- Глубокая разведка… Вон как… - протянул задумчиво Олег. - Хорошо, дуй обратно в Штаб и скажи, что я скоро буду.
- Ты это… Поскорее… - засопел Стасик, которому явно неловко было велеть что-то "самому Музыканту". - Там сказали, чтобы ты одной ногой здесь, а другой - там.
- Мало ли что там сказали, - буркнул снайпер. - Приду-приду. Позавтракаю, побреюсь и приду.
Посыльный бросил на него завистливый взгляд, в котором явно читалось желание уметь и мочь поступать так же, как "сам Музыкант", и не слушаться всесильных штабистов.
- Ты сам поторопись, - добавил Олег.
- Все, исчез! - крикнул парень уже на бегу, стуча каблуками ботинок по лестнице.
- Что, вызывают? - спросила Иришка.
- Угу. Понадобился зачем-то. Чаю налей, пожалуйста.
- Ты правда не будешь торопиться?
- Совершенно.
- А если там что-нибудь очень серьезное? Вдруг действительно вопрос жизни и смерти?
- Если там вопрос жизни и смерти. - Музыкант прошел в кухню и принялся нарочито медленно намазывать масло на кусок хлеба и аккуратно разравнивать его ножом, - они не стали бы присылать посыльного. Доцент сам бы пришел. И вообще - если я им могу срочно понадобиться, пусть ставят телефон.
Телефонная связь в городе худо-бедно, но работала. Только обеспечить всех аппаратами пока что не удавалось. Бой-баба как-то раз на совещании Штаба долго ворчала насчет того, что большинству людей телефон все равно нужен лишь для того, чтобы часами занимать линию бесполезными разговорами. На том и порешили, связав небольшой сетью только членов Штаба, руководителей некоторых служб, командиров боевых групп и постов.
- Так-таки Доцент? - попробовала подколоть Олега Иришка. - Или Вась-Палыч?
- Ну уж нет. Этот не придет ко мне, даже если мир будет катиться в пропасть.
- Эх, Олежка… Ты думаешь, что так хорошо всех знаешь?
- Нет, конечно. Но я точно знаю, кто как ко мне относится. Мне хватает.
- На самом деле? - Иришка поставила на стол любимый Олегов стакан, в который только что налила чаю. - Скажи, например, а как я к тебе отношусь?
- Ты? - Олег растерялся. - Ну… Любишь, наверное…
- Так-так, - подбодрила его девушка. - "Наверное, люблю" или все-таки "просто люблю"?
- Просто любишь. И вообще чего пристала? Ну дай поесть человеку.
Музыкант демонстративно засунул бутерброд в рот и откусил огромный кусок, которым сразу же едва не подавился.
- Олежка-Олежка…
Его женщина присела рядом с ним, ласково провела ладонью по голове.
- Ты у меня иногда как ежик, а иногда - как черепаха. Или даже как страус. То выставляешь колючки, чтобы колоть весь мир, то от этого самого мира прячешься.
- И что же я делаю неправильно?
- И то, и другое. Конечно, иногда нужно бывает уколоть, а иногда - спрятаться. Только ты никак не поймешь, что есть и другие способы.
- Эй… Только не надо учить меня жить, - возмутился Олег.
Он чувствовал, что наполовину его возмущение - чистое притворство, а чем оно является на другую половину, Музыкант предпочитал не думать.
- Да я не учу. Не буду. Не собираюсь. Доедай бутерброд, ежик, пей свой чай и побереги свои иголки для Штаба. Вот там они могут тебе пригодиться.
В Штабе Олега действительно ждали. Стоило только войти, как его встретил какой-то полузнакомый пожилой человек с манерами военного еще тех, докатастрофных времен.
- Олег? Ну наконец-то, а то мы уже заждались. Я - Паршин, и меня, представь, тоже Олегом зовут. Ну пошли, пошли, народ уже собрался, тебя одного только не хватает.
Тезка потащил Олега на второй этаж, по лестнице с выщербленными ступенями, на которой как-то раз Музыкант поскользнулся и, упав, разбил себе колено. Словно в такт неприятным воспоминаниям, колено вновь заныло, и не ожидавший такого снайпер поморщился. Паршин это заметил.
- Что, не любишь Штаб? Это нормально, представь себе. Чего его любить? Они тут сидят, в тепле и уюте, за нашими спинами, а нам с тобой отдуваться. Мы же с тобой похожи - мы люди действия, нам подавай поле, да чтобы сам по себе и никто над нами не стоял. Ну что молчишь? Не так, что ли?
Не так, хотел ответить Музыкант. Совсем не так. Не хочу я никакого действия. Ни в какое поле не хочу. Покоя бы мне. Чтобы никто не выдергивал из своего дома, от любимой женщины и от утреннего чая с бутербродом. Но вместо этого Олег кивнул. Говорливый Паршин чем-то ему не понравился.
- Ну ты молчун, - восхитился тот. - Да ладно, брось, уже пришли.
Он толкнул крашенную белой казенной краской дверь, на которой висела табличка "Без стука не входить", и объявил:
- Вот, товарищи-господа, привел!
