То, что Санек выскочил, дало мне возможность перебазироваться вперед на сиденье. И картина, что я оттуда увидел, мне совсем не понравилась: Санек, немного пригнувшись, стоял в нескольких метрах от машины, направив дробовик на склон горы, откуда скатывалась на нас, огибая большие глыбы камня и редкие деревья, лавина виляющих шариков, напоминающих небольшие футбольные или волейбольные мячи. Впереди этой россыпи, цепляясь за деревья, несся человек в камуфляжном костюме. Шмуль? Нет, не разобрать… Человек определенно бежал по направлению к автопоезду, но впереди него был обрыв метров в пять, затем опять покатый склон.
- Левее бери, левее! - орал ему Санек, рукой показывая направление. - Да левее, ты… черт!!!
Человек добежал до края обрыва, попытался затормозить, но по инерции полетел вниз, перевернулся в воздухе и ударился ногами о почву - видимо, успел сгруппироваться, - но не удержался - покатился по склону кубарем.
Я непроизвольно хватанул ртом воздух, наблюдая это качение в облаке пыли. Каким-то чудом ему удалось остановиться, ухватившись, вернее, налетев на ствол дерева. Точно, Шмуль! Теперь я четко видел закрытые глаза под вздернутыми бровями на перемазанном лице.
- Шмуль! - надрывался Санек. - Давай вниз, Шмуль!
- Какое вниз, он в шоке! - крикнул я ему, спрыгивая из кабины. Санек бросился вверх по склону. Сзади слышались заковыристые маты Данилыча, но Санек, оскальзываясь по осыпающемуся склону, упорно карабкался вверх, к Шмулю. Тот, похоже, начал приходить в себя, попытался приподняться…
Я перевел глаза выше и задохнулся: плавной ниспадающей волной с обрыва плеснула лавина "футбольных мячей", в секунды одолела расстояние до дерева со Шмулем, захлестнула…
Санек уже бежал обратно, сопровождаемый тучей пыли и мелких камней; я с ужасом наблюдал, как он потерял равновесие, полетел, выбросив вперед руки, мелькнул оброненный дробовик…
Сам не знаю как, но я вдруг очутился рядом с Саньком, пытаясь поднять, оттащить к машине.
- Нога, ногу подвернул! - крикнул мне Санек, поворачиваясь ободранным лицом. - Допрыгаю, возьми под руку!
- Дробовик где?!! - ревел взявшийся ниоткуда Данилыч. - Куда отлетел?
Я, помогая Саньку прыгать к кабине, оглянулся назад и остановился при виде живого клубка, вьющегося вокруг дерева, под которым уже никого не было. Отдельные круглые твари уже направились в нашу сторону, словно выплюнутые клубком.
- Не стоять! - Данилыч выстрелами из подобранного дробовика сбил несколько живых шаров с хвостами, и те, хаотично кувыркаясь, покатились по склону.
- Данилыч, давай в машину! - крикнул я, пытаясь затолкнуть вопящего от боли Санька в высокую кабину. Подсадил. Впихнул. Развернулся, снимая автомат с предохранителя…
Очередь просекла стаю, разрывая на куски круглых тварей, но остановить живой поток, конечно, не смогла. Данилыч, бросив пустой дробовик, нырнул под "Сканию", а я попытался забраться вслед за Саньком, швырнув внутрь автомат, и буквально влетел в кабину, получив весомый удар сзади. Захлопнул дверцу. Тотчас раздались смачные шлепки врезающихся в кабину тварей.
Сердце стучало куда-то в кадык, рядом рыдающе хрипел Санек, которому, похоже, неплохо попало закинутым мной автоматом. Слева в кабину вскарабкался перекошенный Данилыч, правая рука в крови…
Двигатель взревел всеми киловаттами, в попытке разом набрать скорость. За стеклами кабины кружил вихрь хвостатых шаров, тычущихся в кабину в яростных попытках проникнуть внутрь. Настойчивые твари…
- Да когда же они отстанут?! - Данилыч с оскаленными зубами, перекошенным морщинистым лицом напоминал какого-то мультяшного персонажа. - Я ж не вижу почти ничего!
- Может, они кровь чуют? - подал голос Санек, аккомпанирующий своими стонами хаосу звуков, несущихся из динамика рации.
- Сколько тут той крови? - махнул рукой Данилыч. - Я обо что-то ободрался, когда под машиной пролезал… Ерунда!
- Да на Лехины джинсы глянь…
- Твою мать!!!
Я опустил глаза и увидел, что джинсовая штанина на левом бедре разорвана в клочья и пропитана кровью. Кровь запачкала и штаны Санька, сидящего рядом, и пол под сиденьем.
"Вот, блин, - мелькнула глупая мысль, - классные джинсы испортил… разорвано вон как глубоко…"
Боль пришла как-то сразу, толчком вытеснив состояние онемения, и запульсировала, пытаясь заполнить весь мир вокруг. И тогда меня затрясло.
- Аптечку, Санек, быстро! - донесся голос Данилыча, на удивление спокойный, только сиплый немного. Как он не сорвал тогда связки - для меня до сих пор загадка.
