Борон жестом приказал водителю оставаться в машине, а сам пошел любоваться красотой осеннего леса. Лес и вправду сиял буйством оттенков. От бледно-желтых на березах, до пурпурно-алых, кленовых листьев, под шитых золотом, сапогами барона. Барон шел, не спеша пиная дикий, расписной ковер листвы. Он не сомневался, что одним своим взглядом поставит на место этого выскочку - Тяжина. Ещё бабка научила его технике цыганского гипноза. Ни кто не может запретить ему вести ЕГО дела на ЕГО территории. ОН рулит всем трафиком на юго-западе Питера. А если этот щенок попробует ему перечить, то его нож всегда при нем. Барон провел рукой по поясу, нащупал ножны и уже хотел потрогать рукоятку своего любимого ножа…
Но нож, почему-то оказался у его горла. Сзади раздался, мягкий, как бархат, но очень властный, голос:
- Скажи мне, уважаемый Ромал, ты бал бы доволен, если бы я пришел к тебе домой и начал накачивать твоих многочисленных детей, внуков и правнуков дерьмом, которое их убивает?
Барон понял, что ошибся, придя на стрелу один. Он считал, что Тяжин - всего лишь взбешенный папаша какого-нибудь сторчавшегося наркота. А теперь, когда его собственный, любимый нож, грозил отрезать ему голову, барон понял, что просчитался. Он медленно покачал головой и тихо прохрипел:
- Нет.
- Я тоже так думаю, - лезвие ножа немного ослабило нажим на горло, - Ты понимаешь, что сейчас пообещаешь мне, что больше никогда, твои Ромалы, не будут толкать наркоту в моем городе.
Барон кивнул
- Ты обещаешь мне, никогда они не будут толкать наркоту в школах. Во всех школах этой планеты.
- Да, - неохотно прохрипел барон.
- Не слышу, - лезвие ножа так впилось в кожу на шее барона, что он готова была лопнуть.
- Слово цыганского барона.
- Отлично. Слово цыганского барона, против слова офицера. С вами приятно иметь дело, господин барон. А теперь, я предлагаю тебе милую прогулку. Ты идешь сто шагов вперед и там гуляешь десять минут. И не дай бог, тебе захочется обернуться… - нож снова очутился в ножнах, но барон не торопился его доставать. Он рассудил по цыганский мудро. Лучше любоваться красотами осеннего леса, чем любоваться красотами дорогого, деревянного ящика. Тем более, тяжело любоваться лежа в этом ящике, как-то не удобно…
Да, кстати! Цыганские бароны держат свое слово.
* * *
Сейчас, Николай Алексеевич больше был похож на огромный кусок жареного мяса. Китяж присел перед его телом на корточки, а тело, в свою очередь, медленно открыло один глаз и из обгорелого рта послышался слабый шепот, больше похожий на свист:
- Ты… кто?
- Тихо, Николай Алексеевич, свои, - Китяж был реально удивлен. Прошло больше шести часов, с того момента, как Кузнецов подстрели полковника, а он до сих пор жив.
- Кто? - повторил вопрос Меленчук.
- Я - Тяжин, - на щеке Китяжа блеснула слеза.
- А… Кирилл… живой… - было видно, что полковнику очень тяжело и больно говорить, - Послушай меня… Там… В отделе… В оружейке… - от боли, полковник потерял сознание.
Тяжин скинул вещмешок и вытащил из него аптечку. Достал из нее тюбик и начал искать место, куда можно было бы ввести обезболивающее… Но такого места не было. От высохших ожогов и запекшейся крови, кожа Меленчука стала каменной. "Толька в глаз" - подумал Тяжин и попытался оттянуть веко. Но оно осталось у него в пальцах. От боли, полковник зашипел, но на теле появилось место, куда можно было колоть промидол.
А Кузнецов в это время "пасся" на лужайке стадиона, разглядывая обрывки одежды, битые кирпичи и прочий мусор, оставленный взрывной волной.
Укол! Зрачок глаза, у которого не было века резко сузился и полковник снова пришел в себя.
- Только… Там в оружейке… - Меленчук снова пытался сказать Тяжину что-то очень важное, - После взрывов… в Москве… и ЛАЭС… В оружейке… Много ценного… Тебе приго…
- Я обязательно зайду в оружейку, Николай Алексеевич, - Китяж подсунул под голову полковника вещмешок, - побереги силы, не разговаривай,
- Не перебивай… старшего… слушай внимательно… На завал… К железке… ни ходи… Огнеметы у них…ссукиии… - полковник снова захрипел, - Прошу… добей… Кирилл… Не могу больше…
- Можешь, полковник, можешь, - ответил Китяж, отстегивая стопор на ножнах, по щеке опять побежала слеза. Полковника надо было добить, - Ты сильный. Выкарабкаешься.
Руку… дай… - Меленчук оторвал от земли то, что у него осталось от правой руки, обуглившиеся кости, с которых ломтями свисали остатки кожи и мяса. Китяж переложил кинжал в левую руку а правой взял за "руку" полковника.
- Для меня честь, бать знакомым с вами, Николай Алексеевич.
- Нет… Для меня… Кирилл… Ты настоящий… - полковник попытался сжать остатками ладони руку Китяжа. На это и ушли его последние силы. Меленчук умер сам.
