Да того и заставлять не надо было - рыл с упорством, что твой экскаватор. И хорошо. Пусть отрок работой занят будет. А то начнут мысли дурные в голову лезть, от молчания-то и безделья. Хоть и побывал Гриша в тех еще переделках, а все ж еще не взрослый, характером слабоват. Сломаться может, если сиднем сидеть будет да думы разные думать. Разговаривать же с ним Олегу Иванычу некогда - самому нужно было все четко решить… До вечера. Именно так выразился Митря. Значит, либо ждет кого-то, либо…
Впрочем, это не очень важно. Важнее другое: вряд ли шильники будут сами спускаться в подвал "для беседы", заставят вылезти пленников. А вот тут всякое может произойти. Но и Митря с людишками своими настороже будет. Значит, сразу нападать не надо - пусть чуть успокоятся. С покорностью вылезти, крестик в ладони зажав. Далее, конечно, руки свяжут. Вот до этого момента и нужно успеть.
Сколько там времени будет - от того, как вылезут? Секунд десять наверняка. За десять секунд многое можно успеть. Тем более вдвоем. Самый опасный для Митри, конечно, Олег Иваныч - за ним особый и наипервейший пригляд будет, а Гришу так, пнут для острастки… Софийский отрок, почти монах - чего от него ждут-то? Вот он-то и должен напасть первым, а уж дальше и Олег Иваныч втянется! Только сдюжит ли? Должен. И главное - удар, удар меток должен быть и резок. Не учен такому Григорий. Так ведь и время еще есть - потренироваться! Все ж больше толку, чем землю тут рыть.
- Эй, Гриша, хорош копать! Иди сюда, протяни руку… Чувствуешь, каков мой крестик?
- Тяжелый! Холодный… Ой! Острый! Ладонь поранил.
- Вот то-то, что острый. Человека зарезать им сможешь? Я научу как.
Отрок шумно сглотнул слюну:
- Если надо, смогу, Олег Иваныч. Учи.
…Время тянулось. Уже давно бы пора появится Митре - ан нет, нету! И где только носит шильника? Иль не вечер еще?
Весь испереживался Олег Иваныч. Недаром сказано: ждать да догонять - хуже нету.
А наверху, на улице, давно уже синел вечер. За лесистым холмом пламенело на закате солнце, пуская по речной ряби дрожащие оранжевые дорожки. Гуляли по улицам беспечные горожане, на отмели у перевоза весело плескались дети.
Матони все не было. Именно его ждал Митря. И уж давно пора тому появиться, а вот, поди ж ты, носили где-то черти вместе с отрядцем. Ругался про себя Митря: послал Бог помощничка! Ругался, однако ждал терпеливо - строго-настрого наказывал Матоня не начинать без него пыток, очень уж хотел самолично забавиться. Вот и не смел Митря начинать, боялся. Ну его к черту, с Матоней связываться! Ладно, если сгинул где, а если нет?
В нетерпении прохаживался Митрий по двору, шипел на всех, включая хозяина и предателя Димитрия (или какое там было ему настоящее имя). Последнего достал все-таки! Плюнул Димитрий да на улицу вышел. К перевозу пошел прогуляться. Мало ли, может, первым там Матоню Онфимьевича встретит, сразу и денежки стребует. Задаток-то получил от Митри, а основные деньги ждать приходилось - у Матони они. И где его только носит?
А Матоню носило рядом с Алексиным, по кустам, по холмам, по кочкам. Задержка просто объяснялась: прихватил по пути Матонин отряд славный московский воевода Силантий Ржа. Недаром Харлам всю ноченьку к степи заокской прислушивался - выглядел-таки тумены татарские. Доложил немедля Силантию, тот - сразу в седло. Поехал осторожненько, посмотрел самолично. И правда, татары. Яснее ясного - к Алексину скачут, больше некуда.
Отправив гонца к великому князю, Силантий с отрядом поскакал к городу - предупредить жителей, организовать оборону - полномочия даны ему были широкие. Успеть бы только, успеть бы… По пути всех московских воинов забирал с собой Силантий. Тем более не пропустил Матоню с людишками - княжью грамоту показав, живо велел в дозорах по самому берегу ехать да обо всем докладывать.
Вот и поехал Матоня, плюнув. А куда деваться-то? Хорошо хоть не спрашивал воевода Силантий, чего это он, Матоня, тут болтается, ежели государевой волей в Новгород послан? Не примыслил бы Матоня, что и ответствовать. Потому даже рад был от прямого пригляду избавиться, рысью ускакал дозорить. Не столько, правда, врагов высматривал, сколько от Силантия таился. Задумал даже, гад, в Москву от Силантия тайно отъехать, приотстал от отряда своего, в кустах хотел схорониться. Там и достал его быстрый татарский аркан.
Передовые лазутчики Ахмата через Оку переправились, за "языками". В самый раз взяли Матоню, кинули в лодку да повезли к своему хану. Жди, Митрий, дожидайся!
Вид городских стен привел Силантия в ужас. Он хотел уж было повесить начальника ополчения на городских воротах, да потом махнул рукой - чего уж теперь. Об обороне думать надо. Организовывать. А как ее организовывать? Вернее, с чем? Ни укреплений нормальных, ни пушек, ни ручниц. Даже самострелов больших и то не имелось, одни малые. Плюнул Силантий, выругался да велел всех мужчин к стенам городским собирать - расставил, как смог, хоть что-то.