- Давай на полку, - командовал Данилыч, не переставая давить на газ. - Уложи его, чтобы раны было видно, и режь штанину, нет, некогда, - мотай так. Да перевернись же, Леха!
Санек что-то говорил, но его было плохо слышно, потому что еще кто-то в кабине орал каким-то неприятным голосом, подвывая, как побитая собака.
- Заливай антисептиком, заматывай глубже!
Белый словно мел Санек изо всех сил пытался выполнять указания Данилыча, но плохонько у него выходило… Я чувствовал, что плыву, проваливаюсь куда-то, и даже обрадовался этому, осознав, что подвываю дурным голосом именно я…
- Не отключайся, Леха, - к Проходу подходим! Санек, вкати ему что-нибудь!
- Я сам! - Я попытался выдернуть шприц-тюбик из Саниной руки. Промахнулся. Потом понял, что Санька уже рядом нет, и он палит в окно из автомата, наполняя кабину грохотом и пороховыми газами.
- Здоровые подоспели! - оглянулся на меня через плечо Данилыч. - Нам теперь только в Проезд! Держись, тебе нас провести нужно, а потом теряй сознание сколько влезет!
Перед глазами все качалось, то ли из-за того, что кабину бросало, то ли из-за слабости.
"А ведь до фига я крови потерял, - подумал я, блуждая взглядом по заляпанному окружению. - Вот задача теперь ее восполнить… а джинсы жалко…"
- Проезд, - донесся словно сверху голос Данилыча. - Леха, постарайся! Санек, держи его… Леха…
Я с упоением отдался навалившейся темноте.
ЛЕБЕДЬ
Глава 1
- Что ты, добрый молодец, невесел, что ты свою голову повесил?
Василиса Премудрая
Комната была уютной.
Не знаю, почему я так решил. Вообще-то, по первой, мне наплевать было, какая это комната, - я просто мало соображал, так меня накачали какой-то химией. Потом, не знаю на какой день лежания в этой комнате, я пришел в себя достаточно для того, чтобы вынести вердикт: да, комната выглядела уютно, и лежать в ней было приятно. Потолок невысокий, но два окна давали достаточно света, а обшитые светлым деревом стены приятно контрастировали с темным шкафчиком и гармонировали с золотисто-коричневыми шторами.
Обстановку комнаты дополнял какой-то архаичный телевизор в углу, возле двери, и широкая кровать у стенки, противоположной двери. На этой-то кровати я, собственно, и лежал. Возле моей кровати в ногах слева стоял стул, а на стуле сидела девушка. Красивая девушка.
Если бы меня кто-нибудь спросил, почему она была красивая, я не смог бы ответить определенно, так как не видел ее лица: она сидела, полуобернувшись, и смотрела в окно. Ее силуэт - вот что видели мои слезящиеся от яркого света глаза. Очертания фигуры, пышных волос… Еще голос - она намурлыкивала какой-то мотивчик, и голос ее мне определенно нравился, такой, знаете ли, не резкий, не писклявый, но и не грубый… голос, в котором играли живые теплые нотки.
Я не видел ее лица, но почему-то знал, что оно красиво: ведь не могла девушка, обладающая такой фигурой (которую ни джинсы, ни клетчатая рубашка не могли испортить, но лишь подчеркивали), такими волосами и таким голосом, быть некрасивой.
Так я лежал, потихоньку наблюдая за девушкой, которую, похоже, больше интересовало происходящее за окном, чем в комнате, - а значит, и я, - и постепенно зрение мое восстанавливалось, отмечая различные мелочи в моей компаньонке. Я не знаю, сколько бы еще продлилось мое исследование и как далеко я зашел бы в познании клеток на девушкиной рубашке, но, почувствовав, что моя левая рука непонятным образом затекла и остыла, я попытался повернуть голову и определить положение дел с такой нужной мне частью организма.
Девушка, почувствовав движение, повернула ко мне лицо, и я понял, что ошибался, думая, что она красива. Просто она оказалась очень красива. Красива настолько, что я снова замер, разглядывая смелый разлет бровей над широко расставленными темными глазами, аккуратный нос, может, слишком пухлые губы, если бы они не были так красиво очерчены, маленький, но твердый подбородок…
- Привет, - сказала она, откидывая волосы назад, открывая стройную шею и крохотное ухо. - Как самочувствие, выздоравливающий?
Я прохрипел в ответ что-то невразумительное, кашлянул, прочистил горло и, наконец, обрел голос:
- А какое самочувствие может быть у умершего?
Она подняла вопросительно бровь, сделав это так изящно, что я готов был ей зааплодировать.
- Я же на небесах, если возле меня ангел?
- Комплименты сиделке - верна ознака того, что больной идет на поправку! - Этот громоподобный бас просто взорвал комнату, заставив меня вздрогнуть и дернуться от боли в левой ноге.
- Папа! - повернулась к стоящему за открытыми дверями ухмыляющемуся усатому мужичине девушка. - Не пугай больного - ему вредно волноваться.
В ее голосе был легкий акцент. Нет, не английское женское карканье и не немецкая грубость. Что-то почти неуловимое, не портящее, но, скорее, придающее еще большее очарование словам.