Исправно жахает вражья граната, чуть подтормаживаю рванувшегося придурка, так… Есть! Моя граната тоже исправно бахает - вот теперь надо вперед, за угол, на колено… Отлично сработало - неопрятных мешков на дне явно прибавилось, кто‑то ворочается у дальней стены - на! Затвор, меня обгоняют остальные, и я оказываюсь в тылу нашего небольшого отряда… Добегаем до угла, попутно тыкая в лежащие тела штыками… Как же все‑таки легко железо в человека входит, даже не по себе как‑то, не приходилось мне еще так… Еще один поворот, тоже с гранатой, но впустую - никого… и дальше приходится остановиться - длинный прямой отрезок, и первый выскочивший из‑за траверса чуть не получает пулю в башку. Едва отпрянул - и еще чуть не полдесятка пуль крошат камень стенки. Опачки, приплыли, походу. Судя по звуку, там метров тридцать, до следующего траверса или поворота… или просто баррикады в ходе сообщения… чорт разберет. В общем - не вариант. Да и, похоже, мы сильно вглубь ушли, этот ход шел от фронта в тыл. Чего дальше делать? Пока пытаюсь сообразить, штурмовик тыкает в нас, крайних пальцем и отправляет 'остальным помочь', остающимся велит готовить гранаты и начинает перезаряжать свою карманную картечницу.
Пока мы бегаем по этим траншеям, все уже как‑то и стихает - успеваем разве что азартно закидать гранатами какой‑то блиндаж с особо упорными защитниками. Не столько поубивали их, сколько поглушили, и несколько штурмовиков, скатившись вниз, устраивают там резню. Узнав в стоящем у входа в блиндаж штурмовике командира отделения, коротко докладываю ему о том, что 'наш' штурмовик ранен, и они сейчас держат ход. Тот в ответ кивает, и тут же отправляет с нами еще людей - пару железяк и штрафников. Когда добегаем, застаем одного штрафника трупом, а штурмовик сидит в углу и бинтует руку, матерясь. Зато и в проходе впереди кто‑то валяется. По команде кинули с десяток гранат, больше для шуму, да на том как‑то все и устаканилось.
Потом, правда, валашцы устроили артналет с дальнего фланга - ага, не очень‑то и достать нас, выходит, минометами точно никак. Да и артиллеристы наши тут же стали критиковать в ответ - и довольно удачно. Ну, те самые пушки еще, что в самом начале лупили - временами поверх траншеи так и лупасят картечью. Это, от занятой линии, еще метров сто вперед - там скалы уступом небольшим - и в них и амбразуры, и опять траншеи - галереи, а вот по флангам - пушки эти картечные в казематах.
Но, эта вся радость нам уже не в этот раз. Мы, получается, на сегодня свое дело сделали.
Едва я, значить, решаю наладиться моментом, вкусить, значить, сладость виктории, и к фляжке тянусь - попить водички, как хрена там с два! Закрутилось опять - всех обобрать, посчитать, патроны и гранаты собрать… Ну да, правда‑то, дело оказалось быстрое - не так много и перебили тут, взвод от силы. Наших потерь вышло тоже не сильно много - штрафников убитых тринадцать человек, и пораненных тяжело, кто сразу не помер, еще несколько, а легких сейчас тряпками перематывают и обратно в строй, несчитво, легкие‑то. А панцирников и вообще всего двое загибли. Один в башку пулю словил, второго гранатами закидали, в клочья рваный, один панцирь и остался, считай. Отмоют, отрихтуют, тканью обтянут - и будет как новенький. Панцирь‑то, не солдат - того только что не в мешке хоронить. А с 'нашего' штурмовика - смотрю - врач ихний, тоже в кирасе, только с медицинской сумкой на боку - тянет с груди пулю! Вот те и раз - похоже, неплохая там пластина‑то дополнительная на груди стоит - патрон‑то мощный, как с калашникова, даром, что пуля со свинцом - ан вишь - пробить‑то пробила, да и все тут, выдернул ее врач клещами своими, и давай вату в дырку пихать. Потом перебинтовал, а этот отморозок, раненный‑то - давай на себя обратно кирасу напяливать. Дальше воевать, значит, хочет. Ну, а раз такое дело и пока никаких команд нету - надо и мне с ним держаться - да и остальные двое из нашей группы как‑то к нему подтянулись. Он посмотрел на нас, хмыкнул, да и не сказал ничего.
