- Конечно, кто о нас позаботится? Почему ты не хочешь смотреть правде в лицо?
- Послушай, Планкина! - яростно взорвалась вторая женщина. Однако затем наступила пауза, словно она не могла решиться - продолжать или нет. Наконец она сказала: - У меня нет поводов для беспокойства, вот все, что я знаю. И у моего мужа тоже. Кстати, он покупает рынок рабов в Комуме.
Марку показалось, что по коже его провели холодным пером, но он все же пробормотал:
- Дядя может прожить еще лет двадцать. Это была всего лишь ангина. Врачи говорят - ничего серьезного. Может, она знала это или догадывалась.
- Варий сказал то же, когда я рассказала ему, - произнесла Гемелла. - И Клодия.
Она ушла домой - Клодия прислала ей в знак благодарности большое стенное панно, - по-прежнему убежденная, что слышала что-то важное и тревожное, но уже на следующий день не понимала почему, к тому же все вокруг были настроены так благодушно.
- Я вспомнил об этом только за неделю до того, как твои родители уехали в Галлию, - сказал Варий. - Если бы твой отец был жив, то на этой неделе он встретился бы с Флавием Габинием, знаешь, кто это?
- Конечно, - ответил Марк. Габиний владел строительным конгломератом, сооружавшим подвесной мост через Персидский залив. Он сделался одним из самых богатых людей в Риме.
- Я должен был организовать встречу, - сказал Варий. - Мы пытались убедить Габиния вложить деньги в больницу для рабов или возвести здание бесплатно. Казалось, это нетрудно сделать. Когда все знают, что скоро ты станешь императором, тебе обычно удается все, чего ни пожелаешь, только пожелай.
- И что? - спросил Марк. Он помнил о проекте больницы. Родители собирались ввести систему бесплатного здравоохранения для рабов, чтобы у хозяев не было оснований бросать их в случае болезни. Они вложили в это столько собственных средств, сколько могли, но Лео хотел, чтобы компании, в наибольшей степени зависевшие от рабского труда, приняли на себя основную часть расходов.
- И вдруг все осложнилось. Сама идея им никогда не нравилась, но они бы с нею смирились. Однако постепенно они стали… - его лицо исказилось болью пережитого унижения, - пассивно бесполезными. Я хотел, чтобы Габиний встретился с Лео на стройплощадке на той же неделе, но никто больше не хотел меня слушать и уж тем более договариваться о дате. И никто из тех, с кем мне удавалось поговорить, казалось, уже не воспринимает нас всерьез.
- Допустим, что он не хотел давать родителям денег, - сказал Марк, - но это ничего не значит.
- Нет, - признал Варий, - но я вовсе не потому вспомнил, что рассказала мне Гемелла. Однажды, не помню каким образом, мне удалось поймать Габиния, когда он разговаривал по дальнодиктору. У него не было времени отделаться от меня, я назначил ему дату на той неделе, и он согласился. Он сказал, что сейчас же запишет это в свой ежедневник, а потом выключил дальнодиктор. А потом… - Варий вздохнул, - не знаю, как все обернулось бы, не будь Лео таким невозможным. Он решил в тот же самый день навестить твоего дядю, ничего мне не сказав, так что мне пришлось встречу с Габинием перенести. Меня это задело, особенно после тех усилий, которые я потратил, чтобы договориться с Габинием. На сей раз, когда я попытался попасть к Габинию, меня принял только его помощник - думаю, из новеньких: имя Лео произвело на него такое впечатление, какое уже давно не производило ни на кого в этом офисе. Поэтому я поверил, когда он сказал, что Габиния нет на месте. По моей просьбе он пошел посмотреть ежедневник Габиния - не думаю, чтобы он даже заглянул в него, - и вернулся смущенный, сказав, что, должно быть, вышла ошибка, - потому что якобы Габиний нигде ничего не записал о встрече с Лео.
Марк молчал.
- Конечно, я подумал - ничего страшного, - продолжал Варий, - но все же помнил слова Гемеллы. Вроде бы ничего особенного. Просто складывалось впечатление, что Габиний впредь считает нецелесообразным затевать совместные предприятия с Лео. И как будто у него есть на то причины. Разумеется, я обо всем рассказал Лео, и тот ответил: "Бедный Габиний. Я постоянно забываю все записывать. Надеюсь, это не преступление". - "Если бы то были вы, - ответил я, - я ничего бы такого не подумал". Лео только рассмеялся. Сказал: "Я так заморочил себя бумажной работой, что просто помешался". Я подумал, что, наверное, он прав. В любом случае мне больше нечего было ему сказать - ни что произойдет, ни когда.
- А мать? - тихо спросил Марк. - Что подумала она?
- Ей я тоже рассказал. Она повелела мне тут же сообщать ей, если обнаружится что-то еще. Но и она мне не поверила. Прости, Марк, я хочу…
- То, что случилось, еще не значит, что вы правы, - машинально сказал Марк.
Варий кивнул, но добавил:
- Есть еще кое-что насчет Габиния. Теперь он приобрел рынок рабов в Комуме. Его жену зовут Хельвия; наверное, она и была той женщиной, с которой Планкина разговаривала в банях.
