- Я тебе нравлюсь, - прямо сказала она, - и ты хочешь со мной… - она на секунду замялась, - делать то, что мужья делают с женами. Это правда?
- Правда, ты мне действительно очень нравишься. И если бы ты не была царевной…
- Пусть тебя это не тревожит, цари могут делать то, что не могут делать простые люди. Теперь твоя очередь, говори ты.
- Хорошо, я тебе скажу, кто я, и что знаю, но поверить тебе в это будет очень трудно.
Ксения слушала напряженно. От волнения она побледнела и так сжала руки, что костяшки пальцев побелели.
- Попробуй, - тихо, чтобы не услышали в соседней комнате, сказала она. - Я постараюсь поверить.
- Ты права, я не тот, за кого себя выдаю. Я человек не вашего времени. Я родился, вернее, мне еще только предстоит появиться на свет через несколько столетий. Между твоим и моим рождением примерно столько же времени, как между тобой и Ярославом Мудрым.
- Мне что-то такое и привиделось сегодня ночью, - прошептала она. - Вещий сон. И зачем ты пришел к нам?
Удивительно, но она мне сразу же поверила, может быть так, как дети верят в сказку.
- У вас скоро начинается смутное время, и я буду, как смогу, помогать спастись людям.
- Поэтому ты говорил о предательстве Басманого? Он нас предаст?
- Уже предал. Скоро они с Лжедмитрием и всеми войсками будут под Москвой. Твоему отцу не повезло, он царствовал в самое неудачное для Руси время, его ненавидит весь народ. Темные люди считают, что это он виноват в том, что на земле похолодало, и несколько лет были неурожаи и голод.
- Мой отец был только царем, а не Богом!
- Я знаю. Твой брат очень молод, - продолжил я, - и ему не удержать власть. Тем более, что появился человек, который сумеет убедить людей, что он спасшийся сын Ивана Грозного, как говорят, убитого по приказу твоего отца.
- Ты тоже считаешь, что царевича Дмитрия убил мой отец?
- Этого никто никогда не узнает.
- Отец невиновен. И Лжедмитрия легко разоблачить!
- Нет, он очень неглупый человек и хорошо подготовился к обману. Некоторые даже считают, что он сам верит в то, что он сын царя Ивана. Даже Мария Федоровна Нагая признает в нем своего сына.
Кения посмотрела на меня страдальческим взглядом загнанного животного, спросила:
- Он станет царем?
- Да, но через год убьют и его.
- Кто? Народ?
- Нет, народу он будет нравиться, его убьют бояре.
- Что будет с нами?
- Твой брат погибнет, а тебя, - я помялся, потом все-таки решил говорить до конца, - тебя Лжедмитрий сначала сделает своей наложницей, потом по настоянию его жены тебя постригут в монахини. Когда Лжедмитрий погибнет, ты вернешься в Москву, но останешься монахиней.
- Что будет с матушкой?
- Сожалею, но ее убьют вместе с твоим братом.
Ксения сидела на лавке, сгорбившись, опустив плечи. Кажется, она поверила всему, что я сказал. Я осторожно взял ее руку. Рука оказалась ледяной, несмотря на то, что в светлице было тепло.
- Что же нам делать? - спросила она одними губами, быстро взглянув на меня потемневшими, остановившимися глазами.
- Не знаю, - ответил я. - Я в вашем времени совсем недавно и еще не разбираюсь, что у вас тут происходит. Наши книги, в которых описано ваше царство, очень неточные. Вы живете в очень давнее от нас время, и в рассказах о ваших событиях слишком много различий. Не хочу тебя обманывать, я сам знаю совсем немного. У твоего отца было слишком много врагов, к тому же в Москве могучее боярство, и все зависит от него. О том, что у вас тут происходит, ты знаешь больше и лучше, чем я. Подумай, может быть, вам нужно попросить помощи у родственников?
Она выслушала, ничего не ответила, спросила:
- Когда все это произойдет?
- В начале июня.
Глава 6
Царя в этот день я так и не встретил. Ксения была так подавлена известием о готовящихся свалиться на них бедах, что общаться с ней стало невозможно, как и оставить одну. Она то плакала, то начинала расспрашивать о том, чего я просто не знал. Я просидел с ней до темноты, потом помог усмирить жестокую головную боль. Когда мы прощались, царевна попросила приехать на следующий день как можно раньше, я вынужденно обещал. Потом ее уложили в постель, а я, не заходя на половину юного царя, отбыл восвояси.
Настроение было отвратительное. Я начал сомневаться, правильно ли поступил, рассказав обо всем Годуновой. Как-то повлиять на грядущие исторические события было уже практически невозможно, царской семье оставалось только ждать трагического окончания своего правления. Вопрос, нужно ли человеку знать свое будущее, очень щекотливый. Кто-то к этому стремится, сам обращается к всевозможным прорицателям, кто-то такого знания боится, как черт ладана. У меня отношение к провиденью своего будущего, видимо, такое же, как у большинства людей - страшно, но и любопытно. С другой стороны, такое знание иногда может помочь подстелить, где надо, соломку, спланировать оставшееся время.
