Глава 6
ЧТО ДАЛЬШЕ?
Когда Олег проснулся, первой мыслью его было - не в сказку ли он попал. Вместо жестких досок, укрытых старым матрасом, - нормальная кровать. Постоянный сумрак подвала сменил льющийся в окно солнечный свет, и пусть ноябрьское солнце было по-зимнему бледным, но его свет ни в какое сравнение не шел с принесенным снайперу фонариком. Самое главное, рядом с кроватью в мягком кресле вместо говорящей крысы, поджав ноги, сидела Иришка. Увидев, что Музыкант открыл глаза, она стремительно выпрыгнула из кресла, наклонилась над снайпером и порывисто чмокнула его в лоб.
- Не спишь? Ты как себя чувствуешь?
- В целом, - задумчиво пробормотал Олег, привыкая, что эпопея с подвалом в "серой зоне" окончена и он опять среди своих, - кажется, нормально. На твердую четверку. А что врачи говорят? Наверняка ведь скажут, что мне еще пару месяцев надо в постели поваляться.
- Будь это в моей власти - я бы сделала так, чтобы ты в ней остался на год. Или на два. В общем, пока крыс не победим. Олежка, я ведь не знала, что и думать. Сказали, что ты уже не вернешься.
- Золотко, - он осторожно протянул руку и погладил девушку по волосам, - но я же пришел назад? Ты же лучше всех знаешь, что я возвращаюсь всегда. Зачем ты каких-то других слушаешь?
Вот так бы действительно годик проваляться, подумал Олег. Ничего не делать, только перебирать пальцами волнистые пряди черных волос, улыбаться друг другу, каждое мгновение переживать то, что мы вместе. И свет, настоящий солнечный свет - боже, как это здорово.
Иришка слабо улыбнулась:
- Ну они же умные?
- Кто? Вась-Палыч с Доцентом?
- Ой, ну не так же громко. Доцент, кстати, за дверью.
- Ничего с ним не случится, - нарочито громко сказал Олег. - Вожди должны знать правду о себе. А кто им скажет правду лучше, чем народ?
Музыкант заворочался, приподнялся, сел, откинувшись на заботливо поправленную Иришкой подушку.
- Доцент! - громко сказал он. - Ты же меня слышишь? Зайди, есть серьезный разговор.
Дверь распахнулась мгновенно, как будто штабист подслушивал разговор снайпера и Иришки, прильнув ухом к замочной скважине. Доцент вошел широким шагом, громко стуча каблуками по линолеумному полу.
- Все ерничаешь? - спросил он, не здороваясь. - Ну что, герой, жив?
- Нет, - съязвил Олег, - умер. Меня крысы подняли из мертвых и заслали к вам шпионить.
- Ты так не шути. - Тон Доцента мгновенно стал более серьезным. - Ну, версию Дмитрия, что с вами случилось, я уже слышал. Теперь расскажи, что было потом.
- Значит, Дмитрий вернулся, - протянул Олег задумчиво. - А еще кто выжил?
- Только Паршин. Ну, он вояка старый, в Чечне в свое время успел побывать. Они с Дмитрием прорвались, остальные - увы. Ну не тяни, про себя давай. С тобой-то что произошло?
- Ничего особенного. - Музыкант пожал плечами, и одеяло, дарующее чудное полузабытое ощущение домашнего уюта, поползло вниз.
Олег ловко поймал его здоровой рукой, поправил и продолжил:
- Меня ушибло при взрыве гранаты. О камни приложило. Крысы пробежали мимо, приняв меня за мертвого. Наверное, приняв. Я подождал, пока все успокоится, и заполз в подвал. Там отлежался. Потом выполз обратно и перебрался к своим. Вот и все.
- Да? Так просто? - Штабист смотрел на Олега прямо, а в глазах Доцента читалось, что он не очень-то доверяет рассказу.
- Тебя не было неделю. Чем ты питался? Где брал воду?
Умный, почти с ненавистью, удивившей его самого, подумал Музыкант. Ты же прекрасно видишь, что что-то не стыкуется. Не могло все быть так легко. Но, извини, про крысу я тебе не расскажу, и не надейся. Во-первых, вы мне в прошлый раз не поверили - не поверите и теперь. Во-вторых, если вдруг и поверите, придется рассказывать с самого начала. Говорить, что однажды я ее отпустил. Как бы вам это не показалось подозрительным. Если ты, Доцент, и посмотришь на историю с крысой сквозь пальцы, другие могут уцепиться. Вась-Палыч - тот всенепременно. Он обязательно найдет, к чему придраться. Предположит, что если крысы могут говорить по-русски, то я, чего доброго, окажусь завербованным крысиным шпионом или еще чем-нибудь в этом роде. И даже если его никто не воспримет всерьез, это может что означать? А то, что прощай, независимость. Никаких пропусков, никаких рейдов по порубежью. В общем, ничего того, к чему Олег привык. Что уже стало неотъемлемой частью его самого - холодная ночная свобода безлюдного города, прикосновение пальца к курку, мгновения риска и наслаждение заслуженной победой. Нет, вдруг промелькнула злая мысль, я вам этого не отдам. Это - мое.
