* * *
Полуразрушенная хижина, сложенная из серого камня, словно вросла в склон. Двери не было, ставни с окон давно сорвал то ли ветер, то ли людская рука.
Когда мальчишки добрались до этого приюта, дождь хлестал уже вовсю - совсем не летний, а какой-то осатанелый, ледяной. К счастью, в хижине кем-то были запасены хворост и сухие, звонкие берёзовые дрова. Вскоре все окна и дверь оказались завешены плащами, и вокруг большого костра, горящего в круге из закопченых камней, толклись, фыркая и отжимая волосы и одежду, все - места хватило. Но Гоймир быстро навёл порядок. Троих выгнал на дождь в часовые, пообещав смену через два часа. Остальные наконец-то успокоились, развесили наиболее мокрую одежду на шестах под крышей и разлеглись на плащах возле огня. Гоймир опять-таки в приказном порядке заставил всех вычистить оружие, после чего несколько человек занялись наконец-то ужином. Остальные частично заснули, частично принялись негромко разговаривать. Ревок погромче включил было плейер, где оказались записаны какие-то вполне внятные песни, но Йерикка потребовал, чтобы он вырубил прибор.
От одежды валил пар. В хижине было душно и сыро, хотя и тепло. Разговоры по мере того, как ребята расслаблялись, утихали, превращались в бормотание.
Олег чувствовал бы себя совсем хорошо, как в обычном походе после трудного дня, когда много прошагали, забрались под крышу и вокруг друзья. Но мешала ссора с Гоймиром. Тот на бывшего друга не смотрел и не заговаривал с ним. Олег пытался тоже его не замечать, но получалось плоховато. Чёрт возьми, на Земле тоже случались между мальчишками конфликты и даже драки из-за девчонок! Но, как правило, потерпевший поражение на любовном фронте соперник не уходил в глухую оборону во всех остальных делах. Олег начал сомневаться, что попроситься в отряд к Гоймиру было хорошей идеей - оказывается, тяжело жить рядом с человеком, который тебя терпеть не может и не скрывает этого!
Чтобы отвлечься от надоедливых мыслей, Олег повернулся к Йерикке - тот сидел со скрещёнными ногами и смотрел в огонь спокойными глазами.
- Ты про эту хижину знал?
- Она есть на карте, - кажется, Йерикка тоже был рад отвлечься от каких-то своих мыслей. - Но я про неё слышал. С ней связана одна история… - Олег улёгся поудобнее, давая понять, что ему интересно: - Во время восстания её построил твой земляк. И умер в ней. От болезни… или от одиночества.
- Одиночество - тоже болезнь, - тихо сказал Олег. Йерикка посмотрел немного удивлённо и кивнул:
- Наверное… Вон, смотри.
Он достал из костра головню и протянул руку в сторону, к стене, освещая её кусок. И Олег увидел чёткие буквы кириллицы, обозначенные въевшейся в камень копотью: "Не всё ли равно, за что воевать?!" Секунду головня освещала надпись дрожащим светом, потом - полетела в огонь.
- Это оставил он, - пояснил Йерикка. - Я часто думаю, что было с ним? Он сделал что-то страшное, бежал сюда, подальше от войны - и тут воспоминание и разочарование убили его… А ещё я думал, сколько правды было в его словах? Перед смертью люди обычно говорят правду… или то, что им кажется правдой. Мне всегда нравилась история. Не история вообще… а нравилось думать об отдельных людях, об их судьбах, привязанностях, желаниях… Иногда я пытаюсь представить себе всех людей, которые жили на протяжении тысячелетий. И добрых, и злых, и равнодушных… В разные времена - разные обычаи, даже правды разные. Представь себе, что сейчас посторонний человек узнал бы о нашей войне - чью сторону он бы принял?
- Как чью? - удивился Олег. - Я же…
- Твой дед воевал за нас, - напомнил Йерикка. - Ты уже не был посторонним, когда попал сюда… А кто-то другой мог бы увидеть нас тупыми дикарями, воюющими за дикарские обычаи и законы. Тупыми, жестокими, неразумными… И принял бы сторону данванов. Или - ещё хуже! - решил бы, что между нами вообще нет разницы, а значит - всё равно за кого воевать…
- Да ну тебя… - вырвалось у Олега. - Зачем ты мне это говоришь? Как это - нет разницы?!
- А вот так, - Йерикка слегка потянулся и засмеялся. - Представь себе - попадает сюда совершенно неподготовленный, посторонний человек. И видит, как мы сегодня истребили стрелков на тропе, как добивали раненых… А потом - как данваны жгут восставшую лесную веску… Ну и где разница? В чём? Чем мы лучше? И лучше ли мы? Или всё дело в том, как нас приучили видеть? А родись ты и я в данванских семьях - мы бы считали горцев жестокими погромщиками и разорителями, как в сериале "Птицы войны" - есть на юге такой, про отважных данванских пилотов и благородных "братьев меньших" - горожан с юга, которые добровольно вступили в горные стрелки. Вот там горцы - ты бы видел! Вот и получается, что данваны правы - нет на свете ни добра, ни зла, а есть только взгляд на вещи. Сторона, на которой стоишь.