- И все же, - с усилием произнес Марк, - у родителей были телохранители, у них были… - Он замолчал. - И даже… даже если вы правы, то зачем лгали? Если вы и правда верите в это, почему не написали дяде?
- Потому что не знаем, кому это письмо может попасть в руки, - ответила Гемелла. - До твоего дяди добраться нелегко. И послушай, Марк, если подобный заговор существовал и дело было доведено до конца, то здесь не мог быть замешан один Габиний. У них могли быть свои люди среди преторианцев или охраны, мы не знаем. Но чтобы сделать такое, если они собирали сведения о твоих родителях, тут наверняка замешаны и члены сената. И придворные.
- Что? - снова ледяным и одновременно яростным тоном произнес Марк. - Ты хочешь сказать, что моя семья… мои двоюродные братья и сестры. Кто? - Он вспомнил, что накануне писал о Нассении, Нассении, умершем несколько столетий назад…
- Мы ничего не знаем! Ничего, кроме того, что рассказали тебе. Я понимаю, это немного. Но мы должны были выманить тебя из дворца, а теперь - оберегать для блага Рима, а не только твоего собственного.
- Я не нуждаюсь в защите, - холодно произнес Марк.
Наступила натянутая тишина.
- Сегодня вечером об этом больше ни слова… - сказал Варий, вставая.
Но тут Гемелла почувствовала, что у нее остановилось дыхание и кровь бросилась в лицо и глаза. Она хотела было сказать "Варий", но воздух вдруг загустел, и, когда она попыталась подняться и дотянуться до мужа, жаркая тьма с шумом обрушилась на нее, погасила светильники и тугими обручами сковала ее голову и сердце, оставив лишь миг для отчаянной борьбы и мольбы о пощаде.
Марк и Варий услышали, как Гемелла издала страшный хрип и задохнулась, и, повернувшись, увидели, как она соскользнула со своего кресла и, звеня браслетами, заметалась на полу, изображавшему мозаичный лик Орфея.
Все произошло быстро, хотя казалось, длится целую вечность. Марк подошел и опустился рядом с ней на колени - бесполезно, тогда он уступил место Варию, который старался удержать дергающееся тело жены, исступленно повторяя ее имя, пока, сотрясаемая судорогами, она тяжело билась в его руках.
- Позови кого-нибудь на помощь! - крикнул Варий, продолжая умолять: - Гемелла, пожалуйста, Гемелла.
Марк молча кивнул и неуклюже двинулся к двери, собираясь позвать слуг. Но, прежде чем он дошел до двери, Гемелла запрокинула голову, и ее напряженное, как струна, содрогающееся тело обмякло в руках Вария. Теперь в комнате слышалось только учащенное дыхание Марка и Вария.
На какую-то секунду Марка охватило жуткое оцепенение. Но он снова двинулся к двери, все еще сохраняя надежду на чью-то помощь.
- Стой где стоишь, - сказал Варий неузнаваемым скрипучим голосом. Медленно обернувшись, Марк увидел его страшное лицо, бессмысленно искаженное, желто-серое.
Варий перевел взгляд на блюдо с нугой, стоявшее на столе, а затем перевернул руку своей Гемеллы и увидел, что пальцы ее в сахаре от сласти, которую она поднесла ко рту.
Слезы навернулись Марку на глаза.
- О нет, - прошептал он. - О, Варий…
Варий едва соображал, что в комнате кроме него находится Марк. Он сжимал в объятиях Гемеллу, усыпая мелкими исступленными поцелуями ее волосы и покрасневшее от прилива крови лицо. Марк почувствовал, что не имеет права видеть это, и отвернулся.
Прошло довольно долгое время, пока он наконец сказал:
- Кого-нибудь… позвать?
Казалось, Варий не слышит.
- Где ты это взял? - спросил он все тем же чужим голосом, как будто никогда не был знаком с навыками речи, как будто его голосовые связки были неприспособлены издавать осмысленные звуки.
- Макария.
Марк едва расслышал самого себя, но произнес имя двоюродной сестры ровно, без выражения - ничто из того, что сказали ему супруги, не задело его по-настоящему.
Варий помотал головой, словно стараясь избавиться от звона в ушах. Резко, напряженно переведя дыхание, он сказал:
- Не звони. Как можно дольше. Никому не говори. Никто не знает. Понял? Уедешь сейчас же, сегодня ночью. После этого они будут уверены и… сделай все правильно.
Больше всего Марку хотелось, чтобы рядом - так или иначе - оказались родители, он не понимал, почему стоит здесь, это было неправильно. Поэтому он, заикаясь, произнес:
- П-пойду, п-позову кого-нибудь… - и вышел в холл.
- Не смей, - бросил ему вдогонку Варий, но Марку казалось, что все это шок, что Варий сам не понимает, что говорит. Он пересек тихий темный атриум; дальнодиктор безразлично висел на стене, но стоило ему надеть наушники, как Варий, ковыляя, догнавший его, почти выкрикнул:
- Я сказал, не смей! - И Марк вздрогнул, когда неточный удар сбил наушники с его головы. - Не трогай. Ничего не делай! - яростно скомандовал Варий.