Следующим вагоном оказывается ресторан. Или столовая - черт их знает, как это у них называется. Длинный обеденный стол в ползала покрыт огромной скатертью, вокруг кожаные полукресла… Наивный, я полагал, что после гигантского зеркала не удивлюсь ничему. Ошибался!
"Мать вашу, вы воевать едете или жрать, простите?.. Ни в какие ворота уже!.." - едва не вырывается у меня. Вовремя прикусываю язык.
Услужливо вытянувшийся солдатик в парадной форме и прилизанных усиках склоняется в поклоне:
- Господа желают откушать?
- Легкую закуску нам и графинчик беленькой… Быстро! И ни-ни-ни!.. - Капитан мягко подхватывает меня под руку, усаживая за отдельный столик. - До обеда далеко, а знакомство необходимо закрепить, господин поручик! Прошу вас!
Через минуту стол обрастает яствами, словно сказочная скатерть-самобранка. С утра у меня во рту ни маковой росинки, так как все пироги Маланьи съедены минувшей ночью… А посему…
- За победу русского оружия, господин поручик! - Толстяк торжественно подымает рюмку.
Холодная водка обжигает горло.
Что-то не нравится мне в этом капитане. Уплетая за обе щеки и слушая его невинную трескотню, я так и не могу понять, в чем же тут дело. Ну, толстый, ну - при штабе. Пристроился, как положено… Мало ли таких?
- Объединить бы все силы на суше и на море да единым ударом смести макак!.. Вернуть России Порт-Артур!.. - с нескрываемым пафосом выражается он.
Хорошо бы! Только вот… Ты, что ли, возвращать станешь?
Тем не менее впервые улыбаюсь в ответ.
- …Благодаря вам, морским офицерам, мы и достигли паритета с японцем!.. Война до победного конца! - доверительно сообщает мне толстяк. Оказавшийся Алексеем Андреевичем Баранко.
Вторая рюмка ложится вслед за первой. Постепенно начинает казаться, что все происходит, как положено. Улыбающийся собеседник напротив. Я, прошедший горнило морской битвы… Наверное, так и должно быть? Надо ведь что-то получить за свои заслуги? Кто-то оценил, видимо? Ресторан, стол, полный икры… Да и не такой уж ты и неприятный, штабс-капитан. Нормальный мужик вроде.
За окошком пролетают редкие деревья. Раз - и между ними мелькнула небольшая деревенька. Даже, кажется, стадо буренок на опушке? Красота! Обеденный вагон пуст, лишь в противоположном конце вытянулся солдат-официант.
А я уже рассказываю, подбоченившись, о пяти броненосцах, бросившихся в хвост эскадре адмирала Того строем фронта…
Трепетно внимая каждому слову, товарищ по оружию не забывает наполнить рюмки.
- Слыхал, слыхал… - довольно улыбается он. - Досталось басурманину! Но и мы, чаю, выйти в море быстро не сможем? - подцепляет вилкой огурец. - Корабли весьма повреждены, требуется ремонт в доках… - Лицо становится участливым. - Долго простоим в порту?
- Да как вам сказать… - жирным слоем размазываю я икру по блину. - Вчера беседовал с его превосходительством, Зиновием Петровичем, и по его словам… - Внезапно блин встает в горле пробкой. Ни фига себе! А я чуть было не сболтнул лишку сейчас, нет? О Сахалине ведь никто пока не знает?!. - Кашляя, я внутренне кляну себя последними словами.
Капитан участливо хлопает мне по спине:
- Бывает… Вот так, запейте водой! И?.. - внимательно слушает.
Слишком внимательно для обычного разговора, или мне только кажется?
- Требуется длительный ремонт в доках… Корабли, конечно, повреждены. - Хмель начинает уходить.
- Скажите, Вячеслав Викторович… - Подвигая ко мне рюмку, толстяк неожиданно меняет тон: - А что за таинственный офицер был подобран из воды на броненосец "Суворов" подле бухты Камранг? Будто бы в звании поручика? Рассказывают, что с его появлением на эскадре произошли некие перемены… И весьма существенные! Что и позволило в итоге одолеть японцев. Не слыхали о таком?
Внимательный взгляд абсолютно трезвого человека. Которого не скроешь за добродушной улыбкой. Не много ли ты спрашиваешь и знаешь, штабс-капитан Баранко? Для человека, чуть больше суток пробывшего во Владике? Пусть и штабиста? И вопрос: а кто это тебе рассказывает, интересно?
Признаться, что это был я? Дальнейшие вопросы неизбежны. А ответов нет и не будет. Соврать, что не знаю ни о чем таком, - получится, солгу, в чем тут же и распишусь. Кому, как не офицеру с "Суворова", знать о подобном? И вообще: чего тебе от меня надо?!
Хмель из головы вышибает окончательно.
- Всякое бывало в походе, - уклончиво отвечаю я, подымаясь из-за стола. - Прошу простить, но вынужден откланяться… Ночью почти не спал. Где моя каюта?.. То есть купе?
- Конечно, я все понимаю… - семенит за мной вроде бы старший по званию. - Следующий вагон, комната номер один. На двери номерок. Располагайтесь! Обед у нас в три!.. - вдогонку кричит он мне.
