Произносилось это таким тоном, будто и впрямь Энгельс - это авторитет биологической науки, а не публицист, пытающийся уяснить для себя наиболее доходчивые факты современной ему науки. Будто за его словами кроются данные длительных и точных экспериментов, предопределивших прогресс в биологии на многие десятилетия вперед.
Да и метод обнаружения Лепешинской великого открытия (иначе его не назовешь!), перечеркивающего все, что известно науке о клетках, до обидного примитивен. Оказывается, тысячи умудренных и грамотных ее предшественников не удосужились обратить внимание на то, что бросилось ей в глаза при разглядывании всего-то "нескольких препаратов".
Как нечто само собой разумеющееся (хотя и отвергнутое задолго до нее наукой) она утверждала:
"Клетки размножаются не только почкованием, прямым и непрямым делением, но и путем выбрасывания клетками большого количества ядерного вещества, из которого образуется много клеток".
И, отвергая ложную скромность, делала эпохальный вывод:
"Значение этих работ заключается в том, что они еще больше приближают нас к изучению вопроса о переходе вещества к существу, к разрешению широчайшей проблемы происхождения жизни".
Статья Лепешинской "К вопросу о новообразовании клеток в животном организме" была написана в 1934 году, и в тот же год автор сумела издать ее краткий вариант. В то время было отлично известно, насколько сложна клетка, как точно в ней пригнаны разнообразные структуры. Вполне понятно было и другое: как легко сломать клетку даже при самом нежном прикосновении. А Лепешинская уверяла, что можно растереть в ступке желтки яиц птиц до кашицеобразного, бесструктурного состояния, затем оставить эту суспензию на время - и в кашице зародятся снова живые яйца таких же птиц!
Особенно странно выглядели ее утверждения в свете того, что она сама писала восемью годами раньше, когда дискутировала с А. Г. Гурвичем. Его опыты с центрифугированием клеток в свое время решительно не понравились Лепешинской, и она не без ехидцы вопрошала:
"Итак, что хочет сказать здесь проф. Гурвич? Очевидно, что жизнь не зависит от структурных изменений протоплазмы, что жизнь идет своим чередом вне связи с материей (как будто Гурвич материю аннигилировал! - B.C.), с ее химическими и физическими изменениями. Как хочешь нарушай протоплазму яйцевой клетки, а все-таки клетка жива".
Теперь же, начисто забыв свой "материалистический" окрик в адрес Гурвича, не убивавшего "материю клеток", а лишь центрифугировавшего ЦЕЛЫЕ, неповрежденные клетки, она пошла много дальше. В полном соответствии со средневековым рецептом она растирала клетки яиц или клетки гидр в ступке и протирала кашицу сквозь сито. Она утверждала, что все клетки при этом разрушались, и тем не менее из бесформенной массы, якобы прямо у нее на глазах, снова возникали живые клетки гидр!
Свои манипуляции Лепешинская гордо именовала опытами, публикуемые заметки - научными статьями, а собрания заметок в одной книжке - монографиями. Но ничего в этих опытах, статьях и монографиях не было от науки.
Вспомним требования, предъявляемые к любому опыту?: наличие хорошо продуманной схемы эксперимента, базирующейся на глубоко проработанной теории; проведение строго поставленного контроля, отличающегося от опыта лишь одним (или немногими) четко регистрируемым фактором, повторяемость и возможность воспроизведения результата всяким другим ученым, однозначность в трактовке результата.
Ни одному из этих требований "труды" Лепешинской не отвечали, да она, видимо, и не понимала этих требований. Нечего было говорить и о том, чтобы ее "опытам" предшествовала теория. То есть она, конечно, постоянно твердила как заклинания слова типа "наши теоретические предпосылки", "согласно теории" и т. д., но, во-первых, она просто не умела предложить сколько-нибудь разработанные идеи, которые следовало подтвердить или опровергнуть экспериментами: вместо них выдвигался самый примитивный (и потому чаше всего - антинаучный) домысел, который и в голову не мог прийти специалисту. Во-вторых, не обладая даже начальной подготовкой ни в одной из научных областей, Лепешинская была не способна овладеть используемыми в науке методами исследований, организовать хотя бы простенькую проверку своих "идей". Она любила твердить: "физические методы измерения", "выявление химической природы" и т. п., но за этими научными терминами стояли истинно кухонная самодеятельность, бессилие и убожество. Так что у всякого специалиста опустились бы руки, вздумай он что-то вслед за Лепешинской экспериментально проверить иль опровергнуть.