* * *
- Коля! Давай сюда! - Китяж разглядывающего мусор Кузнецова. "Надо бы похоронить полковника" - думал Тяжин дожидаясь Колю, "Нормальный мужик был. Офицер." Покачивающейся походкой Коля брёл к Китяжу, продолжая смотреть себе под ноги. От жалости к десантнику, после истории с Меленчуком, у Кирилла не осталось и следа. Он спрятал кинжал в ножны, снял автомат с плеча, и уже поймал Кузнецова в прицел, но сам себе сказал: - "Не сейчас. Он тебе ещё нужен. И потом, экономь патроны. У тебя их не много. Пока не много…" Китяж опустил автомат и снова подумал: "Тяжин! Ты не мог этого подумать! Пристрели эту гниду и иди к сыну!!!" но руки не могли поднять автомат для прицеливания. Или не хотели.
- Ты звал, Кирилл? - "свежий" воздух явно пошел на пользу десантнику. Он стал соображать, однако движения ему давались, пока, с трудом.
- Пошли, Коля, быстрее. Темнеет уже. - Кирилл проклял себя за минутную слабость. За то, что он не смог пристрелить этого сопляка. А может он - уже не он? Может у Кирилла "поехала голова"? "Нееет, Меня без хрена не сожрешь!" - пролетело в голове у Китяжа и он повернул к старой крепости, подгоняя Кузнецова тычками ствола в спину.
Разглядывать достопримечательности не было времени. Мертвый город накрыли сумерки. Мельком, издали, Тяжин глянул на место, где стояло здание полиции города. От здания осталась только одна комната, и то, потому, что была хорошо укреплена арматурой и бетоном. Это и была оружейка. "Завтра обязательно туда загляну… И с сейфом, что у подвала, в корнях спрятался. С ним тоже разобраться надо…"
Коля нёс какую-то чушь, об армии, о том какой он хороший и всеми уважаемый, о маме, которая его обожает. И вообще - он очень положительный… Это пробесило Китяжа окончательно. Он схватил Колю за шкирку и резко развернул в сторону сгоревшей машины, где остывало тело Меленчука.
- Слушай сюда, упырь положительный! Вон там, - Тяжин пихнул Колю в направлении полковника, - Там, сука, лежит человек, он был начальником полиции этого города. И в городе был порядок. Он был офицером! До мозга костей! И у него тоже есть мама. Она сейчас сидит в своем сраном Гомеле и думает: "Как там мой Коленька?". А Коленьку зажарили как стейк! А потом, ты, ублюдок ещё и стрельнул в него! Ты, и такие как ты, сегодня убили своих матерей, дедов и детей! Вы расстреляли их как собак! Ни в чем неповинных людей! - Глаза Китяжа наливались кровью, - Поэтому свои попытки меня разжалобить, можешь засунуть себе В ЖОПУ!!! Пшел вперед!!! - Тяжин ткнул его стволом автомата в спину.
Коля понял, что проиграл. Собрав остатки воли в кулак, он попытался прыгнуть на Китяжа, но получил в полете своим же ботинком в голову, упав заскулил:
- Нет… Меня нельзя… Я же…
- Никто не хочет умирать. И они, - Кирилл неопределенно повел автоматом в сторону города, - Они тоже не хотели. Все хотят красиво жить. Ты хочешь, Коля? - Кузнецов судорожно закивал головой и вытер разбитые губы, - Вот, Коля! - Тяжин многозначительно поднял палец вверх, - Однако, почему-то ни кто не хочет красиво умереть. Я таких, в своей жизни, встречал - единицы. Вот и тебе выпал такой шанс, Кузнецов. Будь мужчиной и умри, как мужчина. - Кирилл носком ботинка легонько пнул лежащего на асфальте Колю, - Все. боец, попрыгали.
Кузнецов, шмыгнув носом, поднялся на ноги и поплелся по дороге, опустив голову.
Дальше пошли быстрее и уже проходили мост, у старой крепости, как вдали загрохотал тяжелый пулемет. Причем, на удивление Китяжа, выстрелы звучали не со стороны железки, а совсем наоборот, из Пушкина. "Этого ещё не хватало. Что-же ты там делаешь?" - напрягся Кирилл, услышав пулемет, а Коля дернулся, поднял голову и злобно глянув на Тяжина уселся на высокий бордюр (в Питере это называется - поребрик).
- Я никуда не пойду. - четко сказал Китяжу Коля. - Режь здесь. Здесь красиво.
Звук пулемета быстро приближался. то замолкая на пару секунд, то снова начиная свою адскую песню.
- Давай, Коля, - Китяж потыкал десантника стволом, - это уже совсем не смешно. Взрослые, так себя не ведут.
Похоже пулемет был установлен на каком-то мобильном носителе. Скорее всего на машине. И Кузнецов это понимал. И данный факт предал ему уверенности.
- Ты это слышишь? - Кузнецов встал и ткнул пальцем в сторону звука. - Это - "Утес"! Это "наши". И они едут сюда, - Коля заговорил уверенно и даже немного нагло. Китяж делал вид, что внимательно его слушает и повесив автомат на плече незаметно расстегнул стопор на ножнах, - Так вот, Кирилл. Мой тебе совет. Сейчас ты отдаешь мне оружие и одежду, и я, может быть оставлю тебя, и твоего выпердыша, в списках живущих на этом свете…
- А теперь послушай моего совета, ибо я старше и опытней, - Тяжин подошел к Кузнецову почти в плотную.
- И что же это за совет? - Коля хотел ухмыльнуться, но почему-то ему, вдруг перестало хватать воздуха. Кузнецов попытался поймать его, хотя бы глоточек, но воздух ускользал из Коленного рта.