А потом вдруг началось. Замолотили пушки с флангов, картечь воет - башку не высунуть. От тех ходов, что вглубь обороны идут - орут, мол, в атаку валашцы полезли! Ну, оно ожидаемо, что уж. Вот только как встретить‑то? Над бруствером так и шваркает картечь, щелкает по камням. Высовываться, чтобы пострелять - ну совсем не получится. А им тут и бежать всего ничего. Тут штурмовики орут, теснят нас, по группам разгоняют, по отноркам да блиндажам. Зачем это? Сейчас же попрыгают сюда валашцы - и как мы этих, гранатами нас закидают к демоновым родственникам. И ведь и пушкари наши не помогут нам - слишком тут близко. Вот и валашские пушки смолкли - подошли, значит, пехотинцы…
Только, тут опять неожиданность получилась. Звук‑то только потом расслышал, да и не особо расслышишь с километра‑то, в этом шуме. А вот пули - свистят приятно. В общем, пулемет наш заработал. Любо - дорого слушать. Представил я себе, что эта каракатица способна со своего тяжелого станка, да в опытных руках с километра сделать - и даже улыбнулся. Пусть и не с фланга, но очень хорошо пройтись может, особенно если плотной группой идут. Ну, да, правда что, потом выяснилось - это я немного поторопился. Враги рванулись несколькими группами, попутно забрасывая гранатами тех, кто засел в ходах сообщения - мы там еще троих черных и одного штурмовика потеряли, да раненых с десяток. Ну и одна группа пехоты плотно попала под пулемет - а остальные две браво так добежали, и в окопы ссыпались. Прямо перед нами. Только и видно как темные силуэты - шмяк, шмяк, и тут же палить по сторонам! Ну, и понеслось. Думать я уже особо и не думаю, тут только знай себе стреляй, успевай только выцелить, кто винтовку в твою сторону наводит. Пять патрон улетают, как и не было, толку ноль, а обойм нам, штрафникам, не полагается, да и подрезать нигде не удалось, валашцы в укреплении тоже все россыпью патроны держат. Так что дальше - по одному, прямо в казенник кидая. Хорошо хоть, на соседей опытных глядя, в зубах за пули еще несколько штук патронов держу. И тоже вся стрельба моя - бестолку. Потому что в горячке - мажу же безбожно. Когда предпоследний из оставшихся наготове патронов кидаю в винтовку, матерюсь и беру себя в руки. Выцеливаю нормально, хотя, казалось бы - метров пятнадцать всего до них! - и валю‑таки кого‑то, азартно палившего в нашу сторону. Еще патрон, последний. А уже и не надо. Штурмовик со своего карабина скорострельно добивает оставшихся, и мы бегом рвемся вперед, с винтовками наперевес - традиция тут такая, потыкать шампурами в валяющихся. Тут все благородно - лежачего не бьют, его штыком колют, до смерти. Попался, правда, среди нас и не - джентльмен, по голове кому‑то прикладом с хрустом мерзким припечатал, мне аж позеленело внутри. На повороте сталкиваемся со злющими потным ребятами, что поодаль были - им повезло меньше, их сначала гранатами обработали. Еще двое раненых. Правда, из‑за этого враги замешкались, и пулеметчик перенес огонь на них, оставив в покое залегшую уже первую группу. Так что и эти наши ребята справились. А тем, на кого первая группа шла, и вовсе повезло - так славно пулемет прошелся по атакующим, что они, кто жив остались, или к себе поползли, или в наши окопы сползли, где под приветливыми штыками и дулами и сдались без церемоний. Пять человек пленных, из них двое с ранениями. Поспешили ребятки в контратаку рвануть.
Удачно отбили, в целом. У нас в нашей стороне одного только завалили - с полдесятка пуль поймал, бедняга. А врагам мы выходит почти два взвода сничтожили. Снова с матюгами таскаем раненых - убитых на перевязку, смотрю - офицер какой‑то, я его и не видел с нами - стоит у амбразуры и сигналит фонарем на наши позиции чего‑то. А потом присматриваюсь - так это ж наш капитан - с нами шел, выходит. Вот уж не подумал бы… Ну, некогда смотреть было, опять искать патроны - гранаты, дохлых обирать. В это время командиры наши пленных допрашивают. Никаких зверств особых, разве чуть покрикивают мол, быстрее отвечать! А те и не ерепенятся особо.
Как уж потом говорили - через эту неудачную атаку - осталось в укреплении совсем мало народу - ихний командир решил, не дожидаясь ни приказа, ни подкреплений, отбить окопы. Да просчитался, и только солдат погубил своих. Ну, а уж под это дело наши решили…
Дальше, после того как приказали к атаке готовиться - и помню - то как‑то странно, как в тумане. Как обухом, значит, и смотрю - у наших у многих такие лица, не от мира сего. Ну а черепашки, они привычно так - одно слово - спецура, приятно смотреть, только лучше бы издалека, и в кино.
А потом понеслось, и как выбило все из головы - вроде во рву оказались, и один штурмовик, матерясь, опустошал магазин своего карабина в амбразуру, пока второй заряд в ствол пушки пихал, а мы бестолково винтовками в стороны тычем, прикрываем, значить. Отчего‑то невовремя вспомнилось высказывание Маргелова, насчет того, кто чего прикрывает и с каким результатом, но обошлось…
Дальше как‑то стерлось, опять обывком помню - темные казематы, в дыму все, и перестреливаюсь я с какими‑то уродами. Все мысль крутится - может, с револьвера лучше? - но понимаю, что ну его, игрушку эту. Потом они, дураки, гранату кинули. Это в кино гранату кидать хорошо. А в темном каземате - чорта с два - отскочила она куда‑то чуть не обратно к ним, и все, толку‑то. Я в ответ и кидать не стал - глупости это, только что сам себя взорвешь. А как кто говорить 'закатить' гранату - и вовсе не вариант - на полу ж чего только не валяется. И в темноте же и не увидишь. Отскочил подальше, уши больше берегу, хотя рикошет пошел противный, осколки мелкие, но неприятно будет, если попадет…