Олег сердито сопел. Потом вдруг спросил:
- Если я сейчас встану и уйду - меня будут удерживать?
- Нет, - с искренним удивлением ответил Олегу Йерикка.
- А почему я не ухожу?
- Не знаю, - улыбнулся рыжий горец. - По глупости?
- Хрен с ним… Ты почему не уходишь?
- Я? - недоумённо спросил Йерикка. - А совесть? - ответил он без рисовки.
- А если бы тем, кто против нас, предложили разойтись по домам - они бы что сделали? Только в жизни, а не в кино? Им бы тоже совесть не позволила?
- Шутишь?!
- Ну вот и весь спор, - махнул рукой Олег. - Мы воюем за совесть. На своей земле. А их или гонят насильно - или они идут грабить чужую. Ну и как может между нами не быть разницы? А всё остальное - мне Бранка хорошо объяснила в своё время. Это, туману напускают, чтоб люди добро и зло разучились различать. И ты, между прочим, об этом говорил.
- Говорил, - согласился Йерикка. - Да ты не обращай внимания, это я размышляю вслух… Прав ты, конечно.
- Да это не я, это вы правы! - возразил Олег. - В моих местах как раз мнение бытует, что в любой войне виноваты обе стороны и справедливых войн не бывает.
- Как же вы там живёте?! - то ли в шутку, то ли всерьёз ужаснулся Йерикка. Олег развёл руками:
- Да так… Время дурное.
- Времена не выбирают, в них живут и умирают, - грустно оказал Йерикка. Олег кивнул:
- Это я слышал. Верно… Но мы можем выбирать, как нам жить и умирать. Вот я и выбрал, а от того, как мы живём и умираем, меняются сами времена… О блин, я начал философствовать! Что осталось - научиться играть на гуслях и отрубать головы мёртвых врагов? Этот мир пагубно воздействует на мозги, точно. Я рациональный мальчик из рационального времени, где ценности измеряются в баксах… надо это почаще повторять, а то совсем гикнешься… Мне поесть сегодня дадут, или тут все считают, что на ночь вредно наедаться?
- Вольг, Святомир, Данок, - скомандовал Гоймир, - на подмену. Ужин оставим вам… А ну-ка - есть и ложиться, одно по утру за зевотой не различим ничего!
Выходить под дождь не очень хотелось, и Олег подосадовал на Гоймира. Впрочем, как месть такой шаг - поставить его часовым перед едой - был бы слишком мелким, и Олег поднялся, как и все названные, оделся, перебрасываясь шуточками с остальными - и вышел под дождь.
Странно, но белая ночь всё равно оставалась достаточно светлой, хотя у дождевые тучи буквально лежали на перевалах да и ниже. Распрощавшись с "товарищами по несчастью" Олег отправился к своему посту - менять Тверда, который, конечно, совсем вымок и замёрз.
Мальчишка шагал, почти не прячась - камни, дождь, сырость, всё это создавало трудности не только для визуального наблюдения, но и для техники, которой, судя по всему, обладали данваны. Высохнуть толком одежда, не успела, мокнуть оказалось не так уж страшно. Правда, настроение после непонятного разговора с Йериккой так и не исправилось, а тут ещё лезли мысли о Бранке… и потом пришла ещё одна, пугающая мысль - Олегу по казалось, что воспоминания о здешних прошлых, событиях вытесняют из памяти воспоминания о доме, о родителях. Август начался, что они там? На миг вспыхнула острая досада на себя - и чего он ввязался в это дело?! Страшно подумать, а если его правда…
Думая обо всём этом, Олег не переставал, тем не менее, смотреть по сторонам. Почудилось движение - оказалось, большой песец драпал от человека, мелькал, оборачиваясь, среди камней… Ну, по крайней мере, тут есть не только враги, мокрые облака, мшистые камни и вереск…
Впереди показалась острая глыба, возле которой должен был лежать Твёрд. Заметить его Олегу не удалось, как ни старался - отлично. Представляя, как тот обрадуется смене, Олег пискнул по-мышиному. Ответа не было - он повторил сигнал.
Ноль реакции. Что он, уснул, что ли?! Олег обошёл камень - никого. И только обходя глыбу второй раз, мальчишка понял, что Твёрд уснул очень крепко.
Край плаща и нога в чуне торчали из-под вереска чуть в стороне от камня. Сперва Олег не понял, как это могло быть, а потом, холодея, разворошил кустики - кто-то искусно прикрыл ими лежащего на спине Тверда, вот только поторопился…
Горло часового было перерезано от уха до уха - в один мах, точно и ровно, как бритвой. Крови не было - её смывал дождь, и разрез чернел, как широкий приоткрытый безгубый рот. Оружия убитого никто не трогал.
Олег не ощутил страха. Он лишь отпрянул и присел за камнем, оглядываясь и прислушиваясь. Промытая дождём рана на горле Тверда по-прежнему стояла у него перед глазами, но это был не страх, нет.
Твёрд умер недавно. На дожде он ещё не успел остыть. Тот, кто его убил, был не просто вражеским солдатом - такой не смог бы подобраться к горцу, чуткому, как зверь. И убийца был не далеко. Вернее всего, он даже видел его, Олега.