Зряшная женщина - сразу понял Дан. Они с Калемом насмешливо переглянулись - тот заметил, куда смотрит Данислав, и еле заметно нахмурил брови, как бы говоря: ‘Ну так что? Я прав, а ты в женщинах ни черта не смыслишь, как и раньше’. Когда-то они с Калемом - тот еще не был колесничим - сильно на эту тему спорили. Калем говорил: ‘Это мы, мужики, грубые скоты, даже если интель какой-нибудь, начитанный сукин сын в очечках и с тонкими усиками, - все одно, питекантропия сидит где-то глубоко, никуда не деться от нее. Но женщины - они должны быть тонкими, воздушными - и телом, и мыслью, и чувствами. Приличными, светскими. Желательно - поэзию чтоб сочиняли.’ ‘Ерунда! - говорил в ответ Дан. - Тонкими - ну это еще ладно, но светскими... Знаешь, как вычислить бабу, с которой точно нельзя дел иметь?’ ‘Как? Ну как?!’ - распалялся Калем (они к началу таких разговоров обычно уже допивали вторую бутылку вина). ‘Угостить ее чем-то, шампанским или ликером каким. Если она держит бокал или рюмку, оттопырив мизинец: все, пиздец, сразу вскакивай и беги подальше, и не возвращайся.’ ‘Херню говоришь! - обижался однокашник, у которого, конечно же, в это время был роман с очередной воздушной, как хорошо взбитый крем грымзой с культурологического факультета, имевшей привычку отставлять мизинец, даже когда в руках ее был толстостенный пивной бокал. - Недоумок, ни черта в бабах не рубишь!’ ‘И вообще, я всегда предпочитал пивные ресторанам, - заключал Данислав. - Пивные, понимаешь? Там - жизнь, а в ресторанах сплошной этикет. Тоже и с женщинами. А ты, жаркий южный мужчина, дались тебе эти, которые поэзию сочиняют! Тебе положено любить знойных блондинок, страстных, разнузданных в постели. А эти, утонченные... поэтессы, блин! С такой если спишь, так вроде дохлая лягушка рядом, холодная...’ ‘Те, что утонченные, они как раз в постели и разнузданные. А вот селянки всякие, с виду - кровь с молоком, а в постели вялые да стеснительные... коровы’, - возражал Калем. Так они ни о чем никогда и не договаривались.
Принесли вино Нате и пиво Дану. Официант был роботом - просто цилиндр на колесиках, с подносом и пластиной кликоприемника. Дан заплатил, прозрачный колпак откинулся, и они взяли бокалы.
Тут же к ним подплыл голо-буек, напоминающий серебристый тазик, над которым вспучился полупрозрачный пузырь. Внутри находился проектор, а пузырь состоял из оргстекла, покрытого пленкой фотополимерной смолы в пятьдесят нанометров толщиной. Микроскопические призмы, вытравленные в полимере лазером, направляли изображения в глаза окружающих - иногда оно оставалось в фокусе, иногда расплывалось.
Данислав поспешно опустил руку под стол, нащупал сенсорную пластину в специальном кармашке на ремне и пробежал по ней пальцами, отключая антивирус: не хватало еще, чтобы тот расстроил буек, заставил его беспорядочно кружиться над столиками и показывать что-то непристойное на глазах у почтенной публики. Голо-буек покрутился рядом, но они старательно игнорировали его, и автомат улетел.
- Здесь теперь везде машины? - спросил Данислав, поглядывая на снующего от столика к столику официанта.
- Отчего же, заведения, где обслуживают люди, еще остались! - произнесла Турби.
Говорила она так, будто сначала тщательно формулировала фразу в уме, составляла слова в правильную последовательность, и оттого звучали они книжно и выспренно. Словно осознавая этот недостаток и желая привнести в свою речь больше живости, Турби делала ударение на последнем слове чуть ли не каждой фразы, как бы ставя интонациями восклицательный знак.
- Город, к сожалению, все больше становится техносферной областью, и официанты-роботы - один из признаков!
- Да-а? - Данислав, подняв брови, огляделся. Сквозь щели между керамическими плитами улицы нет-нет да и прорастала трава, за аркой во внутреннем дворике виднелись чахлые, по самые корни напитавшиеся атмосферным свинцом и цинком деревья.
- Вы из Западного Сознания? - догадалась Турби.
Дан кивнул.
- Вот именно. Понимаете, техно - это же не просто название. Это когда ноосфера полностью вытеснила естественную биосферу. Бесприродный Технический Мир. Живая природа внутри техносферы полностью контролируется. Здесь же... - он развел руками.
Турби оказалась патриоткой - она выпятила подбородок, нахмурила лобик под льняными кудрями и пошла в атаку:
- БТМ - это тупик!
- Вот так вот круто? - удивился Данислав. - Почему же? Природа в любом случае уже обречена, это еще Альтшуллер сформулировал. Тут вопрос просто в том, чтобы не разрушать, как происходило раньше, а перестраивать.
- Подминать под себя! - обвинила Турби.
- Перепроектировать, - возразил Данислав, отпивая пиво. - Да чем вам техно не угодило, собственно?
- Хотя бы тем, что натура обладает неисчерпаемыми запасами красоты, а у техно этого нет!
