Я допил вторую бутылку и стал засыпать под говор дождя и звуки телевизора (в который раз показывали старый-старый фильм Квентина Тарантино 'Криминальное чтиво'), когда в дверь тихо постучали. Блондинка спала, как пожарник, сложив руки на груди. При выдохе она делала так: 'Пфу-у-у…пфу-у-у… При этом губы ее смешно шевелились. В остальном она выглядела, словно мумия. Но даже в таком состоянии она была прекрасна и неприступна. Впрочем, я знал, что все красивые женщины неприступны, и не особенно расстраивался из-за этого. Еще я вспомнил о ее брелке с изображением многогранника и подумал, что верну его утром, когда она проснется.
В дверь еще раз постучали. Если это портье, то я его убью, решил я и встал, чтобы открыть дверь. За ней стоял незнакомый человек среднего роста в черной одежде. Не успел я его разглядеть, как он ударил меня по голове чем-то тяжелым. В следующее мгновение я понял, что меня куда-то волокут, и потерял сознание.
Глава 2
Планшетник
Первое, что я понял, когда пришел в себя, левая рука была прикована наручником к спинке кровати. Рядом кто-то странно хрипел, словно звуки принадлежали не живому человеку, а какой-то машине. Я с трудом повернул раскалывающуюся от боли голову и увидел в мерцающем свете телевизора, что блондинка по-прежнему лежит на постели, а из раны у нее на горле толчками вытекает кровь. С минуту я никак не мог понять, что происходит, словно это был знакомый сон наяву. Потом из угла выступил человек в черном и спросил:
- Что она тебе рассказывала?
Я приподнялся, чтобы сесть, но он прижал мне ногу правой рукой. Рука была в черной перчатке. Левую я не видел, потому что он держал ее за изголовьем, но мог поклясться, что у него нож.
- Что она тебе рассказывала? - снова спросил он, и угрожающе наклонился.
Этого оказалось достаточно. Правой рукой я схватил его за плечо и толкнул в угол под телевизор, а сам вскочил, выворачивая кровать из-под себя. Тяжелая сетка кровати соскользнула мне на ноги, но я даже не почувствовал боли. С грохотом упала тумбочка, и под ногами раскатились бутылки с пивом. В комнате стало почти темно. Ухватив кроватную сетку двумя руками и действуя спинкой, как тараном, я прижал человека к стене, а он попытался ударить меня ножом, но не дотянулся. Тогда он вывернулся, и я настиг его только в коридоре. Он снова пытался ударить меня, но мы оба поскользнулись на бутылках и упали. Человек в черном оказался проворнее - распахнул дверь и на четвереньках выскочил в коридор, а я не мог сразу подняться - кровать окончательно развалилась на части, а спинка, к которой я был прикован, лишила меня маневра. Когда я с грохотом вывалился в коридор, его и след простыл. Зато передо мной предстал ночной портье, брезгливо ворочая шеей в узком воротнике рубахи. Наверное, у меня был страшный вид, потому что он не посмел приблизиться ближе чем на три шага.
- Я так и знал!.. - простонал он, - что сегодня плохая ночь. То-то мне снились одни коты и бабы…
- Вызови полицию, - сказал я ему, оглядываясь, как дикий зверь.
Он с недоверием обошел меня и заглянул в разгромленный номер.
- Ты мне за все заплатишь! - заявил он вначале, а потом обнаружил блондинку и выскочил из номера, как пробка из бутылки.
- Ты убил ее! - закричал он, и двери в ближайших номерах дружно приоткрылись.
- Идиот! - сказал я. - Кто-то убил, когда я спал. Вызови полицию!
Но у него случилась истерика.
- Боже, что будет?! Что будет?! Я и так должен больше, чем весь третий мир! Что будет! Меня уволят! Что будет?! Что будет!
Насчет третьего мира - это была старая-старая поговорка времен моего деда, который был музыкантом. Никого третьего мира давно уже не существовало, а поговорка осталась.
Он орал, как сто кошек, о долгах, пособиях и виде на жительство. Оказалось, он тоже выслан с Марса. Если бы я об этом знал, то, наверное, не отнесся к нему с предубеждением. Правда, лично я предпочел быть высланным на Марс.
Мне самому пришлось взять его 'трубу' и набрать номер ближайшего участка. Я назвал свою фамилию, и они явились минут черед десять. Все это время, сидя на полу в коридоре, я безуспешно пытался избавиться от наручников. А портье спрятался за свою стойку и разглядывал меня оттуда безумным взглядом, не забывая упоминать всех своих родственников до десятого колена, ворочая при этом шеей в узком, грязном воротнике. Он оказался поляком, помнящим свою родословную, как 'Отче наш'.
Первым влетел Пионов по кличке Бык.
- И это в мое последнее дежурство! - прорычал он, выходя из номера. - Не самое приятное зрелище!
Вторым, произнесшим очередную сакраментальную фразу, был Акиндин.
