Тяжело ранило только командира группы, получившего в схватке ножевое и осколочное ранения. Обе раны были плохие: вражеский клинок пробил грудь, а осколок гранаты перебил плечевую кость, что сопровождалось сильным кровотечением. Кровь вроде бы удалось остановить: на грудную клетку наложили тугую повязку, используя оболочку медпакета, чтобы предотвратить попадание воздуха в травмированное легкое. Руку кое-как зафиксировали неким подобием лангеты из подручных материалов, от одного вида которой у любого медика волосы встали бы дыбом. В себя лейтенант так и не пришел, хоть и был, как ни странно, все еще жив…
Вырубленный ударом приклада Ванька Сидоров едва не попал в плен – в последний момент его в бессознательном состоянии вытащил на горбу Евсиков, получивший при этом свою пулю в руку. К счастью, "фашистский подарок" прошел навылет, не задев ни кости, ни крупных сосудов, так что жизни сержанта ничто не угрожало. Сейчас Сидоров уже немного оклемался и сидел, прислонившись к древесному комлю. Порой накатывала волнами тошнота, однако рвать больше было уже нечем: все, что было в желудке, он уже выблевал под ближайший куст. Евсиков же, белея в темноте свежей повязкой, старательно делал вид, что ему нисколечко не больно. Поскольку командиру – а сейчас сержант именно им и являлся – слабость показывать не положено.
Еще двое разведчиков, красноармеец Вилен Рогов и ефрейтор Николай Дашко, отделались легким испугом. Парочка синяков и царапин, понятное дело, не в счет – и хуже бывало. Особенно ежели на других боевых товарищей поглядеть.
Но главным все-таки было не это: Рогов, практически не участвовавший в стычке с диверсантами, поскольку до того шел замыкающим, в последний момент ухитрился захватить пленного! Раненый немец то ли заплутал в темноте, то ли специально стремился отползти подальше от места схватки, но прихватил его разведчик без малейших хлопот и сопротивления. Как выразился, морщась от боли в перевязываемой руке сержант: "экой ты шустрый, боец! Повоевать не успел, зато как трофеи собирать, так первый".
И глядя на возмущенно вскинувшегося Вилена, добродушно пробасил в прокуренные соломенные усы:
– Да шучу я, шучу! Молодец, и как только в темнотище-то сориентировался. Жаль, фриц совсем плохой, вряд ли донесем… За такого пленника нам бы от командования особое уважение перепало, верно говорю.
Пленный и на самом деле был "плохим": две попавшие в живот пули не оставляли особого шанса дотащить его живым. Разумеется, его тоже со всем тщанием перевязали, однако вряд ли это могло существенно помочь: раненый метался в бреду, периодически теряя сознание, и что-то негромко бормотал на своем языке. То ли мать звал, то ли ругался, то ли еще что – пойди, пойми?
Из стволов молодых деревьев и плащ-палаток наскоро соорудили пару носилок-волокуш, собираясь погрузить на них раненых. Вот только одни из них не понадобились – младший лейтенант Зуев умер, так и не придя в сознание, еще до выхода. Уложив завернутое в плащ-палатку тело командира под корнями гнилого выворотня и присыпав его прелыми листьями и землей, двинулись прямиком к Луге, стремясь оторваться от возможного преследования. Евсиков прекрасно понимал: в покое их немцы не оставят. Поскольку, как только разведчики доберутся до своих, вся их секретность пойдет псу под хвост. Ведь не просто ж так диверсанты по лесу шлялись, вблизи стратегического объекта? Ясное дело, не просто…
Конечно, потрепали немчуру неслабо, как минимум вдвое проредив группу, но и того, что осталось, могло хватить. Поскольку под его командованием нынче аж два полноценных бойца, плюс они с Ванькой, каждый едва еще на половинку тянет. Один однорукий, второй на всю башку ударенный – еле бредет, бедолага. И глаза со стороны в сторону плавают, словно у сильно пьяного. Итого три. В сумме, так сказать. Плюс раненый на руках, с которым быстро по лесу – да хоть бы и по дороге! – никак не побегаешь, здоровый, гад…
Через полчаса сделали небольшой привал, позволяя вымотавшимся "носильщикам" и контуженному Сидорову немного передохнуть. Перед выходом сержант отправил Рогова на полсотни метров назад, приказав установить парочку минных ловушек из оборонительных гранат и мотка бечевки. Способ пока что в армии не шибко известный, но весьма эффективный против живой силы, особенно ночью, когда практически невозможно разглядеть, что находится под ногами (не пойдут же преследователи с фонариками в руках!). Евсикову же о подобной возможности использования самой обыкновенной Ф-1 рассказал старый товарищ, прошедший всю Финскую войну от первого до последнего дня . Если фрицы попрутся по их следу – а они наверняка попрутся, поскольку четверо людей с носилками в руках просто не могут пройти, не оставив никаких следов, – будет им сюрприз. А то и парочка, ежели не гуськом пойдут…
Минут через двадцать позади глухо бумкнуло. И Евсиков, тяжело вздохнув, снова остановил группу. Отвел в сторону Дашко с Роговым и помолчал, собираясь с мыслями. На душе было паршиво. Но он обязан был поступить именно так.
– Вот что, братцы, до реки еще как минимум верста, а то и поболе. Не оторвемся мы от них такими темпами. Задержать нужно.
– Да брось ты, Степан Михалыч, все и так понятно, – пожал плечами ефрейтор. – Что ты с нами, как с дитями неразумными? Придержим фрица, пока вы до реки добежите, не сомневайся. Главное, патронов да гранат побольше оставьте, вам они уже без надобности.
– Кто со мной останется, сами решите? Или приказать?
– Так оба и останемся, – быстро переглянувшись, пожали плечами разведчики. – А то из вас, тарщ сержант, какой сейчас боец? Одна рука работает, еще и колено вон раскровянили…
– Отставить! – негромко прошипел тот. – Стрелять смогу, и ладно! А ничего иного и не нужно. Один из вас пленного должен помочь тащить.
– Левой рукой? – иронично хмыкнул Дашко, в глазах которого, впрочем, не было ни капли веселья. Только тоскливое понимание того, что предстоит сделать.
И тихонько добавил:
– Не дури, Михалыч, не боец ты нынче. Гранату – и ту не кинешь, себе под ноги разве что, чтобы живым не сдаваться. Кто его знает, сколько этих гадов уцелело да за нами идет? Не сдержим сейчас – все поляжем, и наши про диверсантов не узнают. Получится, зазря группа полегла, а? Так что извини, командир, но ты нам сейчас не приказ. Оба останемся, верно, Вилен? А немца вы с Ванькой как-нить да дотащите, не на волокуше, так под руки возьмете, ему уж без разницы. Да и с чего ты решил, что мы с Вилькой помирать собрались? Окоротим фашиста – и дернем за вами на всех парах. Ну, чего молчишь? Времени край…
– Добро, – непослушными, будто внезапно отказавшимися подчиняться воле хозяина губами буркнул Евсиков, кивая. – Коль так, тогда и медлить не стоит. Рогов, за мной, боеприпасы заберешь…
Пленный умер, когда в километре за спиной загрохотали первые автоматные очереди.
Спустя еще полчаса двое разведчиков, один сильно хромающий на левую ногу, другой раскачивающийся из стороны в сторону при каждом шаге, были остановлены окриком охранявшего подходы к переправе часового…