Я возвращался к Блудовым на лошади. По вечернему времени многие улицы были перекрыты рогатками, и меня несколько раз останавливали караульные, допрашивали, куда и по какому делу я еду. Я ссылался на царя, и меня пропускали. Когда я доехал, в имении Блудовых еще не спали. Не успел я дойти до нашей комнаты, как меня нагнал сотник Федор и попросил срочно зайти в покои отца. Пришлось повиноваться.
Блудов-старший, утопая в перинах, полулежал на своей широкой лавке и, как только увидел нас с сыном, приказал слуге себе помочь сесть. Я поздоровался, он ответил и сделал знак подойти ближе. Я приблизился и первым начал разговор, спросил, как он себя чувствует.
- Лучше, - ответил боярин. - Вот только не знаю, кого благодарить: тебя или попа Сельвестра.
- Благодарите Бога, не ошибетесь, - посоветовал я, на что он вежливо улыбнулся.
Выглядел больной в свете нескольких восковых свечей вполне бодро, вот только под глазами были мешки.
- Питаетесь, как я велел? - спросил я.
Боярин посмотрел на меня с недоумением, явно не понимая, к чему я клоню. Тогда я перечислил то, чем ему можно питаться. Судя по его реакции, любящий сынок попросту забыл пересказать отцу мои рекомендации по диете. Впрочем, и папу советы не заинтересовали. Оказывается, он хотел поговорить со мной о другом, жизненно важном, о политике.
- Как там царь? - с тревогой спросил он. - Что говорит о царевиче Дмитрии?
- С царем все хорошо, здоров, а о Самозванце я с ним не разговаривал, - ответил я, обратив внимание на то, что Самозванца боярин назвал царевичем. - Так вы думаете, что в Путивле сидит сын Иоанна Васильевича, Дмитрий? - в свою очередь спросил я.
Боярин смутился, глянул невинным, младенческим взором:
- Я избирал Бориса Федоровича в цари, мне негоже сомневаться.
- Да, я так и думал, - кивнул я, а сам подумал, что от Блудовых нам нужно срочно съезжать. И сын нехорош, да и отец не лучше. И то, что нас срочно попросили вернуться с постоялого двора в боярский дом, не имеет никакого отношения к благодарности за спасение от болезни.
- А ты еще будешь у царя? - осторожно спросил Блудов.
- Буду, - ответил я, - завтра.
- Узнай там, как и что, - просительно проговорил он, - кто из больших бояр руку Федора держит. Мне по болезни пока самому не встать, а люди всяко болтают, не знаешь, кому верить.
- Постараюсь, - пообещал я и, чтобы прекратить бесполезный разговор, пожелал. - Выздоравливайте.
- Завтра с утра придет поп Сильвестр, молебен отслужит, осенит животворящим крестом, может, и встану.
- Ну, тогда флаг тебе, боярин, в руки, - пожелал я, направляясь к выходу.
В нашей светелке меня с нетерпением ждали соратники. Отец Алексий - похвастаться новой рясой, Ваня Кнут - рассказать о впечатлениях о великом городе.
- Завтра паду в ноги патриарху, буду молить о введении в сан, - сказал поп, когда мои показные восторги по поводу его нового одеянии пошли на убыль. - Негоже попу быть без рукоположения.
Я в тонкостях посвящения не разбирался, просто пожелал ему успеха и отпросился отдыхать. День был тяжелый, впечатлений было столько, что без нормального сна со всеми ими было не разобраться.
- Ладно, ложись, коли устал, - разрешил отец Алексий, - только потом не жалуйся, что я тебе не налил!
- Хорошо, не буду, - пообещал я, задувая лучину.
Однако поспать мне так и не удалось. Не прошло и часа, как во дворе собаки подняли лай, в доме начался шум, и нам в светелку вломились два стрельца с приказом немедленно прибыть во дворец.
Стрельцы были верхами, с оседланной лошадью для меня. Пришлось, даже не сполоснув лица, спешно одеваться и ехать в Кремль. В Москве, как обычно, полыхало сразу несколько пожаров, но небольших, локальных. Улицы были пусты, и мы, скоро проскакав под аркой Боровицкой башни, оказались внутри крепости.
В царском дворце меня без задержки отвели на половину Федора Борисовича. В светлице, ярко освещенной сразу десятком свечей, сидели все трое Годуновых. Марья Григорьевна тихо плакала, вытирая глаза полотенцем, Ксения сидела на скамье, безучастно глядя в темное окно, юный царь быстро ходил туда-сюда по комнате.
- Добрый вечер, - поздоровался я, останавливаясь в дверях.
Федор мельком взглянул на меня, кивнул и продолжил метаться по комнате. Ксения позвала:
- Входи, садись.
Я прошел, сел подле царицы. Догадаться, что здесь проходит семейный совет, было несложно. Видимо, Ксения все рассказала родным, и те, не утерпев до утра, решили учинить мне допрос. Несколько минут все молчали, потом царь остановился посередине светлицы, повернулся ко мне:
- Ксения сказала, что ты человек из будущего, это правда?