Андрей провел рукой по телу: он был в рубашке. Интересно, сам разделся или помогли? Сам бы, наверно, догола все снял - это у местных принято в рубахах до колен почивать. Он поднялся, подошел к окну, откинул крючки, потянул на себя внутренние створки, потом распахнул наружные, с наслаждением вдохнул морозный воздух. Небо светлело, но до восхода оставалось еще изрядно времени, а потому во дворе было тихо и пустынно. Даже слишком пустынно - куда могло пропасть столько лошадей? Вчера, помнится, под всеми навесами стояли.
- Прикрой окошко, любый мой, - попросила жена. - Студено мне больно.
- Похоже, разбудил я тебя рановато… - послушался ее Андрей.
- А мне, как ни разбудишь, все ко времени, - ответила Полина и стыдливо зарумянилась.
Увы, игры под одеялом были последним, о чем сейчас мог думать князь Сакульский.
- У тебя квасу не припасено случайно? На случай, если пить ночью захочется?
- Нет… Но девка вчера рассолу приносила капустного. Тебе на утро, сказывала. Вон, на сундуке крынка стоит.
- Класс!!! - Андрей впервые воспылал симпатией к предусмотрительному князю Друцкому.
Найдя в сумерках глиняный кувшин с широким горлышком, он тут же отпил с пол-литра живительной влаги - как сказали бы в его время, "полной витамина С, микроэлементов и имеющей оптимальный солевой баланс", - после чего, прихватив сосуд с собой, вышел из светелки.
Двор спал, а потому никто не заметил, как гость, миновав двор, скользнул в неурочное время в еще теплую баню. Там он выловил в топке несколько мелких, недогоревших угольков, растер, покидал в рот, запивая рассолом, после чего разделся и ополоснулся остатками воды из вмазанного в камни бронзового котла.
Возвращаясь, он почувствовал себя уже намного лучше - голова отпустила, мысли стали более ясными, да и память освежилась. Дверь в светелку оказалась заперта. Андрей немного удивился, сотворил заклятие на засовы, осторожно открыл створку, прокрался внутрь. Из постели доносились равномерные всхлипы, словно раскачиваемая ветром ветка скребла по оконному стеклу.
- Полина, ты чего? - удивился Зверев присаживаясь на край постели. - Случилось чего-нибудь?
- Ты меня не любишь! Не любишь!
- Чего-чего?! - изумился Андрей. - Что за глупости тебе в голову взбрели?
Насколько он помнил, в деловой финансово-родовой сделке под названием "брак" ни о какой любви даже близко не упоминалось. В длинном договоре, сопровождавшем операцию "свадьба", говорилось о принятых на себя двумя родами обязательствах, об обеспечении будущего старшего сына, о старшинстве наследников, о том, кто и чем это гарантирует, о чистопородности предков и даже об ответственности за отсутствие детей нужного пола и сроках улаживания такого спора. Но вот о любви - о любви там не имелось ни слова.
- Ты не любишь меня, Андрей! Ты бегаешь от меня, бегаешь к кому-то. Ко мне не прикасаешься, на других все смотришь. Я здесь, а ты, чуть глаза открыв, уж умчался к кому-то!
- Господи, да при чем тут это, дурочка? - фыркнул Зверев. - Спят же все!
- А к кому ты тогда бегал, а? - развернулась жена к нему лицом. - Куда мужик из супружеской постели спозаранку удрать может, кроме как не к девке дворовой?
- Думаешь, иной нужды, кроме как в девке, у человека поутру возникнуть не может? - Молодой человек покачал головой, протянул руку, кончиком пальца отер капельки у нее со щек. - Тебе лишь бы подушку вымочить, глупенькая. - Он наклонился и следующую капельку убрал уже губами. - Соленая… Солевары в Руссе ее неделями выпаривают, а ты на баловство переводишь.
- Не на баловство… - хлюпнула супруга маленьким розовым носиком.
- Беречь ее надобно, беречь… - Андрей поцеловал ее глаза, дохнул на веки, заставив затрепетать черные ресницы. Рука нырнула под одеяло, скользнула по горячему телу - и душе молодого здорового парня тоже стало горячо. Полина казалась уже не рыхлой и бесцветной, а вполне даже нормальной, приятной девушкой. Пусть и не такой желанной, как Варя или Людмила Шаховская, - но маленькие пухлые губы манили своей мягкостью и отзывчивостью…
- Ты правда ни к кому не бегал? - шепотом поинтересовалась княгиня. - Побожись!
- Еще чего! - возмутился Зверев и стащил с себя рубаху. - Я лучше докажу!
- Постой, как можно! - Молодая женщина распахнула глаза и возмущенно приоткрыла рот: - Сегодня день постный, нельзя!
- Ну, нет! - Он откинул одеяло, схватил сорочку за подол и потянул вверх.
- Да нельзя же, нельзя! - Полина чуть приподнялась, давая ткани пройти под спиной, после чего стыдливо прикрыла грудь и низ живота ладошками. - Пост. А я всего лишь спросила.
- Ерунда. - Зверев взял ее за руки и поднял их вверх, заведя жене за голову. - Путников Господь от поста освобождает.
- Но мы же не в пути, Андрюша, - прошептала женщина.