- Ну почему же. Видели новый туристический остров от ‘Турбо-Аэро-Гидро’? Когда на создание ушли такие суммы, и в нем принимали участие лучшие умы - получается очень эстетично. Он в самом деле красив.
Турби помолчала, формулируя очередную благоглупость, и заявила:
- Ничто искусственное, ничто, созданное человеком, не сравнится с закатом в горах или Ниагарой! Вы видели Ниагару?
- Видел, а как же. Вполне прилично. Но...
- Эта поэзия. И музыка!
- Музыка? Шум там - уши закладывает, - возразил Дан. - Но...
- Я говорю о гармонии!
- Так и я о ней. Несомненно, в водопаде присутствует своеобразная гармония. Но девятая симфония Баха не хуже. А музыки в природе нет, только случайные шумы, правда? Вот вам пример чего-то чисто искусственного, созданного людьми, но способного быть прекрасным, - музыка.
- Музыка природы чарующа! - возразила Турби. - Просто не всем дано ее услышать. А вы, Данислав... Серба? Я вспомнила, это ведь ваши родители Дана и Святослав?..
- Да, - сказал он несколько сухо, поскольку разговоров на эту тему не любил.
- Владельцы ‘Искусственных садов’, компании по организации техносферы! Ясно, почему вы техно защищаете...
Она поймала предостерегающий взгляд Калема, несколько мгновения непонимающе смотрела на него, затем тряхнула головой.
- Вы, Данислав, не обижайтесь, но ведь они погибли в катастрофе, когда Глобальный Мост обрушился в Коралловое море!
- Не весь Мост, а только одна секция, - поправил Дан.
- Это все равно! Я говорю о том, что они, - только не сердитесь - всю жизнь работавшие на техно, как раз и стали его жертвой!
- Нет, жертвой людей. Взрыв устроили гвинейцы из Нового Маданга. Люди делают техно злым или добрым, это же ясно.
Гвинейцы, облучившиеся прогрессом соседних народов, быстро и неожиданно для остальных превратились в техноварварское племя крайне агрессивного толка. Они оставались чуть ли не последней на планете народностью с четкой культурно-этнической идентификацией, в отличие от большинства других, сначала перемешавшихся, а после разбившихся на автономии, созданные вовсе не по национальному или расовому признаку.
Дан покосился на Нату - та сидела, будто палку проглотила, сжимая ножку бокала. Мизинец оттопырен не был.
- Дорогая, но ты же пишешь стихи, - вмешался Калем. - Поэзия, а? Суслики и бобры не сочиняют стихов, и ветер тоже...
- Я черпаю вдохновение из природы! - сказала Турби и, подумав, добавила: - Поэзия природы божественна! Бог создал жизнь, но дьявола в божественном плане не было - его создали люди. Техно лишено добра. Оно неодушевленно, безжизненно, а природа - одушевленна. Нет, одухотворенна!
- Ну, ИскИны тоже одушевленны, - не согласился Калем. - Да и в природе...
- Никаких ИскИнов нет!
- Ну что ты, Турби... Просто их совсем мало, меньше десятка, и работают они где-то в недрах самых крупных корпораций. А вот так, как Гэндзи, то есть чтоб случайно родившийся ИскИн... вообще единственный раз. Так вот, насчет природы - какое же там добро со злом? Там рациональность, выживание видов, смерть слабейших и больных. А мы о своих калеках заботимся - при помощи той же техники, кстати. Вот завтра поглядишь на Общежитие и решишь, прекрасно оно или нет. По-моему, классно у них получилось. Ну и, если уж твоей, э... твоей мысли следовать, Турби, то технологии Общежития как раз ‘добрые’ - потому что направлены на жизнеобеспечение и комфорт людей, которые там будут жить. Они освобождены почти от всех бытовых проблем, могут отдаться, гм... - он блеснул своими черными глазами на блондинку и быстро отвел взгляд, - отдаться творчеству. Науке. Поэзии, в конце концов. Натура такие условия жизни никогда бы не обеспечила, пещера какая-нибудь или там шалаш из веток... Природа лишена комфорта и негигиенична.
Турби, которой через взгляд передалось томительное волнение, овладевшее после второго бокала вина горячей натурой Калема, молчала. Мизинец был оттопырен.
- Кстати, ИскИны, - сказал Дан, обрадованный, что Калем сам подвел разговор к этой теме, и спеша завершить невразумительный спор. - Что тут у вас произошло с этим, как его... с Ганджи?
- Гэндзи, - поправила Турби.
- Да, Гэндзи. У нас в новостях про это говорили, но как-то смутно.
- Потому что оно и было все очень смутно, - откликнулся Калем. - Вячеслава Раппопорта помнишь? У него еще старший брат на Континентпол работает вроде бы.
- Конечно. Он у нас теорию информации читал.
- Во-во. Он создал этого Гэндзи на винте из бактерий. Не важно, главное, Гэндзи сначала был справочным центром, а после превратился в ИскИна. А потом обнаружил какую-то секретную группу, которая чем-то там занималась... не знаю. По заказу какой-то крупной конторы - не то ‘Майкрософта’, не то ‘Вмешательства’. Что они делали - так никто и не понял. Нет, ну может сам Проректор в курсе, но... В общем, Гэндзи ополоумел.