– Две стайки бродячих собак в расчет можно не брать. Одна точно до сих пор идет за нами, но ничего серьезного, просто рассчитывают поживиться объедками или трупом одного из нас.
Водила только усмехнулся и, взяв в горсть бороду, внимательно обвел глазами невысокие холмы где-то у меня за спиной. Поза его была расслабленной, никаких видимых признаков беспокойства я не заметил.
– С собачками это ты ловко заметил! Верно, идут за нами, но скоро отстанут. На ночлег останавливаться не будем.
– Как пойдем с грузом по темноте? Не сбиться бы с дороги.
Семен снова понимающе улыбнулся и махнул ладонью куда-то вперед. Там поднимались невысокие, поросшие чахлым леском холмы. Они тянулись вдоль узкой тропинки почти до самого горизонта.
– Тут дорога пока безопасная, текучей земли еще нет. Мы вешки ставим, их только в "ночник" углядеть можно. Фургоны в повод возьмем да и двинемся, помолясь. Накинь шлем да респиратор, сейчас буря нас догонит, будет кисло.
Наши возницы тоже спешились, мы с Анджеем помогли неразговорчивому, угрюмому подростку по имени Петря облачить двух его лошадок в защитные антирадиационные попоны с респираторами. Лошади, видимо, уже имея привычку, особо не сопротивлялись, послушно давая застегивать сбрую и бахилы. Я тоже надел маску и шлем, хотя у "сумрака" они не очень удобные. Сам шлем не тяжелый, со встроенной гарнитурой связи, более всего напоминает обычную армейскую "сферу". Маска у него комбинированная, с фильтрами и аппаратом замкнутого цикла, на полчаса автономного дыхания. Тут есть встроенный прибор ночного видения, но видимость так себе что с ним, что без оного. Смотровые линзы выпуклые, с антибликовым покрытием и защитными блендами. Шланг выведен назад, где под дном поилки и находится этот самый баллон автономного цикла дыхания. За время, пока носил, к весу практически притерпелся, только вот носить не люблю, где возможно обходясь простой шапкой-маской.
Когда окончательно стемнело, Семен взмахом руки дал сигнал выдвигаться. Наш проводник надел поверх комбеза немецкий плащ-накидку с рукавами и противогазом, вмонтированным в капюшон. Прогулка закончилась, об этом говорило еще и то обстоятельство, что все мои коллеги теперь не выпускали оружия из рук. Наушники шлема резали большую часть диапазона внешних звуков. Но по тому, как резко трава прильнула к земле, я понял, что поднимается ветер. Воздух, идущий сквозь фильтры, имел стойкий привкус резины и затхлости, хотя при этом был ощутимо прохладным.
– "Ночники" включаем. Начинаем движение!..
Голос Семена по общей связи звучал отрывисто, чувствовалось приближение грозы. Я переключил ПНВ в пассивный режим, все вокруг из черного стало черно-зеленым. Однако тропа впереди стала видна довольно отчетливо. А впереди через промежутки в пять-шесть метров я различил пятна какого-то изотопа или фосфорной краски. Скорее всего, это и были те самые метки, о которых говорил проводник. Петря слез с облучка и повел упряжку в поводу, крепко ухватив кобылу справа за хитро вмонтированную в хомут скобу. Мы с напарником, обвязанные страховочным тросом, двинулись следом. Анджей знаками показал, что нам следует отстать метра на три и поглядывать по сторонам и назад. Ветер усиливался с каждой секундой, а сполохи грозы становились все более яркими. Вскоре вдобавок к треску помех и вою ветра в динамиках защелкал счетчик радиации. Интенсивность излучения возросла на треть по сравнению с обычной для этих мест, но выше не поднималась. Холмы постепенно становились все выше, и вскоре идти стало легче, потому что они заслоняли тропу от ветра. Страховочный трос и не оставлявшее меня чувство близкой опасности не давали погрузиться в мерный ритм ходьбы. Я постоянно то смотрел под ноги, то оглядывался по сторонам. Чахлый лес на склонах холмов не мог бы скрыть засады, но ночью к нам можно было подобраться относительно легко.
Так продолжалось довольно долго, пока эфир не разорвал хриплый окрик Семена:
– Сто-оп!.. Все стоим, никто не двигается, смотрите по сторонам!..
Обоз замер как вкопанный, я присел в канаве рядом с задним левым колесом фургона и стал осматриваться по сторонам. Сперва я ничего не понял, водя стволом в направлении холмов, пытаясь вычислить угрозу, но там из-за усилившегося ветра фиг чего разглядишь. Вдруг сильным порывом ветра меня буквально вжало в колесо фургона, а от близкой вспышки молнии сработал предохранитель "ночника", и тот, мигнув, отключился. Но темноты кругом как не бывало, вдруг стало светло, словно в жаркий полдень. Сзади и слева я увидел стену светящихся молний, занявших все небо, на которое хватало глаз.
