- Да, - сказал Марк, не ослабляя хватку, - она приличная девушка. На мой взгляд, это наше дело и не должно вас касаться. Или вы думали, что похищаете свободную гражданку?
Хозяин снова радушно ухмыльнулся.
- Никому никакого вреда, верно? - сказал он, понимая, чем рискует.
- Вы изувечили моего раба, а это будет стоить моей семье времени и денег, - сказал Марк, на этот раз довольно устало. Но, к его изумлению, хозяин обошел стойку, открыл кассу и слегка дрожащими руками отсчитал сорок сестерциев.
- Мои извинения, - слабым голосом произнес он, пододвигая Марку банкноты.
Марк почувствовал, что вот-вот не выдержит, но помедлил ровно столько, сколько было нужно, внимательно разглядывая деньги, как будто они грязные, и наконец без лишних слов сунул в карман.
- Если желаете выпить, то… за счет заведения… - сказал кабатчик, вслепую ощупывая бутылки у себя за спиной. Марк бесстрастно покачал головой и ответил:
- Я и так уже здесь задержался, - что, как одновременно подумал он, было едва ли не единственной правдой, которую он здесь сказал.
Он развернулся, Уна и Сулиен, пошатываясь, двинулись за ним под взглядами клиентов. Сулиен одной рукой обнимал Уну за плечи, но ему пришлось отпустить ее и остановиться, чтобы подобрать у стойки рюкзак.
Марк почувствовал себя менее уверенно, более уязвимым теперь, когда ему пришлось повернуться спиной к публике. Он слышал, как хозяин и несколько клиентов приближаются к дверям - проследить, как он уходит, и принудил себя не оглядываться. Но, едва оказавшись за дверьми, он замедлил шаг и поравнялся с Уной и Сулиеном. Руки Уны были теперь свободны, и поначалу Марку показалось, что она ранена, прихрамывает, но, едва приблизившись к ней, он понял, что девушка настолько закоченела, что с трудом стоит на ногах и вообще передвигается. Теперь, когда все было позади, его самого била дрожь, как, впрочем, и всех остальных. Он протянул руку, чтобы поддержать Уну, надеясь, что зеваки сзади примут это за собственнический жест превосходства. Девушка так резко отшатнулась, что Марк, в свою очередь, едва не отпрянул в сторону, но затем она, не поворачиваясь, не глядя на него, благодарно ухватилась за кончики его пальцев. Он хотел высвободиться, решив, что Уна не хочет, чтобы он к ней прикасался, но она не отпускала его, и тогда он понял, что она старается увести его вправо, совсем в другую сторону, через Волчий Шаг к Испанскому перевалу.
- Почему туда? Зачем? - вполголоса спросил Марк.
- Потому что они узнают, догадаются! Пока до них не дошло, но рано или поздно дойдет!
Уна перевела дыхание, голос ее звучал странно высоко, заглушённое рыдание сквозило в нем. Ее рука безвольно выпустила его руку, и больше она не заговаривала. Марка поразило, что при таких обстоятельствах она вообще может думать. Он непроизвольно оглянулся на следившую за ними шайку, столпившуюся в дверях кабака, и увидел над ними то, чего они пока видеть не могли, - собственное лицо. Кровь застыла у него в жилах, и все трое, медленно пройдя через площадь, свернули на главную улицу.
Как только кабак скрылся из виду, Сулиен снова опустил рюкзак на землю и прижал Уну к себе, но через секунду она механическим движением подняла руки и попятилась. Они неподвижно застыли на месте в полном молчании, пока Сулиен не спросил сквозь зубы:
- Они сделали тебе больно? Да? - И Уна в ответ только молча покачала головой. Марк было собирался отойти в сторонку, как вдруг Сулиен шагнул навстречу и прижал к себе их обоих, причем с такой силой, что Марк едва не потерял равновесия. Он почувствовал между собой и Сулиеном все еще дрожавшее тело Уны. Пораженный Марк легонько хлопнул обоих по плечу, внезапно осознав, что, кроме членов его семьи, почти все в Риме прикасались к нему с большой опаской, а если и делали это, то всегда медленно, с предосторожностями, словно он был очень хрупким, или очень агрессивным, или заразным.
Уна мягко высвободилась, повернулась к Марку и с какой-то суровой искренностью прохрипела: "Спасибо". Быстро миновав серую улицу, они дошли до другого моста и двинулись дальше под балконами бледных домов, над которыми высился храм Минервы. Им пришлось воспользоваться первым мостом за площадью, где стоял кабак, чтобы выбраться на дорогу, ведущую к сараю, где были спрятаны другие рюкзаки и одежда для Уны и Сулиена. Но теперь было уже по-настоящему темно, кабатчик скрылся в своем заведении и если и звонил стражникам, что Марк Новий обнаружился в Волчьем Шаге, то они еще не приехали.
