* * *
Лежнев и Решетов вывалились головой вперед в метельную круговерть так энергично, что вахмистр непременно сунулся бы шлемом в наметенный под ногами сугроб, если бы его напарник не сгреб его за шкирку, словно котенка, и не подтолкнул влево.
- Чего ты?… - начал было ошеломленный невиданным переходом, темнотой, ударившей по глазам, непроницаемо-плотной после яркого дневного света, яростным свистом ветра в ушах и, главное, острым, словно нож, потоком ледяного воздуха, хлынувшего под неплотно прикрытое забрало шлема (Лежнев, не совсем веря в россказни бородатого, похожего на деревенского батюшку ученого, решил схитрить и не закрыл его наглухо, боясь задохнуться в жаре). - Сдурел?…
Но при виде того, как сноровисто унтер-офицер плюхнулся в снег, укрывшись за каким-то полузанесенным пеньком и выставив вперед свою смертоносную игрушку, наставления всплыли в памяти мгновенно. Даже не видя ни зги, в крайнем случае, можно было полыхнуть огнеметом, и все впереди на двадцать пять метров в секторе сорок пять градусов если не обратилось бы в пепел мгновенно, то потеряло бы воинственные наклонности на всю оставшуюся жизнь…
- Куда, дура! - скрипнуло в наушниках сквозь треск, шорох и свист. - Назад, назад обернись! Спереди я сто восемьдесят прикрою!..
"Чего это он? - опешил Николай. - Сзади ведь…"
Он все-таки обернулся и, не успев закончить мысль, шустро крутанулся на сто восемьдесят градусов назад: никаких "ворот" позади не было, только тьма и тьма до самого горизонта. А на том месте, где они, по его расчету, вывалились "на эту строну", в полуметре над землей яростно крутилось плотное, ярко-белое даже в темноте, облако пара. Словно из двери жарко натопленной русской бани, распахнутой наружу, в крещенский мороз. Только самой двери не было и в помине.
"Мать честная! - охнул парень, суетливо пытаясь перекреститься непослушной рукой в толстой перчатке: гидроусилители "доспехов" на такие экзерсисы были не слишком рассчитаны. - Как же мы обратно-то? Вот влипли, так влипли…"
Секунды тянулись медленно, словно резиновые, и, кабы не мигающие на стекле шлема светящиеся цифирки, казалось бы, что время вообще остановилось. Но секунды секундами, а с момента "нырка" прошло уже больше пяти минут, но никого из клубка пара больше не появлялось. Лежнев почувствовал вдруг давно позабытый дискомфорт: медленно, откуда-то из желудка, поднимающуюся волну паники, рождающую металлический привкус во рту, головокружение и некое раздвоение сознания. Казалось, что он одновременно лежит в тонком слое снега на чем-то твердом, словно асфальт, и парит в полутора метрах над собой, холодно и отстраненно следя за собой лежащим.
"Неужели никого больше не будет? - чуть не заорал он, до боли в пальцах вцепившись в стремительно остывающий металл пулемета. - Бросили нас в ледяной пустыне на верную погибель, ироды!!!"
- Слышь, Коля, - снова неузнаваемо хрипнуло в наушниках. - А где командир-то наш? Где ротмистр?
Странное дело, но при звуках знакомого голоса ледяной ужас, почти уже сковавший мозг, дал трещину и рассыпался ворохом сверкающих осколков, выпуская наружу волну огромного, всеобъемлющего облегчения - он не один! Рядом верный надежный товарищ! А вдвоем они ого-го-го! Сила!..
- Уснул что ли?
- Да нет, слышу… - находившийся еще в плену эйфории Николай не удержался от шутки: - Бесы, наверное, утащили твоего Воинова.
- Ты так не шути, - строго заметил Решетов, человек очень набожный и суесловия, особенно на такие вот скользкие темы, не терпевший. - Мы, можно сказать, на том свете очутились, а ты про бесов… Прости Господи мою душу грешную!
- Так, может, тут уже не наш Бог, а какой-то другой всем заправляет, - продолжал зубоскалить вахмистр, благополучно возвратившийся в привычное состояние духа: на миру - не в одиночку, и смерть красна! А уж чего-чего, а смерти бравый служака не боялся - он и счет потерял, сколько раз под ней ходил. - Магомет, например. Или я, вот, слыхал, Будда такой есть…
- Балаболка… - буркнул унтер-офицер. - Как есть - балаболка… Смотри, налижешься в аду раскаленных сковородок за свою болтливость.
- А ты зато непременно в рай попадешь! - никак не мог успокоиться, несмотря на жуть, царящую вокруг, Лежнев. - Потому как…
Но развить свою мысль он не успел, потому что из парного облака вдруг вывалился человек в таком же, как и у него "скафандре", поводя во все стороны стволом автомата.
Один, не двое.
- Э-э, Егор, - начал было солдат, но "выходец с того света" вдруг плюхнулся наземь, перекатился в сторону, укрывшись за факелом пара, и снег возле головы Лежнева брызнул черными колючими фонтанчиками.