Внутри царила традиционная атмосфера штабных заседаний: висящая под потолком сизая пелена табачного дыма, разбросанные по столу документы, придавленные кружками с чаем, оставлявшими на бумаге коричневые круги. Доцент вымерял расстояние по карте циркулем, одновременно объясняя что-то ожесточенно жестикулировавшей Бой-бабе. Вась-Палыч, отхлебывая из стакана в серебряном подстаканнике, читал разлохмаченную по краям распечатку. Невысокий седой армянин Арсен, формально в Штаб не входивший, но занимавшийся различными хозяйственными вопросами, тыкал пальцами в кнопки большого бухгалтерского калькулятора. Еще двое людей - их Олег, кажется, где-то видел, но имен не вспомнил, как ни старался - негромко переговаривались, сидя в поставленных друг напротив друга креслах. Когда Паршин открыл дверь, никто сначала даже не подумал отвлечься.
Не обращая внимания на то, что их не замечают, Паршин слегка хлопнул Музыканта по плечу:
- Заходи, дорогой. Тебя все ждут.
- А, это ты, Олег. - Доцент отложил циркуль и повернулся к двери: - И ты, Олег…
- И ты, Брут, - хихикнула Бой-баба.
- А Цезарем, значит, кто будет? - осведомился Вась-Палыч.
- Думаю, что ты, - отозвался снайпер и, не дожидаясь приглашения, уселся в свободное кресло.
Паршин, схватив за спинку стоявший неподалеку стул, дернул его к себе. Стул противно скрипнул ножками по полу и не менее резким скрипом отозвался на то, что тезка снайпера опустился на него.
- Дошутишься, Музыкант, - буркнул Вась-Палыч.
- Не в этой жизни, - огрызнулся Музыкант.
- Да-да, - прервал их пикировку Доцент. - Мы в курсе, что только хорошие умирают молодыми. Так ты говоришь?
- Угу. Зачем звали?
- Зачем звали? За делом. Сможешь в "серую зону" сходить?
Откровенно говоря, Музыкант ожидал чего-то в таком роде. Хотя он, скорее, предполагал, что речь пойдет о вылазке в порубежье. После пропажи нескольких разведгрупп Штаб отказался от глубоких рейдов на территорию, занятую крысами.
- Смогу, - просто ответил снайпер.
- Так… - Доцент довольно потер руки. - А людей с собой провести?
- Туда и обратно? - на всякий случай уточнил Олег.
- Конечно. Иначе и мараться не стоит.
Это снайперу понравилось меньше. Одно дело - идти в порубежье или "серую зону", надеясь только на себя и отвечая исключительно за себя. И совсем другое - когда тебе на шею посадят каких-нибудь ребят, возомнивших себя спецназовцами, коммандос докатастрофных времен. Они свяжут меня по рукам и ногам, подумал Музыкант. А если еще надо мной поставят командира… Ну уж нет.
- Я могу отказаться? - спросил он.
Вась-Палыч фыркнул.
- Лучше бы, конечно, нет, - перевел это фырканье на человеческий язык Доцент. - А собственно говоря, Олег, почему ты отказываешься?
- Я ничего не могу гарантировать, - осторожно подбирая слова, сказал Музыкант. - Как я хожу по порубежью, я никому объяснить не могу. Хожу - и все тут. Был ли я в "серой зоне"? Да, был. Пойду ли еще? Да, пойду. Но один. Почему один? Потому что не хочу, чтобы сначала на меня понадеялись непонятно по какой причине, а потом будут трупы, и все они останутся на моей совести, потому что у меня нет никакой уверенности, что я мог бы им помочь. Достаточно? На все вопросы ответил?
- Нет, не на все, - вмешалась Бой-баба.
Олег посмотрел на нее с интересом. Среди штабистов Зинаида Вершинина была для него наименее понятным человеком. Музыкант делил людей потому, как они к нему относились: нормально или не очень. К первым относился, например, Доцент. Типичным примером вторых являлся, конечно же, Вась-Палыч. А вот Вершинина не относилась к глухому снайперу никак. Вообще. Как будто в ее мире Олег существовал лишь тогда, когда в нем возникала необходимость. А во все прочее время Музыканта укладывали в спячку в далеком подвале, из которого его извлекали лишь в случае очередного неотложного дела.
- Мы вполне можем приказать тебе, Музыкант. Ты не замечал, что получаешь паек? Что у тебя дома зимой есть отопление? Что ночью к тебе в дом не врываются крысы? А знаешь, откуда все это берется? Почему ты спокойно спишь по ночам? Потому что есть другие люди, и они работают на то, чтобы тебе было сегодня хорошо, а завтра еще лучше. И пока мы руководим этими людьми, и пока ты от них зависишь, я считаю, что мы можем приказывать. И не забывай - ты чуть ли не единственный в городе, кто живет не по графику, кого не ставят в караулы, не назначают в госпиталь - выносить горшки, не гоняют с лопатой картошку сажать.
- Но обрати внимание, - добавил Доцент, - что мы все-таки не приказываем, а просим.
- Ага, - вмешался Вась-Палыч, - индивидуальный подход это называется. Тебе прикажи - ты же наизнанку вывернешься, чтобы все испортить. Нам же дороже выйдет.
- Ой, да помолчи, - поморщилась Бой-баба. - Мы все тут разумные люди. Мы все на одной стороне баррикад. Что нам мешает нормально поговорить и обо всем спокойно договориться?