Несмотря на случившееся, им пришлось остановиться, чтобы зайти в лавчонку в притихшей деревушке недалеко к западу от Волчьего Шага и купить там хлеба и несколько пакетов риса, но в ту ночь они не смогли далеко уйти, хотя и дожидаться утра тоже было нельзя. Через несколько часов они сошли с робко пробивавшейся тропинки, которая начиналась от разъезженной дороги, и углубились в темный горный сосняк. Круто уходившая вверх земля оказалась на удивление мягкой и пружинистой, с припухлостями мха на рассыпчатом черноземе. Впервые после кладбища им пришлось спать в полном смысле слова под открытым небом - до сих пор им всегда удавалось найти заброшенную ферму или заводской корпус. Они прошли мимо расположенной у подножия горы водоразливочной фабрики: теперь, по крайней мере, они могли спокойно пить воду из ручьев, но потом началось совершенно необжитое пространство - мили и мили без единого огонька или дорожного шума.
Уна и Сулиен никогда так не удалялись от этих признаков цивилизации, да и Марку не приходилось забираться в такую глушь. Он как-то проезжал через пустоши, окружавшие Большое Ущелье в Терранове, но то был целый кортеж: он ехал с родителями, телохранители - впереди, а слуги и адъютанты - в машинах сзади.
По крайней мере, теперь у них имелись спальные мешки, кастрюлька, в которой можно было сварить рис, и невероятно - однако им удалось развести костер.
- Волчий Шаг, - сказал Сулиен. - Стало быть, тут должны быть волки. Как думаете, они еще здесь водятся?
- Их почти везде перебили, - ответил Марк, - и на людей они нападают только зимой, когда нечего есть.
- А как насчет осени и людей, которые уютно спят в своих мешках?
- Думаю, с нами ничего не случится, - сказал Марк.
- Хм, - сказал Сулиен и стал приглушенно подвывать, как приближающийся волк. Марк рассмеялся. - Значит, нам теперь придется всю дорогу называть тебя Квинт Корнелий Как Его Там? - неловко поинтересовался Сулиен.
Марк никогда не обращал внимания на то, что Уна и Сулиен не знают, как его называть. Ему стало стыдно.
- Нет, - ответил он. - Если Уна права, эта кабацкая публика может сказать страже, что я назвался этим именем. Уна, - добавил он, - с тобой все в порядке?
Дело в том, что Уна уже очень долго не произносила ни слова и ни разу не открыла свою книгу. Она молча, неподвижно лежала на спине с открытыми глазами.
- Да, - сухо ответила она, но не пошевелилась.
- Но должны же были вас как-то звать до того, как мы встретились, - не отставал Сулиен.
- Да, - напряженно ответил Марк, не совсем понимая, куда тот клонит. - Но я… мне больше этого не хочется. Надоело. Вы не можете звать меня Новий или… каким-либо другим именем, потому что они тоже… А вот Марк - в самый раз. Каждого второго зовут Марк.
- Если только никто не узнает тебя в лицо, - невыразительно пробормотала Уна. Но в конце концов, повернувшись к нему, она произнесла все тем же бесцветным голосом: - Впрочем, здесь никого нет, так что неважно.
В таком случае, подумал Марк, они с равным успехом могли бы называть меня одним из моих более официальных, более опасных имен. Но вслух он этого не сказал. Было таким облегчением, что кто-то снова называет его по-свойски. Они помолчали, а затем Уна сказала в темноте:
- Расскажи нам, что будешь делать, когда станешь императором.
- Я могу так и не стать императором, - нерешительно ответил Марк. - Дядя может выбрать любого, кто ему понравится. Им должен был стать мой отец. Он мог сделать меня цезарем… - Марк замолчал. Думать об этом сейчас было трудно. Так или иначе, ему никогда не нравилась мысль об отце в роли императора, собственное же будущее теперь представлялось более чем нереальным. - А теперь… вряд ли я им стану, скорее уж Друз. Он старше.
Внезапно он вспомнил, что сказала девушка в ювелирной лавке, - она не хотела, чтобы он был императором, потому что он сбежал. Марку стало интересно - уж не думает ли дядя так же.
- Ладно, пусть будет Друз, - сказал Сулиен. - Кто хотел тебя убить?
Марк ничего не ответил. Наконец спокойно сказал:
- Конечно, я об этом думал.
Несколько мгновений он не мог продолжать, потом, превозмогая боль, произнес:
- Он мой двоюродный брат. Возможно, они хотят видеть императором его, я имею в виду людей, которые… которые убили моих родителей. Вероятно, они просто хотят кого-то другого, только не отца и не меня. Друз мог ничего об этом и не знать.
Он снова посмотрел на Уну, однако так и не смог отчетливо различить ее лицо, одни лишь блестящие точки глаз.
- Разве ты не знаешь, что я сделаю, если это когда-нибудь произойдет?
Она вздохнула, словно собираясь ответить, но промолчала, и Сулиен сказал:
- Это ты о чем?
- О рабстве, наверное, - ответил Марк, по-прежнему наблюдая за Уной. - Все считали, что люди ничего не знают, а они проведали. Отец сказал, что отменит рабство. Вот я и думал, что это может случиться к тому времени, когда я стану императором. На самом деле я никогда не строил никаких планов, все казалось таким далеким. Но теперь все изменилось. Теперь больше некому это сделать.
- Значит, ты сделал бы это ради отца? - двусмысленно заявила Уна.