Игорю Ивановичу. Я пускаю в ход все силы и все оружие. Кладу в могилу или в постель всех, на кого мне начальник пальцем покажет, и терзаю волчьими клыками все страны, в которые он ткнет пальцем на карте. У меня есть лишь один принцип - служить Отечеству. Других - нет. Никаких. И пусть некоторые несведущие меня презирают, - мне плевать. Самураи всегда смотрели свысока на ниндзя. Но еще ни один правитель не обходился одними самураями - все властители обращались при нужде к таким, как я.
Я начал загружать в голову мысли Ульриха Ларсена, готовясь надеть его лицо и стать им, - человеком, в обличии которого я обычно брожу по белу свету за пределами наших секретных частей, в которых я появляюсь под другими именами и лицами.
Глава 7
По воде, по земле, по воздуху… Петербург оставил в памяти такой же серый след, как Тронхайм. Будто везде теперь так промозгло и сумрачно. Пока плыл - штормило, и я не выспался. Из-за дорожных передряг не выспался и в Тронхайме. Хмурое предгрозовое небо подсказывает, что будет турбулентность, и я снова не высплюсь, вылетев из Осло и прилетев в Берлин. Сижу в ожидании крыльев уже с час и слепо смотрю в потолок - скучаю. А от скуки и нервничать начинаю сильнее - вида не показываю, а неспокойно становится.
Есть хочется жутко. Такой голодный, что проглотил бы… Но Степан Петрович не одобрил бы такой прожорливости перед ответственным делом. Остается только тихонько радоваться, что в стране с мясом трудно и меня ничто особо не искушает. Разве что рыба. А рыба тоже вообще неплохо… Привык я к ней - за семь лет трудно не привыкнуть. И к стране этой - привык. С годами мне ее даже покидать тяжело стало. Нравится она мне - норвежцы. И страна их нравится - Норвегия. Я и к шведам притерпелся, и к немцам притерся, и к англичанам подход нашел, но только с русскими и норвежцами я на одном языке разговариваю. Не в смысле, что я не знаю шведского, немецкого и английского, - имею в виду, что одних норвежцев я понимаю почти так же хорошо, как наших - русских.
Немец в строгом облачении кабинетной крысы оторвал меня от размышлений - обратился ко мне на английском с банальным вопросом и видимой охотой поговорить со мной на английском. Ответил ему на норвежском, что не понимаю, и погрузился обратно в мысли, не обращая на него больше никакого внимания. Надо мне подумать о страховке. У меня память ясная - на корке четко записано, что, кроме себя, никому доверять нельзя… не положено по приказу рассудка, а его приказы не положено оспаривать. Я воробей стрелянный - и стреляли в меня не только враги. Ведь в нашем деле всякое бывает - я во все планы начальства не посвящен, не все замыслы противника мне известны. Одни могут меня схватить, другие - от меня отречься в скверном случае или свалить все на меня в отвратной ситуации.
Смотрю на засвеченный экран компьютера так же отрешенно, как всегда - в пустой патронник. Захожу на неизвестную территорию и запускаю "отмычку". По серьезным личным делам я вынужден выходить на связь по незащищенным линиям, защищаясь лишь выходом через линии третьих лиц. Что ж… Чужая открытая мне система, чужое соединение - моя связь. Код моего подключения непросто отследить и мое местонахождение определить сложно. Сигнал пойдет из незнакомого мне места, из Финляндии. Подключаюсь, пишу на шведском непростым шифром.
- Как дела, Швед? Не затосковал на чужой земле, не заскучал с нашими русскими?
- Скучать с нашими русскими на воле не то, что с нашими шведами - в тюрьме.
- Это точно.
- Я в Карелию через неделю рвану.
- Отпустили?
- Отпуск все же.
- Вперед в поход?
- Точно, Охотник. Не все же мне на экран смотреть. А главное, - Вейкко приедет.
- Это финн экстремальный, старый походный приятель?
- Финн - я про него писал.