Утречком, на рассвете, в день 29 июля злой необъятной тучей навалились на город татары. Появились из степи внезапно. Словно волки, обложили Алексин с разных сторон, кинулись…
- Алла! Алла!
Набег! Полон! Женщины!
Десятки тысяч татарских коней топтали траву перед маленьким несчастным городом. Десятки тысяч всадников выли, кричали, ругались, осыпая защитников тучами стрел.
Передовые тумены с разгону бросились на стены. Подгоняемые плетьми полуголые пленники - женщины и подростки - тащили длинные лестницы, заполняли своими телами рвы - по ним, еще живым, скакали татары, прыгали с коней на лестницы и лезли, лезли, лезли на ветхие городские стены, беспрерывно, волна за волной.
Организованные Силантием защитники сражались достойно. Все, от мала до велика, вышли на стены. Понимали: иного выбора у них нет. Мужчины грудью встали на заборолах, сбивали нападавших вниз, отбрасывали длинными крючьями лестницы. С поросячьим визгом татары падали вниз, поливаемые кипящей смолой. Кипели котлы - дрова приносили женщины и дети, разбирая собственные дома.
- Постоим, братие, за святую Русь! За город наш славный, за жен, за малых детушек!
Славно бились. К вечеру мечами махать устали. Угомонились и татары. Отошли от стен в степь, ругаясь да глазами косыми зыркая. Сняв шлем, утер пот Силантий, оглянулся. Вроде все свои целы: Епифан с Варламом, Онисим Вырви Глаз. Стоят, татарам отступающим кулаками грозят. Рядом же, на забороле, - местные. Слава богу, первую атаку отбили.
Невелик городок Алексин, и жители его беспечны, а вот, поди ж ты, аки львы дрались!
Вот только не расслаблялись бы раньше времени. Силища-то у татарвы великая. Продержаться бы. Даст бог, успеют гонцы к великому князю за подмогою. Сердцем верил в то Силантий, однако умом понимал - надежда на подмогу слабая. Пока гонцы доскачут, пока войско в поход выйдет - с неделю времени пройдет, а то и больше. Вряд ли продержатся алексинцы неделю, вряд ли. Однако стараться надо. И хитростям татарским не верить! Вон, скачут уже посланцы хановы.
С криками "Урус, не стрелай!" к городским воротам подъехали трое всадников - двое воинов в железных островерхих шлемах и толстый вилобородый татарин в дорогих, украшенных золоченой насечкой, доспехах. Накинутый поверх доспехов дорогой халат из зеленой парчи небрежными складками ниспадал на круп изящного арабского скакуна вороной масти.
- Я - Аксай-бек-мурза, - подбоченился татарин. Видно, не трус, раз осмелился подъехать к самим стенам практически без охраны. - Кто ваша главный?
Силантий спустился с заборола, велел, чтоб открыли ворота, да ворон не считали - смотрели в оба. В момент переговоров запросто пара отрядов татарских могла в ворота прорваться - случаи такие бывали.
Выйдя из ворот, Силантий скрестил руки на груди. Что надо, парламентер?
- Моя предлагай сдаватися. Откройте ворота. Денги, товары - наши, жизнь - ваша.
Ага, открой вам ворота, как же! Тут же и зарубите мужиков, а баб с детьми - в полон. Вас только пусти.
- Не согласны? Как хотыте. Тогда ждите смерти. Я сказал.
Круто развернув коней, татары помчались обратно. Вслед им раздался презрительный свист поредевших защитников.
- Ну, братие, теперь назад ходу нет, - обратился к городским ополченцам Силантий. - Впрочем, выбора у нас и раньше не было. Я татар знаю. Дрова еще есть ли?
- Найдем. Надо будет - все заборы да тыны пожжем.
- Хорошо. Смола кончится - воду кипятить будем. Эх, жаль, пушек нет. Да и у татар, похоже, их не имеется. А то ваши б стены хлипкие враз раздолбали.
На следующий день татары вновь появились с утра. Снова поскакали к стенам, погнали невольников с лестницами, завыли, заорали, заулюлюкали. Тысячи стрел тучей застили небо. Неплохо стреляли татары, метко. Многие на стенах лишились жизни от татарских стрел.
Попали и в Силантия - прямо в грудь. Пошатнулся Силантий - такой силы удар был. Однако выдержал черненый миланский панцирь, не погнулся даже. Снова взбежал на заборол отважный московский воин, замахал обнаженным мечом, указывая:
- Налево, налево котел тащите… А сюда дров! Эй вы, вы, с копьями… Во-он туда бегите, видите, татарва прямо тучей лезет!
- Алла! Алла! - лезли на стены татарские воины, сжимая в зубах кривые сабли. Еще немного - и побегут проклятые московиты, бросятся вниз со стен. Еще чуть-чуть - и раздолбает гнилые ворота стенобитный таран, что уже тащили невольники. Только не сожгли б его московиты, не дай Аллах…
Вах! Вах! А ведь сожгут, гяуры. Ишь, как шмаляют горящими стрелами. Ну, точно зажгли. А эти, таранные, разбежались во все стороны, как тараканы! Вай, Алла! Не зря мудрый Аксай-бек не доверял этим проклятым кафинцам.