– Свинина – это хорошо, – заметил Петрович. – Особенно если её этак прожарить как следует со всех сторон, и соус к ней подать острый. Ткемали там, или что-то мексиканское.
И он изобразил нечто вроде вращения шампура. Меняются люди с годами. В старые времена именно Петрович громче всех орал: "Горячее сырое не бывает", и в результате очень напоминал упыря. То, что он ел, оно не то что горячим – теплым не было и кровушкой брызгало.
– Прожарят, – заверила его Елена. – Не волнуйся. Будет специальный человек, который займется мясом.
– О как! – Соловьева даже сморщилась. – Специальный человек! А где будет происходить сие действо?
– Папенька свой охотничий домик мне под это дело выделил, – кукольным голосом сказала Шелестова. – И сразу скажу – да, у моего папы есть охотничий домик. И не только тут, в Завидово, а еще и в Испании, в Валенсии. Точнее, там он не очень-то и охотничий, он там в основном рыбу ловит… Неважно, короче.
– Салаты, – сообщила Таша, опередив Соловьеву, которая собиралась что-то вякнуть. – И апельсинок. А – еще кампари. Я это все очень люблю поглощать.
– Будет тебе и то, и другое, и третье, – пообещала Шелестова, слезла со стула и повернулась ко мне. – Ну, а ваше пожелание, дорогой шеф? Может – котлеток "де-воляй"? Или что-нибудь эдакое под соусом "шеврей"?
– Не отказался бы от порционных судачков "а-ля натюрель", – на автомате ответил я, прикидывая, как бы так половчее отказаться от данного заманчивого предложения. Нет, Завидово, горячее мясо, холодная водка – это все прекрасно. Но к этой благодати прилагаются еще мама, папа, младшая сестра…. Если бы только родители – еще ничего, хотя это тоже не фонтан. А вот младшая сестра мне совершенно не нужна. Она, Шелестова и Вика в одном месте? Да я лучше прямо сейчас пойду и стекла нажрусь. Или вниз головой из окна сигану. Ей-ей, есть масса куда более простых способов лишить себя жизни.
У меня даже живот заныл от картины, которую я представил. Неприятно так.
– Как скажете, – деловито сказала Елена, кивнув.
– А мне этого, как его…. – Самошников защелкал пальцами, но был тут же осажен и поставлен на место.
– Виски будет, не волнуйся. И закуска к нему тоже, – заверила его Шелестова.
– Фу, – Соловьева только что на пол не сплюнула. – У тебя от прогиба позвоночник не хрустнул?
– Не-а, – Шелестова вышла на центр комнаты, легким движением встала на "мостик" и сообщила всем, глядя на нас снизу вверх: – Я на гимнастику пять лет ходила. В большой спорт не рвалась, но растяжка по жизни вот, пригождается иногда. Я и на "шпагат" могу сесть.
– Она о другом говорит, – мягко объяснила ей Вика. – О том, что нельзя вот так, беспринципно, не сказать – бесстыдно…
– Все-все, – Шелестова вернулась в вертикальное положение, причем без посторонней помощи, и замахала руками. – Я знаю, что вы скажете. Вот интересно как выходит, – если хочешь приятное хорошему человеку сделать – обязательно найдется тот, кто в тебя кинет камень. Да, он наш начальник – но что с того? Вот есть у меня желание сделать так, чтобы он хоть один вечер отдохнул от своих забот, простое и незамысловатое, – и то его вывернули наизнанку. Ну ладно Мэри, с ней все понятно – нелюбовь к ближнему своему, это смысл ее жизни. Но вы-то, Виктория Евгеньевна?
Голос ее был полон мягкой грусти и даже какой-то назидательности. Нет, это не девка, это сатана. Не дай бог кому-то в такую влюбиться – это не жизнь у человека будет, а хождение по лезвию ножа. Ежедневное.
Я скорее поверю, что на Луне жизнь есть, чем в простоту ее замыслов, явно какую-то каверзу задумала. И ведь даже не поймешь – какую.
Вика даже не нашлась, что Елене ответить. Она в наступившей тишине похлопала глазами, посопела – и промолчала. Партия осталась за Шелестовой, а я, не прикладывая особых хлопот, решил вопрос, как мне на этот праздник не ходить. Викиной ноги там точно не будет, а, стало быть, и мне особо это мероприятие теперь не светит. Нет-нет, ее "Мы не идем", которое прозвучит, как только за нами закроется дверь моего кабинета, мне глубоко безразлично, но как некий официальный повод подобное сойдет. Точнее – пусть Вика сама повод и выдумывает.
– Да, люди, – Шелестова явно решила сменить тон разговора. – Чтобы было понятно – это вечеринка только для своих. С родителями, сестрой и прочей родней я его буду праздновать накануне, там будет скучно и пафосно. А для себя – только с вами. Единственное – может, пара моих подружек будет, Лера Волкова и Наташка. Они молодые, красивые, незамужние, и им очень хочется с моими коллегами познакомиться. Тут, я так полагаю, возражений быть не может?
– Какие тут возражения? – весело ответил Самошников, переглянувшись со Стройниковым. – Особенно если они красивые и незамужние.
