Вскоре леса к северо-востоку от Котласа сделались местом ужаса. Люди боялись выходить за кольцо дорог. Говорили, что находят полусъеденные трупы. Что волки кричат человечьими голосами и по-человечески хитры. Что Захар, вожак стаи, не болеет счастьем только потому, что пьет живую людскую кровь.
Потом случилась беда на котласских выселках, где растили рожь и годовали свиней. На четвертых выселках, самых малых, в пару дворов всего, у дорожного поста. Девять душ - мужиков большей частью, но и баб двое. Нашли только изодранные, изглоданные трупы. Степанида вызвала группу с юга и отправила в леса. Бойцы блуждали неделю, но никого не нашли.
А на второй неделе августа на окраине Инты появился мелкорослый тощий мужичонка, босой, одетый в замызганные холщовые лохмотья. Безоружный, гололобый. Приблудный воробьеныш. Постовые сперва на него нацелились, наземь сшибли, принялись орать. Потом пригляделись - вроде не из оленных, нет таких там. И говорит чудно, хотя и понятно. И старшего военного хочет, Андрей Петровича. Кто это у нас Андрей Петрович? А, это Адькин новый постельник, старый хрыч. Наверное, это из его команды приполз. Говорят, ушли недавно из его команды, так, наверное, не выгорело что-то, этот и вернулся. Отвести надо, чего ж, стрелять его, что ли?
Круз кушал сбитень с сухариком на веранде, слушая рассеянно Люську - вторую подручную Аделины. Люська уже неделю усиленно лезла в душу и штаны, стараясь приблизиться, выведать и втереться. Когда Люська всплеснула руками, рассказывая об еще неизвестной Крузу кобылищно-стервозной Надьке, тот отложил сухарик, вынул "стечкин" из-за пояса и положил перед собой - за полминуты до того, как Захар, ухмыляясь, появился в дверях и объявил:
- Здорово, батя! Не забыл еще Захарку?
- Здравствуй, Захар, - ответил Круз. - Садись, сбитня выпей. Поешь.
Захар потянул носом.
- Не, батя, извини. Сбитень твой с химией какой-то, нельзя мне. Серые меня не узнают.
- Люся, принеси кипятку, - попросил Круз и сказал Захару: - Ты садись, откушай. И скажи мне, что к чему. Какими судьбами здесь?
- Плохими, - сказал Захар, прожевав сухарь. - Бросил ты меня, батя, как шавку бросил. А моих серых чуть не убили.
- И меня чуть не убили, - заметил Круз. - Но мы оба живы и почти здоровы и, по слухам, с волками твоими все в порядке. Ведь правда, в порядке?
- В порядке, - буркнул Захар.
- Вот и хорошо. А то я пообещал за вами вернуться и, видишь, не совсем успел. Потому что обещал кое-что другим и исполнял обещанное.
- Это кому? - спросил Захар. Потом подумал и добавил: - А че, Верка с ними ушла?
- С ними.
- Все и ушли?
- Последыш остался. Он еще молодой. Прикипел ко мне.
- А-а, - протянул Захар. - Знаешь, батя, я не то чтобы к тебе совсем вернулся. Мне нельзя теперь с этими, у которых ты прижился. Я из-за Пеструна пришел. Ну, это я так Юрка зову, молодого, он у меня в стае стал как Пеструн. Привязался я к нему. Такой он чудик был, два раза меня резать хотел, а после будто к тяте. Я вызнал, знахарь наш научился средство делать, чтоб люди мясом не делались. А от Юрка начинает уже тянуть… мясным этим. Не выдюжит долго.
Круз прожевал сухарь. Проглотил. Запил сбитнем.
- Ты понимаешь, что для меня значит твое появление здесь? - спросил наконец.
- Ну… - Захар помялся. - Ты ж меня в стаю взял, так, батя?
- Да, взял. И если я поступлю по закону стаи, то будет война. Или у меня со здешним людом, или у люда здешнего с теми, чью кровь ты пролил. Я хочу поступить по закону. И спасти твоего нового волчонка. Но ты мне должен ответить. Многое ответить. Не солгать, не утаить и поклясться. Сделать все, что я, старший, тебе прикажу. Ты готов?
- Ну ты, батя, суровый, - Захар шмыгнул носом. - А я че? Я готовый. Чего хочешь?
- Прежде всего скажи мне, за что тебя хотели сделать мясом?
- Ну… я… батя, тебе это надо, ну правда?
- Надо.
- Я волков наших обволчил. Ну, ты знаешь ведь, у нас место у каждого свое, как в стае, и волк ли, человек ли - все равно. Но самые старшие, вожаки - люди, потому что сильнее, могут больше. Волки наши это понимают. Всегда так было, что волки подчинялись и людей не вызывали, ну, за место вожака драться.
- А почему? Почему так было? Ведь волки в стае всегда дерутся.
- Потому, что наши волки… ну, не такие, какие были волки до хвори. Те, которые по лесу бегали. Хотя они почти как те, совсем почти…
- Потому что ваши волки - это все-таки собаки, а собаки всегда считают человека главным?
Захар покраснел.
- И ты сумел вернуть вашим собакам волчьи повадки?
- Не всем. Я не успел. Это ж с каждым отдельно надо. Приучить, показать. И запах. Тут самое важное - чтоб с запахом. Чтоб для них запаха главного не было… И чтоб свистка не пугались.