- Красота для венца, а ум для конца. Не иначе, не уступила кому-то. Переспал бы с такой?
- Нет уж… - Пионов понимал все буквально. - Дим, лучше спать со своей.
- Она же сбежала… - безжалостно заметил Акиндин.
- Ну и что?.. - пожал плечами Пионов, - все равно лучше.
- Как знаешь, дорогуша… - сказал Акиндин, и я заметил, что эта фраза не понравилась Пионову, но он промолчал. - Так ты, говоришь, вышел на стук? - спросил Акиндин у меня и подмигнул Пионову. Я понял, что мое дело дрянь - просто так они меня не отпустят. - Только не говори, что ты ее подцепил в баре.
Третьей была решительного вида кареглазая женщина с короткой стрижкой. Они называли ее Люсей. С обеих сторон рта у нее пролегали глубокие складки, а ногти на руках у нее были обкромсаны, словно топором. К тому же она покрасила их бордовым лаком никак не меньше недели назад.
- Господи! До сих пор не могу привыкнуть к виду крови…
Если бы ты курила поменьше, подумал я, тебе бы цена была побольше. Но от нее разило табаком, как от армейской казармы.
- Мы с тобой очень похожи, дорогуша, - заявил Акиндин, разглядывая ее ноги и зад.
Она сделал шаг в сторону и, брезгливо одернув юбку, заявила:
- Дима, успокойся, я не про тебя…
Глаза у нее при этом стали такими, словно она действительно готова была пустить кровь Акиндину.
- Я и не надеюсь, дорогуша… - многозначительно заметил Акиндин, и взгляд у него сделался масленым, как у барышника, оценивающего товар.
Потом она молча закурила, с любопытством разглядывая меня. В номер вошли эксперты и еще какие-то люди с испитыми лицами. Я устал возиться с наручниками.
- Тебе помочь? - ехидно спросил Пионов и присел рядом. Он возвышался надо мной, как термитник над пигмеем, а его огромный живот елозил по полу. - Ты что поменял привычки?
Он походил на жирного борова. Его длинные сальные волосы были усыпаны перхотью, а воняло от него прогорклым запахом, как от старого козла. И я был почти уверен, что местный климат угробит его еще до того, как он уйдет на пенсию.
- Ничего не менял, - сказал я. - Это не моя работа.
- А чья? - спросил он как будто сонно.
Я слышал о нем множество историй. Два года назад он утопил в Обводном канале какого-то бедолагу, вся вина которого заключалась в том, что он был замешан в махинациях со страховкой: поджигал машины и дома, а их владельцы делились с ним деньгами. В тот день у Быка было плохое настроение, а в бедолаге - не больше сорока пяти килограммов веса вместе с сандалиями. Дело обставили так: 'представитель власти не превысил меры необходимой самообороны'.
- Послушайте, - сказал я, - вы можете проверить у бармена. Мы сидели в 'Юране'. Я даже имени ее не знаю. Она напилась. Мне пришлось отвезти ее в гостиницу…
Но они уже пили мое пиво. Расхаживали по вестибюлю и рассуждали:
- Проверь, она была изнасилована?
Или:
- Как он ее ударил?
Или:
- Пятерка против твоей десятки, что она наркоманка.
- Похоже, это сделал этот человек.
И смотрели на меня, как на зверя.
- Рубль за то, что мы найдем нож в мусорном баке или в унитазе. Ха-ха-ха…
- Запиши для истории!
- Не забуду!..
- На твой сраный рубль даже не напьешься…
- Как хочешь…
Портье из-за стойки подал голос:
- Это он! Я сам видел…
- Что ты видел? - подскочил Акиндин.
Глаза его ретиво блестели стальным цветом, а поры на нездоровом лице источали жар.
- Он носился по коридору с этой кроватью…
- Фу-у-у… - выдохнул Акиндин. - А, может, это ты, Теодор Кашинский? Вернулся к старым делишкам?
Портье испуганно замолчал, и я вспомнил. Этот человек рассылал на Марсе бомбы, убил много людей, отсидел приличный срок, а потом был сослан на Землю. По моему мнению, у нас слишком либеральные законы, потому что такие люди не имеют права на жизнь. Но дело в том, что он был последним архаичным террористом, и его приберегли как фетиш.
Потом вышел эксперт и сказал:
- Судя по углу раны, действовал левша. Наркотиков не употребляла… Просто пьяна… Следов изнасилования нет.
- Ты снял отпечатки с бутылок?
- Да, снял, - ответил эксперт. - Но ножа нет.
- Может, спросить у подозреваемого?
Тогда Пионов снова взялся за меня.
- Дыхни! Что вы пили?
- Я же сказал. Я - пиво, она - абсент.
- У нее был стресс? - спросил Акиндин.
- Понятия не имею, - ответил я. - Она не исповедовалась.
- Однако, - сказал Акиндин, - всякая вина виновата, - и с вопросительным видом уставился на Пионова, словно его начальник, руководствуясь подобными выводами, должен был повернуть следствие в нужное русло.