- Атас! - успел крикнуть он, но что-то с таким грохотом, что заложило уши, ударило в шлем, солдата плашмя крутануло на скользком, будто мыло "асфальте", и его сознание померкло…
6
- Опять - двадцать пять…
Несомненно, уже можно было утверждать, что пилоты Гжарбиньского достигли поистине ювелирного мастерства: теперь они сбивали "потусторонних посланцев" исключительно при помощи пушек, поэтому бренные останки зондов не приходилось собирать по степи. Сбитые "Сулицы" падали аккуратными "тушками", практически не поврежденными в воздухе. В воздухе…
Увы, даже цельнометаллическая болванка при падении с одиннадцатикилометровой высоты, да столкнувшись с твердым препятствием… Что же говорить о довольно тонком устройстве? К тому же - с баком, заполненным "под завязку" топливом, в ряде случаев превращающимся в мощную взрывчатку.
Одним словом, на складе научно-исследовательского отдела хранилось уже целых шесть ракет в разной степени разрушения. Но сегодняшний случай был особенным…
- А если бы в доме кто-то жил?
На этот раз в роли нашкодивших дошколят выступали уже ученые, а распекал все их "научное сообщество" во главе с генералом Бежецким торжествующий Ляхов-Приморский. И экзекуция происходила на глазах высоких чинов, будто назло прибывших из Санкт-Петербурга, как никогда вовремя, да еще на пепелище одного из домов многострадального Чудымушкино, разрушенного до основания рухнувшим с небес "подарком".
Последний пассаж, естественно, адресовался столичным "гостям", поскольку сам генерал от авиации, конечно же, был в курсе, с какой тщательностью и предупредительностью убирались от греха из "зоны" аборигены, счастливо избежавшие приземления невезучего "Святогора" на их мирные крыши. Знал, но отказать себе в удовольствии "прищучить" "этого выскочку" не мог. И оправдываться сейчас значило еще больше "потерять лицо".
Но расчеты старого вояки не оправдались.
- Позвольте, - внезапно пришел на выручку "виноватому" один из приезжих - невысокий мужчина лет пятидесяти в неброском на первый взгляд гражданском костюме, к сожалению, лично Александру не известный, но почему-то очень-очень знакомый внешне. Или похожий на кого-то очень-очень знакомого. - А разве все мирное население не было заблаговременно удалено из района падения "Святогора"? Я слышал, что эта местность вроде бы объявлена районом специальной войсковой операции на неопределенный срок. Со всеми вытекающими отсюда последствиями.
И видимо, был он настолько облечен властью, что грозный триумфатор смешался, забубнил под нос что-то невразумительное, а потом и вовсе замолк.
- Вот видите, - улыбнулся "гражданский", убедившись, что инцидент исчерпан, - каждый исполнил свой долг, никто не пострадал… Считаю, что казна от щедрой компенсации этому селянину не обеднеет… В добавление к уже выплаченным суммам. Ваши соколы, Василий Михайлович, - обратился он к Ляхову-Приморскому, - заслуживают всяческого поощрения. Я лично буду просить Николая Александровича о награждении и повышении в чинах особенно отличившихся.
"Блин! - мысленно хлопнул себя по лбу Бежецкий. - Да это же сам Георгий Петрович!.."
Дядю Государя, сводного брата его батюшки Александра Петровича, императорским указом возвращенного из почетной ссылки при российском посольстве в Нью-Йорке, действительно узнать было мудрено. Уж очень он не походил на виденные в свое время Александром портреты. Возможно, потому, что на них представал минимум на десять лет моложе. И эти десять лет, конечно же, не прошли даром…
Бежецкий припомнил бродящие по Санкт-Петербургу смутные слухи на тему, что "свято место - пусто не бывает" и стоило престолу избавиться от одного фаворита, как на смену ему появился новый. И уж этот-то начнет заворачивать гайки, благо всем памятен краткий период, когда они с братцем… И уж последнему-то он не верил вообще. Наоборот, из известных ему фактов следовало, что именно князь Харбинский не давал в свое время развернуться вовсю чрезмерно деятельной натуре покойного Александра IV, служил тем надежным тормозом, благодаря которому Империя не ринулась по кривой и ухабистой колее, ведущей в пропасть. А ведь тормоз, как ни крути, самая главная деталь любого движущегося агрегата. Хотя не все и не всегда это понимают в должной мере.
Жаль, что, когда пришло время, как и всегда в таких случаях, ему пришлось платить по чужим счетам и отвечать за чужие грехи…
Пока генерал предавался воспоминаниям, августейший инспектор уже успел окончательно очаровать и обезоружить всех без исключения.
- А-а-а! - изволил он заметить Бежецкого. - Если не ошибаюсь, Александр Павлович!
- Так точно, ваша светлость, - с достоинством склонил голову Александр, помня, что до "высочества" тот формально не дотягивает. Тем более до "императорского". К сожалению, конечно, поскольку этот титул подошел бы ему больше, чем большинству остальных.