- И скольких ты… обволчил?
- Двоих.
- И что?
- Один, Гетьман, хоть молодой, но большой, лапы прям медвежьи… он дидьку нашего вызвать хотел… ну, знаешь, по-волчьи, кто победит, тот и вожак. А без свистка человеку волка не победить. Убить - можно, но не победить. Но волки никогда в таких драках друг дружку не убивают. А если б вожак убил, так его б вожаком не посчитали, потому что это не по закону стаи, убивать за такое… На него б вся стая встала.
- То есть ты хотел погубить своего недруга, а для этого уничтожить свой народ?
- Да я… да не так это все! Это не так просто! Это… - Захар вскочил. - Это…
- Ты сядь! - гаркнул Круз. - Сядь!
Захар сел, дрожа.
- Я хотел узнать, я узнал. Мне до племени, изгнавшего тебя, нет никакого дела. Мне ты важен. И твои волки. Как вообще сложилось у вас такое диковинное волчье-людское житье?
- Ну, я знаю на полстолько… я ж после родился. Знаю только, что вначале, когда хворь эта пошла, к счастью которая, наши первые в лес ушли, чтоб подальше от заразы, чистое есть и в чистое одеваться. А может, они еще и до того ушли, потому что время было плохое, голодное. Не знаю я… в лес, короче, ушли. А в лесу как без собак? Нету охоты. И собаки были не как собаки, в общем… мы ж из-за Урала пришли, из тайги. А поветрие, оно и в леса пошло. И там тоже было. В общем, люди щенков подбирали. Говорят, и медвежат подбирали, но медвежата не прижились, а вот волки - прижились. Так как-то. Ты б, батька, со знахарем нашим поговорил, он же знает. Я кто, я волчатник простой, и все…
- Простой волчатник, надо же… А как твои почти-волки к настоящим волкам?
- Когда как, - Захар пожал плечами. - Волкам - оно все равно, какой крови. Если живут как волки и запах правильный - то и свои. У меня сейчас двенадцать в стае, если без Пеструна. Пес знахарев - он под моей рукой главный. У, животина какая! С ним местные и тягаться не лезут. Из-за него к нам стая прибилась, еще под Котласом. Но меня слушает. Не то чтобы совсем уж слушает, но жить можно.
- А что еще было под Котласом?
- Убить хотели. Меня и серых. Не получилось. Теперь надолго запомнят.
- И те, на ферме? Чего молчишь?
- Батя, их крови на мне негу. Клянусь волками своими, нету! Хочешь, кровью поклянусь! Мы только подхарчиться пришли. Железо забрали, конечно. Но с нами уже были, которые местные. Хук потом их вожаку уши пообтрепал. Они не жрали, глотки порвали только. Свиней порезали, коз. Всю скотину. И народ заодно. Дикие вовсе. Не в уме!
- А сейчас они в уме? Будут на здешний народ нападать?
- Нет, батя. Пока я в силе - ни волоса не тронут.
- Сможешь тут зимой прожить сам по себе со стаей?
- А то! - Захар ухмыльнулся. - Тут много чего позаброшенного есть. И в горах народец дикий, олешков плодят. Не пропадем. Правда, нам народу бы в стаю поболе. Но пока и так выдюжим.
Круз доел сухарь. Допил сбитень. Посмотрел на небо. И сказал наконец:
- Я знаю способ помирить тебя со здешним народом. И спасти твоего Юрка-Пеструна. Так ты в моей стае, Захар?
- Батя, а то! - Захар вскочил. - Ты только слово скажи, кому угодно глотку порву! Батя!
- Тогда слушай, - приказал Круз, ухмыляясь.
Когда ранняя зима засвиристела над болотами, Круз пошел за тусклыми не на юг. Двинулся, напротив, к Воркуте, свернул, не доезжая, на Лабытнаги. И лишь оттуда на двух вездеходах двинулся к теплу. А впереди его бежали волки.
Зимой оленные легче всего на подъем. Болота под снегом, реки превратились в дороги. Олени отъелись за лето, и, хоть в чуме много припаса, легко упаковаться и перескочить на нартах из долины в долину. Вот только другая долина может быть занятой племенем вовсе недружелюбным. Тридцать пять лет - большой срок. Если никто не спаивает и не заставляет продавать оленей за бесценок, если мир становится ясным и простым и ты - в его центре, если снова становятся нужными воины и мудрые старики - возвращается время силы, время детского смеха у костров, время стад и песен. Вокруг - скверна, полулюди-полубесы, гнилые, грязные. К ним перешла старая смертная грязь. Одни мы чисты в этом мире, чисты и сильны!
Но люди грязи хитры и коварны. Они научились отцепляться от железа и домов из камня, научились снегу и зиме. И - наигоршее - обманом и страхом поработили племя охотников, четверолапую смерть, приведя с полудня бесов в волчьем обличье. Собаки не справлялись с ними, олени замирали от ужаса. Но волкобесы не убивали их, а гнали прочь, и мужчин, погнавшихся за ними, встречали затаившиеся в снегу люди грязи. Той зимой пролилось много, много чистой крови. Но худшее случилось потом. Люди грязи пришли не за оленями. Пришли они - за душами.
- И как? - спросил Круз, ухмыляясь.
- Четвертое стадо уже! - ответил Захар, смеясь. - Вот придавили-то пастухов!
- Потери?