– Так что не обижайте меня, приезжайте, а? – лицо у Шелестовой стало беззащитно-детское. – У нас так мало поводов увидеться вне этих стен. Правда, будет весело! По транспорту – я у папки попросила микроавтобус, он всех довезет туда и обратно, точку сбора потом определим. Серег, Петрович, Ксюшка? Кстати – в тот же день возвращаться вообще не надо будет, дом большой, места всем хватит.
– Я буду, – пробормотал Петрович. – Правда, я скучный гость…
О как. Диспозиция поменялась. Сестренки, похоже, не будет.
Зима. Лес. Сугробы. Дымок от мангала. И водка, ледяным комком проскальзывающая в желудок. А там еще и незамужние подружки… Лера Волкова. Красивое сочетание имени и фамилии, мне нравится. Кхм… Хотя – какие мне подружки, черту старому? Мне бы просто воздухом подышать и мозги проветрить, это вон молодняк пускай за сердца прекрасных дам бьется.
Не хочет Вика ехать – да и холера с ней. Пусть дома сидит, раз такая бука. А я мяса поем на природе.
Я сглотнул слюну.
– Судачки – так судачки, – глазастая Шелестова это заметила. – Будут вам судачки.
– Не надо, – я вспомнил, как в свое время вот так же, не подумав, упомянул первач. И похмелье, которое меня долбило после него, тоже припомнил. Я про это блюдо только читал, что оно из себя представляет – даже не в курсе, так что ну их нафиг, эксперименты. – Я – как все. Не буду отрываться от коллектива.
Романтический настрой схлынул, на смену ему пришли здравые мысли. Вика – ладно, прах с ней. Но вот Азов… Не факт, что он одобрит эту поездку.
– Не исключено, что мы будем заняты, – твердо заявила Вика. – Не обещаю, что сможем приехать.
Выглядело это настолько по-детски, что даже Ксюша, которая никогда не показывала своих эмоций и всегда была на стороне Вики – и та улыбнулась. Несерьезно это все. Надо будет ей объяснить разницу между поведением взрослого человека и капризной девочки. Или пусть ведет себя соответственно, или пускай заканчивает играть в офисные игры. Эти две вещи – они несовместны. Ну и потом, – хочет сама выглядеть дурой – это ее право, но я-то тут при чем?
– Имеется в виду – мы, Виктория свет Евгеньевна, – пояснил я, выправляя ситуацию хотя бы номинально. – Вчера весь вечер Дрюона читала, вот и записалось на подкорку. Елена, прекрасное предложение, но до этого светлого дня еще полторы недели. Думаю, что в следующую пятницу мы все обсудим. Да, народ? Даже лучше – в четверг.
Народ обрадованно загалдел, подтверждая верность моих слов. Нет, друзья, это с ней – в четверг. А с вами – раньше. Подарок надо выбирать, причем что-то такое, нестандартное. И недешевое.
Галдели все, кроме, разумеется, Вики, которая, впрочем, тоже улыбнулась и даже покивала – мол, правильное решение. Сильна она у меня задним умом, все на одни и те же грабли наступает.
Вот еще – надо будет Ленке сказать, чтобы она из ее рук даже конфету не брала. Не думаю, что Вика сыпанет ей в нее стрихнину, но вот слабительное – запросто. Слышал я тут один обрывок беседы между ней и Генриеттой. Они о ядах разговаривали. Как ни странно, сестрица Зимина, похоже, в них замечательно разбиралась, я даже проникся. Причем беседа была с экскурсом в историю – звучали имена кого-то из Борджиа, упоминались также некая королева-мать и девица Ферегонда, уж не знаю, кто была такая эта последняя. А моя хоть и тупит иногда, но учится быстро, и нужные лично ей науки впитывает как губка.
– Ну, а теперь продолжим беседу о планах на год, – я скинул пальто на ближайший стул. – Таша, что с твоими конкурсами? Анонсировать что-то будем?
– Напишем, что их будет множество, – малышка развернула большой сине-красный леденец на палочке и сунула его в рот. – Но без конкретики. Сама пока ничего не знаю, основной упор идет на то, что нам навязал тот пошарпанный дядька, который за Шелей пытался ухлестывать.
А, понятно. "Пошарпанный дядька" – это Валяев, а конкурс… Это конкурс на знание игры, помню.
– Кстати, что там? – давно хотел спросить, все забывал. – Есть победители? Награду не объявили?
– Награду не объявили, – причмокивая, сказала Таша. – А победитель пока только один. Некто Алексей Тихоновский. Судя по письму, которое он прислал – напыщенный индюк.
– Как ты категорична, – удивился я. – Вот так определила, по письму?
– Читали бы вы его, там столько пафоса, – Таша скорчила гримаску. – Но – победитель, у нас все по-честному.
– Ладно, с тобой все ясно, – я повернулся к старому своему дружку: – Петрович, тебя надо анонсировать? Не морщься, это пристойное слово, ничего такого оно не означает!
Петрович флегматично пожал плечами, что означало – "Пишите, что хотите. Моё дело солдатское".
Я уже заметил – в те дни, когда я езжу в редакцию, мне как-то и дышится легче, и дела идут хорошо, и настроение у меня прекрасное. Его даже грозно сопящая Вика испортить не может. Хотя ее пожалеть впору – когда час спустя в моем кабинете она только заикнулась по поводу Шелестовой, я сразу ей сказал: