Некоторые умельцы промышляли охотой, и все - рыбной ловлей. Рыба стала основной пищей беженцев. Благо, её непуганой в местных водоёмах оказалось столько, что хватало всем с избытком, а она сама всё шла и шла, без страха подплывая и тукаясь в ноги стоящим в воде людям.
В эти же края стремились многочисленные дезертиры с обеих сторон, имеющие оружие и превосходство. Порой они бесчинствовали, измываясь над беззащитными мирными людьми, отбирая последнее. Однако туда, где организовывались отряды самообороны, дезертиры не совались, довольствуясь более доступным.
Здесь же промышляли ушедшие в побег уголовники. До войны их исправно отлавливали, метелили до полусмерти и добавляли срок за побег. И всё равно некоторые заключённые даже под страхом непременной поимки и зверского избиения срывались в бега, не в силах терпеть неволю, чтобы хоть пару дней побыть свободными людьми.
В редких случаях побегушников так и не находили. Успокаивались тем, что они всё равно погибнут - сломают ногу, неловко оступившись; умрут от голода или от диких зверей; утонут в болоте; просто сгинут, безнадёжно плутая в этакой глуши по воле лешего, хозяина здешних мест.
Мало кому из бежавших удавалось совершить побег в полном смысле этого слова. Как правило, это были таёжники или военные, прошедшие курсы выживания в подобных условиях.
С началом войны беглецов искать почти перестали: время такое наступило, каждый думал о себе, о том как выжить. Поэтому они без особого страха быть обнаруженными оседали в выстроенных охотниками избушках, то есть там, где в мирное время опытные и неутомимые преследователи искали бы прежде всего. Сейчас же побегушники почти не опасались быть пойманными и уже не стремились выйти к цивилизации, где полыхала гражданская война.
Вместе с тем оставались и глухие территории, где солдат, дезертиров и беглых осуждённых не видели вовсе, зная о войне лишь из плохо функционирующих радиоприёмников. Их изредка включали, экономя допотопные батарейки или редкие аккумуляторы: электричества в этих местах не помнили с самого начала гражданской.
Верхом шика считались дизельные генераторы, но это только в наиболее крупных населённых пунктах и только для расположенных там гарнизонов военных.
Мирные люди довольствовались дневным светом, проводя в темноте безрадостные вечера, становящиеся с окончанием лета всё более долгими.
Иные и вовсе жгли лучины: свечи давным-давно стали чем-то нереальным, далёким, совсем из другой жизни.
До зимы, на семь-восемь месяцев сковывающей всё живое, оставалось совсем немного. Беженцы запасались дровами, утеплялись, затыкая мхом пазы абы как выстроенных избушек. Кто не имел возможности построить и такое жильё, старались просушить глубокие землянки, готовясь к почти метровому промерзанию почвы.
Люди собирали ягоды, остатки грибов, кедровые орехи, сушили и вялили рыбу, и тревожно вслушивались, не донесётся ли до этих мест гулкая канонада, означающая, что относительно спокойной жизни наступил конец.
В эти глухие места и направилась группа Янычара после получения очередного задания от Астронома. Спецназовцам предстояло устранить известного борзописца. Тот на свою беду посмел не совсем корректно в своих статьях отзываться о Большом Папе.
Янычар и парни читали некоторые статьи и, строго говоря, ничего такого в них не находили за исключением разве что бросавшегося в глаза явного пристрастия к самому герою из публикации в публикацию.
С таким упорством об одном человеке, едва ли не под микроскопом исследуя каждый его шаг, действие, слово, можно писать только по чьему-либо заказу и в мирное время. А сейчас шла война, Астроном и щелкопер были, что называется, по разную сторону баррикад. Чем уж и кого на стороне фйдеров интересовал Большой Папа, оставалось известным только ему, но журналюга старался на совесть, отрабатывая свой нелёгкий хлеб.
В конце концов, Астроном не выдержал и, вызвав Туркалёва, отдал соответствующий приказ.
Капитан в очередной раз подивился укреплениям и коммуникациям глубокого бункера. Его всегда доставляли и вывозили со всеми предосторожностями, так что он не знал, где находится подземное сооружение.
По всему выходило, командование реально опасалось ядерного удара со стороны федералов и тщательно оберегало свои драгоценные жизни, отправляя на гибель сотни тысяч солдат и подвергая страданиям ещё больше гражданских.
Туркалёв был почти уверен, что руководство фйдеров сидит в таких же бункерах, мало беспокоясь о тех, кто на своих плечах выносит все тяготы их непомерных амбиций.
Впервые появившись здесь после недавнего отпуска, Янычар сразу же вспомнил слова Лены о том, что его не очень-то ценят. С новой силой заныл засевший в душе больной занозой вопрос: "зачем он на этой войне, чьи интересы защищает…"
По сведениям Большого Папы, имевшего разветвлённую агентурную сеть, щелкопер должен появиться в тех глухих местах, чтобы написать громкую и правдивую статью о беженцах, вынужденных прозябать в полупервобытных условиях.
Чем уж он собирался удивить читателей, привыкших ко всему, да и по большому счёту в условиях военного времени беспокоящихся только о себе и своих близких, оставалось не ясным. Но имя журналюги по-прежнему было на слуху, а рейтинг на хорошем уровне.
Купаясь в лучах славы, борзописец утратил чувство самосохранения, и из глубокого тыла, где достать его не так уж и просто, подался в прифронтовую полосу в погоне за жаренными фактами и новой порцией славы уже фронтового корреспондента.
Но самое главное, на чём заострил внимание капитана Астроном, журналюга будет сопровождать весьма высокопоставленного чина. Тот, по сведениям Большого Папы, должен приехать в те места поохотиться. Ликвидация одного из руководителей федеральной верхушки дело непростое, но для специалистов вполне посильное.
В разговоре Астроном с напускным прискорбием обмолвился, дескать, воистину неискоренимы в наших людях безалаберность и русское "авось". Охотиться в прифронтовой полосе! Это ж надо! В общем, обоих устранить любой ценой. Такой шанс выпадает только раз за всю войну, да что там, за всю жизнь.
За эту операцию Большой Папа обещал всей группе очередные воинские звания и государственные награды.
При фразе "любой ценой", Астроном проникновенно заглянул в глаза Янычару, о чём сам капитан вспоминал с неприязнью, будто в душу заползла холодная змея. Всё-таки Большой Папа был ой как непрост. Чтобы владеть такой информацией, нужно иметь не только разветвлённую агентурную сеть, а своего человека в верхнем эшелоне власти федералов. На чём строятся отношения Астронома и его агента, парням оставалось только гадать.
Кроме явного дискомфорта Янычар ощущал и тревогу, совершенно справедливо полагая, что большой чин в одиночку не поедет в столь дремучие места. Не совсем же он идиот, должен кое-что понимать. Значит, с ним будет хорошая охрана. Это помимо солдат, которых местное командование обязательно выделит для высокого гостя, а то и заставит бедных вояк загонять для охотника диких зверей.
На обратном пути Туркалёв невесело размышлял, как в этих условиях провести боевую операцию, а потом в темпе и самое главное без потерь уйти.
Об обещанных орденах и о присвоении очередных воинских званий капитан думал меньше всего.
Он считал награды ещё одной уродливой гримасой этой войны, когда каждая из враждующих сторон верит, что сражается за Россию, за интересы и чаяния простых людей.
И федералы, и оппозиционеры продолжали применять прежнее законодательство, награждать солдат и офицеров одними и теми же медалями и орденами, присваивать воинские звания.
И те, и другие говорили: "Служу России", принимали одну Присягу и были убеждены, что только им принадлежит право продолжателей прежних традиций, только за ними будущее и Победа…
От места посадки "мишки" до условного места проведения операции добирались около двенадцати часов. Тайга в этом районе оказалась вполне проходимой, поэтому шли без особых усилий.
Останавливались часто - каждые две-три минуты, вслушивались, стараясь выявить посторонние, нехарактерные для леса шумы. Шли пятьдесят минут, отдыхали десять.
Из-за близости гарнизона федеров шли со всеми предосторожностями. Приходилось учитывать появление случайных охотников, сборщиков ягод из числа беженцев, возможные секреты, аппаратуру слежения. Но последнее уже в идеале: до линии фронта далеко, военных действий не ведётся, засекреченных объектов, подлежащих усиленной охране, нет.
И всё же. Всё же.
Любой разведчик знает, в их деле мелочей не бывает. Те, кто считают иначе, долго не живут.
Из спецодежды не было никакой экзотики, когда владелец напоминает куст или травяную кочку, вдруг ожившую и осторожно перешедшую на другую позицию. Эффектно, не поспоришь, но в условиях реальной операции малоэффективно. Запутаешься этакой амуницией в кустах, тут тебе и конец.
Так что парни были облачены в обычные штормовки и брюки из плотной ткани с подходящей случаю расцветкой. Такая форма одежды наиболее удобна для передвижения в лесистой местности с преобладанием кустарника.
У всех облегчённые берцы, высокие и крепко зашнурованные они страхуют голеностоп. Никаких кроссовок, ходить в них по тайге опасно: запросто можно подвернуть, а то и сломать ногу.
Рюкзак десантника у каждого заполнен самым необходимым вплоть до рыболовных крючков с леской. На этот раз готовились основательнее, нежели к выводу генерала Тарасевича. Всё-таки тайга есть тайга, пренебрегать ею ни в коем случае не стоит, иначе расплата наступит очень быстро.
Разумеется, никто лишнего не тащил, боевой опыт подсказывал, что может понадобиться.
Оружие тоже привычное - автоматы "вал", а у Мамбеталиева "винторез".