Из наушников послышался сильно искаженный голос проводника:
– Стоим, никто не шевелится! Петря, Никола – держите лошадей, делайте что хотите, но пусть скотина стоит смирно!..
Не думаю, что кто-то из путешественников вообще смог бы шевельнуться, настолько подавляющим по своей мощи было увиденное зрелище. Волна, состоящая из сотен грозовых разрядов, свитых в тугие вихревые воронки, шла вперед степенно, без какой-либо видимой суеты. Это сочетание невиданной скорости и внешней незыблемости могло вызвать только страх, но отчего-то его не было. Как завороженный я смотрел на огромный черный столб, поднимавшийся к низко висящим черно-сизым облакам в окружении таких же вихрей, но существенно меньших размеров. Между "братьями" тянулись ломаные нити электрических разрядов, которые связывали их между собой, словно непрочные светящиеся нити. Вдруг краем глаза я различил впереди по ходу движения массивную тень и направил ствол автомата в ту сторону, но быстро опознал нашего проводника. Семен с усилием добрел до того места, где я сидел, и плюхнулся рядом на корточки, тоже прислонившись к борту фургона.
– Вот это силища, да?!.
Мне трудно было различать слова, но по общему смыслу отрывков фраз я догадался, о чем он пытался сказать. Не отвечая, я махнул рукой и несколько раз энергично кивнул.
Семен, поняв, что я услышал и вроде бы все понял, приблизил голову к моей и снова заговорил:
– Волна за холмы никогда не ходит! Но это самая сильная, которую я тут видел!.. Если перескочит через холмы, лезь под фургон и хватайся за скобы на днище!
Зная, что вопрос получится глупым и скорее всего бесполезным, я все-таки спросил проводника:
– Поможет?!
Ответ вышел ожидаемо язвительным, но в данной ситуации можно либо страдать молча, либо банально шутить:
– А хрен его знает! Но хуже-то не будет, это точно!..
Хлопнув меня по плечу, Семен поднялся и, крепко вцепившись в борт фургона, пошел обратно к головной повозке. Я впервые подумал о лежащих внутри раненых и девушке-фельдшере с молодым и серым от усталости лицом, которая, сев у КПП, только пару раз показывалась наружу, переходя из одного вагончика в другой. Стены в случае чего от стихии не защитят, у нас снаружи шансов выжить куда больше, чем у запертых в этих коробках.
Тем временем волна шла вперед, задевая краем верхушки холмов, выворачивая с корнем хилые деревца, которые тут же всасывало внутрь. Низкий, похожий на утробное рычание какого-то гигантского зверя свист буквально рвал барабанные перепонки, заполняя собой все пространство, которое оставили темнота и мертвенно-белый свет зарниц. Так прошла целая прорва времени, сколько точно, я уже сказать не могу, в последний раз, как я смотрел на экран ПДА, плавающие на дисплее часы показывали невразумительное 99.00.99. Большой смерч и его младшие братья силились перескочить холмы, но каким-то чудом у них ничего не выходило. Медленно, очень-очень медленно они величаво и грозно тронулись вперед, вдоль хребта по дороге и наконец-то обогнали наш небольшой отряд. Ветер все так же перебрасывал тучи пыли и мелкого мусора, но сила его уменьшилась настолько, что я смог подняться на ноги.
– Все, народ, поднимаемся и идем дальше, до норы осталось совсем недалеко! Вперед и с песней!..
Обоз медленно двинулся вперед, мы с Анджеем все так же шли позади. Волна ушла далеко вперед, и вскоре снова стало совершенно темно. Я включил "ночник", и мир вокруг опять окрасился в черно-зеленые тона. Скоро холмы понемногу сошли на нет, и перед нами снова открылась ровная как стол степь, покрытая участками редкого леса и высокой сухой травой. Единственное, что было непривычно видеть, это то, как даже под порывами неутихающего ветра не колыхнется ни единый стебель или дерево. Тропа была словно тонкая нить среди этого застывшего моря сухостоя, зловеще поблескивавшего в неровных всполохах отдалившейся грозы. Справа впереди я увидел развалины большого панельного дома, пространство вокруг которого неярко светилось. От дома остались только пара подъездов и игровая площадка перед фасадом. Крышу, как и весь пятый этаж, что-то срезало, словно гигантским ножом. Два подъезда с восточной стороны отсутствовали, от них остались стоять нерушимо только внешние стены, держащиеся непонятно как и на чем. Но вся западная часть хрущевки с виду была совершенно нетронута.
Вдруг молчавший всю дорогу Анджей подошел ко мне и, указав рукой на развалины, отчетливо сказал с едва уловимым польским акцентом:
– Это Норка, наша главная резиденция!