Купе пульмановского вагона создано для людей. Я осознаю сей факт, как только за мной закрывается дверь. Это вам не тесное, пусть и мягкое, СВ. И не обыкновенное купе поезда дальнего следования. С дешевой шоколадкой на столе (если повезет) и злющей бабкой-проводницей за дверью… О плацкартных "прелестях" молчу и даже не заикаюсь. Роскошь!..
Запихнув чемодан в шкаф, я тут же, прямо в обуви, бухаюсь на диван. Мягкая обивка немедленно проглатывает меня почти до половины, ничуть не подавившись. Закинув ноги крест-накрест на выпуклый подлокотник, закрываю глаза.
Передо мной немедленно возникает картинка рвущейся через японские траншеи десятки танков Т-90. Поигрывая боками в камуфляжной раскраске, те с легкостью преодолевают заграждения из колючки, сея ужас и панику в окопах противника. Не остановившись на достигнутом, машины бодро уходят вглубь обороны врага, круша гусеницами хилые, бесполезные против них орудия… Вот видно, как в башне переднего со звоном откидывается крышка люка. Высунувшаяся оттуда голова с седыми усами, до боли напоминающая чело Линевича, оглядываясь и дико шевеля глазищами, громогласно кричит мне: "Р-р-р-р-р-а-а-а-а-а-а!.."
Открыв глаза, с недовольством оглядываю окружающую обстановку. Старинного вида торшер на вычурном столике, свисающие с кресельной накидки кисти… Именно эти кисти и рушат напрочь заманчивую картинку, добивая меня окончательно.
Не может существовать Т-90 там, где на кресла накидывают подобного рода накидки! В принципе не может… Современный танк - сложнейшее оружие, состоящее из брони и электроники. И фиг еще знает, чего в нем больше… А тут только броня… Броня. Электроники - хрен.
А что тогда существовать может? А, Слава?
Бодро подскакивая на ноги, подхожу к окну. Поезд стрелой пролетает мимо большого озера. Дальнего берега почти не видно, и если напрячь фантазию, можно даже представить, что это море. Не хватает только привычных взгляду броненосцев… Стоп.
Какая-то мысль не дает мне покоя. Какая?
Море - броненосцы, значит, земля - что? Броненосцы на земле? Нет, Слава. На земле это, это… Это бронепоезда! Ха!..
Несколько раз взволнованно прохаживаюсь по купе.
С кем-нибудь поспорить бы… На эту тему!
Вновь падаю на диван, закрывая глаза. Совсем неожиданно перед глазами возникает школьная учительница химии. Сухощавая бабулька, которую вся школа за глаза звала "Мама-лошадь". И, надо сказать, при взгляде на нее становилось понятно, за что именно… Поскольку в особой любви к химии я замечен не был, та щедро платила мне той же монетой.
Вот и сейчас она, хмуро насупившись, исподлобья глядит в мою сторону.
- Мм… Марья Анатольевна, вы-то как здесь?.. Про бронепоезд же?.. - от удивления открываю я рот.
- Смирнов! Давай уже, что там у тебя? - Голос и вид химички явно не сулят ничего хорошего.
Раз никого больше нет, придется общаться с ней. Куда деваться?
- Хорошо, Марьтольна… Тут такой вопрос… Боюсь, вы не поможете…
- О бронепоезде, Смирнов?
- Ну…
- Исключено, Смирнов. - Та открывает классный журнал.
- Почему?.. - Мною овладевает уныние. Вот умеет же настроение подпортить! Что здесь, что в школе! Одно слово - Мама-лошадь…
- Потому что собрать в кратчайшие сроки подобную подвижную конструкцию, оснащенную орудиями крупного калибра, в условиях времени, в котором ты, Смирнов, застрял, - попросту невозможно! - Она угрюмо ставит какую-то отметку. Судя по всему, не "пять". - У тебя когда наступление планируется? Через три недели?
Я совсем опускаю нос:
- Ну…
Я тут, понимаешь, стараюсь, думаю… Пришла химичка и все разрушила на фиг!..
За соседней партой внезапно возникает Комлева. Моя первая школьная любовь и жуткая зазнайка. Показав мне язык исподтишка, она высоко тянет руку:
- Марья Анатольевна, а можно я?
- Давай, Оля… - Лицо химички мгновенно добреет.
- Смирнов, как всегда, к войне не готов. Двоешник он. А я знаю!
Комлева, офигела?!. Я ведь тебе цветы дарил на день рождения, самый первый из мальчиков на такое решился… Да знала бы ты…
- Необязательно конструировать бронепоезд, Марья Анатольевна. Достаточно будет простых четырехосных платформ с укрепленными орудиями на них. - Хвостики на ее голове, что сводили меня с ума в школе, методично покачиваются в такт словам. - Платформы усилить брусом, предусмотреть дополнительные опоры-аутригеры для противодействия силе отдачи при выстреле… И делов-то! - Оборачиваясь, девочка меряет меня презрительным взглядом.
Эй, эй, Комлева?!. Ты где нахваталась-то подобного?
- Молодец, Оля. Садись, пять! - Химичка, кажется, вот-вот поплывет от счастья.