- А мы сегодня отправимся…
Князь Сакульский навис над женой, оглядывая белое мягкое тело. Груди раскатились в стороны, бедра казались шире раза в полтора, нежели в платье. Примерно четырехмесячная беременность растворилась в рыхлых формах и была совершенно незаметна.
- Ты чего, Андрей? - забеспокоилась Полина. - Что ты на меня так смотришь… Ну, перестань! Я стесняюсь.
Молодой человек промолчал и увидел, как соски быстро заострились, а грудь немного подтянулась, приподнялась, живот напрягся, ноги же, наоборот, задвигались, как будто жертва надеялась куда-то от него убежать.
- Перестань!
Он наклонился, закрыл ее рот своими губами, опустился всем телом и легко вошел каменной плотью в ждущее лоно. Женщина охнула, с неожиданной силой освободила руки - но не оттолкнула, а обняла и крепко прижала его к себе:
- Андрей, Андрюшенька… Миленький мой, желанный, единственный…
В эти минуты и она была для Зверева самой желанной и единственной, в этот миг он и сам готов был поклясться, что не способен с такой же страстью желать кого-то другого, что целует жену по корыстному уговору, а не из бесконечной и искренней любви. И чувства эти надолго сохранились даже после того, как пик сладострастия превратил сжимающие тела любовников силы в океан безмятежной слабости.
- Мне не нужен никто, кроме тебя, Поленька, - прошептал Андрей. - Никто, нигде и никогда.
- Любый мой, хороший… - повернула голову к нему женщина. - Значит, ты не бегал от меня? Правда?
- Думаешь, у меня были бы силы, трать я их на кого-нибудь другого?
- Конечно. Ты такой сильный и красивый. Наверное, тебя хватило бы и на десятерых, и все были бы счастливы.
- Десятерых? - Зверев глянул себе на живот, потом повернулся к жене, коснулся кончиком пальца ее соска, начал медленно водить вокруг него, заставив красноватую лепешечку собраться в небольшую пику. - Хорошо, я докажу…
- Только нам уехать сегодня надобно обязательно! - предупредила Полина. - А то ведь - грех.
К тому часу, когда дворовая девка постучала в дверь светелки, Андрей, кажется, сумел убедить супругу в своей честности. Если не числом, то хотя бы старанием. Правда, избавиться от накопившейся приятной слабости он уже не мог и теперь с ужасом ждал продолжения пиршества: в таком состоянии он свалился бы с ног далее от чарки пива. Князя Сакульского могло спасти только чудо.
И оно свершилось! В обширной трапезной, куда они вошли, было совершенно пусто. Настолько, что в первый миг Андрей вовсе не заметил маленькой, худощавой фигурки князя Юрия Друцкого, без шубы и ферязи выглядевшего вовсе как мальчик-с-пальчик.
- Доброе утро, дядюшка! - Княгиня обняла хозяина, поцеловала в щечку, после чего уселась слева от него, но не рядом, а через три места.
- Доброго тебе здоровья, княже, - поклонился Зверев. - Пусто тут сегодня, однако.
- Разъехались соколы, - вздохнул Друцкий, поднимая золотой кубок рукой, обтянутой ломкой пергаментной кожей. - Не стали со стариком прощаться. Пока отдыхал на пиру, все и разъехались.
- И Федор Юрьевич тоже?
- Нет, - улыбнулся хозяин. - Ныне уж он отдыхает, не поднять. Холопы сказывали, за полночь разъезжались-то. Уж не ведаю, как и добрались. Хотя, ночи ныне светлые. Опосля еще маненько ближние други посидели. Сын, отец твой, боярин Рыканин, да Савелий Мохнатый, что под Юрьевом меня от кнехтов ливонских отбил. Вот и отлеживаются ныне. Тебе не понять, ты, вижу, опять ровно и не пил вовсе. Однако и тебе доброго здоровия. Вот, капустой кислой подкрепись, стерлядка заливная вон, в лотках имеется, студень говяжий. А хочешь, пива тебе прикажу? Мне-то, окромя кваса и рассола, ничего и видеть не хочется. Да ты сюда, рядышком садись… - похлопал справа от себя князь.
- Спасибо, Юрий Семенович, я тоже квас по утрам предпочитаю, - занял Андрей почетное, предназначенное для хозяйского сына, место.
- Ешь, пей, - широким жестом предложил Друцкий. - Что на столе - все твое.
Зверев кивнул и потянул к себе миску с рыбным заливным.
- А ты меня порадовал, сынок, порадовал, - неожиданно признал хозяин. - Племяннице своей я счастья желал, но уж не думал, что с мужем она радостью расцветет. Вижу, вижу, как изменилась, как к тебе тянется. А ведь отпускал за тебя лишь оттого, что весь век девке все едино куковать невозможно, как бы баловать ее при себе ни хотелось. Рано или поздно, а отдавать придется. Не в мужнины руки, так в монастырь судьба уведет. Опять же, с княжеством дело решать требовалось. Ты же сыну моему жизнь спас, меня от ляхов оборонил. Оттого тебя, сынок, для нее и выбрал.
Андрей молчал, не зная, что делать. Есть под такой искренний, кажется, монолог было неудобно, отвечать - нечего.