- Был там рядом старый "москвичонок", весь проржавевший. У него в багажнике нашлась сумка с консервами. Похоже, кто-то еще во время Катастрофы драпать собрался, но не успел. А еда осталась. Вода… Ну, тут все просто. Дожди же почти каждый день шли. Доцент, мы не о том говорим, о чем стоило бы.
- Да? А о чем, по-твоему, стоит говорить?
- Скажи, вы мою одежду осмотрели? Все карманы обшарили?
- Олег, Олег! - Доцент покачал головой. - Нет, конечно. Зачем нам в твоих карманах копаться? Врач тебя осмотрел, сказал, что ты можешь отлеживаться дома, - вот тебя сюда и принесли. Куртку твою Иришка куда-то бросила.
- Ага. Золотко, принеси ее, пожалуйста.
- Сейчас.
Иришка быстро упорхнула, так же быстро прилетела обратно.
- Открой нагрудный карман. Нет, тот, что справа, с молнией. Там листок бумажный, вытаскивай. Не мне, сразу Доценту отдай.
Штабист развернул сложенный в несколько раз лист, вымокший в луже, а затем высохший в кармане Олеговой куртки.
- Вот как, - задумчиво пробормотал он. - И как же это понимать?
Он испытующе уставился на Музыканта:
- Где ты это взял?
Олег вкратце рассказал историю с превращением гаража в соседнем дворе в бункер и с визитом крысиного начальства, которое привезло целую папку таких бумажек.
- Я так понимаю, это засада, - твердо сказал он. - Конечно, мне неизвестно, откуда эти записки берутся, даже не спрашивай. У меня в голове сама мысль о том, что крыса способна писать по-русски, совершенно не укладывается… - Тут он подумал, что откровенно врет. У него уже и не такие мысли находили в голове место и вполне уютно там устраивались… - Но я собственными глазами видел, что у тварей, перестраивавших гараж в бункер возле того дома, в котором я отлеживался, была целая пачка таких записок. Так что, подозреваю, это просто способ заманивать наших людей в ловушки.
- Наших людей? - переспросил Доцент. - А чьими еще сейчас люди могут быть? Они только наши и остались. Надеюсь, мы действительно все друг другу свои. Так, Олег. Это, - он помахал листом у Музыканта перед носом, - я заберу с собой. Покажу в Штабе… некоторым. Нет, значит, никаких пленных, которых нужно спасать. Жаль… Чертовски, понимаешь ли, жаль. Мы-то уже размечтались, как было бы здорово показать людям тех, кого удалось вырвать из лап тварей. Тут тебе и просто радость, и боевой дух на подъеме. Ну да ладно, правда важнее. Ты пока лежи, приходи в себя. Доктор сказал, что ничего с тобой страшного не случилось, но надо отдохнуть.
Он вышел, тихо притворив за собой дверь.
- Ты чего-нибудь хочешь? - спросила Иришка. - Ну, поесть, например. Или чаю? Может, книжку принести?
- Музыку включи, - попросил снайпер.
- Я уже и отвыкла от твоего хеви-метала, - слабо улыбнулась девушка.
- Еще бы. А я вот, наоборот, без него чувствую себя слабым. Настоящая мужская музыка, что бы ты в ней вообще понимала, - усмехнулся Олег в ответ. - Да сунь в проигрыватель первое, что попадется, мне сейчас все равно. Это тоже… как домой вернуться. Значок.
Иришка нажала кнопку проигрывателя, тот плавно высунул широкий язык, заглотил диск, негромко и низко загудел. Из динамиков ритмично рявкнули гитары, поддерживаемые барабанами. Подключился вокалист, выплевывавший в такт музыке короткие злые фразы:
Как будто Гаммельнский Крысолов
Ведет крыс по улицам,
И мы танцуем как марионетки,
Поклоняясь симфонии разрушения.
Как в тему, подумал Музыкант. Все, конечно, не так, не совсем так. А если чуточку подумать, то совсем не так. Но симфония разрушения - это именно то, что сейчас происходит. Словно какой-то безумный дирижер управляет нами, заставляя вести эту войну.
Через несколько дней безделье начало откровенно тяготить Музыканта. Странное дело: попав наконец обратно к своим, куда он так стремился, когда лежал в подвале, окруженный крысами, Олег был готов наслаждаться поистине волшебным ничегонеделанием. Но вскоре снайперу надоело, что единственное его занятие, в котором он преуспел, вернувшись, - это продавливание дивана. Нога вновь стала привычно послушной. Рука еще болела, но врачи уверили Олега, что речь и на самом деле шла об ушибе. Труба здорово придавила руку, но непоправимого ущерба не нанесла, и доктор обещал пациенту, что через три-четыре дня и здесь все вернется к норме.
- Ты как зверь в клетке, - сказала как-то вечером Иришка. - Ну что ты мечешься? Пойди погуляй. К Кравченко сходи. С Сережкой выпей. Он тут, кстати, забегал как-то, когда ты спал. Интересовался, как у тебя дела. Я тебя, извини, будить не стала.
- Ладно, - отмахнулся Олег.
- Только ради бога не торопись за крысами гоняться. Доцент сказал, что ты пока Штабу не нужен. Так что побудь дома. Мне так нравится, когда ты никуда не уходишь.