Она же все более настойчиво утверждала, что в природе существует особое живое вещество, которое до нее никто даже не замечал, а, оказывается, из него могут возникать живые нормальные клетки! Само это вещество бесструктурно, но в любых мало-мальски сносных условиях эта субстанция начинает изменяться… и из нее возникают живые клетки!
VI
Телефонный разговор со Сталиным и поддержка им Лепешинской в борьбе с критиками
Добрые гении пролагают железные пути, изобретают телеграфы, прорывают громадные каналы, мечтают о воздухоплавании, одним словом, делают всё, чтоб смягчить международную рознь; злые, напротив, употребляют все усилия, чтобы обострить эту рознь. Политиканство давит успехи науки и мысли и самые существенные победы последних умеет обращать исключительно в свою пользу.
Мелочи жизни. М. Е. Салтыков-Щедрин
Естественно, что на первые же публикации Лепешинской об образовании клеток из бесструктурного вещества последовала спокойная, но уничтожающая критика таких корифеев науки, как академик Н. К. Кольцов, профессор-биохимик А. Р. Кизель и других. Временно Лепешинская притихла.
Но в середине войны с фашистской Германией Ольга Борисовна преуспела в другом. Она сумела каким-то образом "протолкнуть" к Сталину свои рукописи. Сталин посмотрел их и вмешался в споры ученых, как это он уже неоднократно делал. Тем более что экспертом в биологических вопросах он считал себя давно. Еще в 1906 году он смело обсуждал проблемы развития живой природы и общества в работе "Анархизм или социализм?", не обладая, как и Лепешинская, никаким специальным образованием (Сталин учился в Тифлисской духовной (православной) семинарии, из которой его исключили 29 мая 1899 года).
Хотя некоторые историки, такие, как Лорен Грэм и Жорес Медведев, уверяли, что Сталин в этой работе привел лишь "одну единственную фразу… имеющую отношение к биологии, и эта фраза не очень значаща", на самом деле, центральное место впервой части его книги, части, озаглавленной "Диалектический метод", было уделено обсуждению проблем развития живого. Он искал параллели и противоречия между эволюционным развитием и революционной борьбой, оперировал понятиями "эволюция", "движение развития природы" (?! - B.C.), "ламаркизм" и "Дарвинизм" (равно как и "неоламаркизм" и "неодарвинизм"), "катаклизмы Кювье" и т. п. Его основной вывод, сделанный после разбора этих биологических проблем, гласил:
"Эволюция подготовляет революцию и создает для нее почву, а революция завершает эволюцию и содействует ее дальнейшей работе".
Нельзя, впрочем, не заметить, что, берясь за обсуждение проблем развития живого мира (чтобы показать этим обсуждением глубину заблуждений его более образованных коллег по партии и революционной борьбе, которых он нещадно критикует и безосновательно пытается поставить на место). Сталин отчетливо демонстрирует, что работ Дарвина, Ламарка, Кювье он и в руки не брал, что судит о них понаслышке, ибо приписывает названным авторам то, что далеко от их истинных взглядов Насколько он примитивен и вообще далек от знания биологических закономерностей, показывают, например, его высказывания относительно природы дарвинизма:
"Дарвинизм отвергает не только катаклизмы Кювье, но также и диалектически понятое развитие, включающее революцию, тогда как с точки зрения диалектического метода эволюция и революция, количественные и качественные изменения, - это две необходимые формы одного и того же движения".
О том же свидетельствует поверхностное понимание им поступательного хода эволюции, с одной стороны, и примата материи над сознанием - с другой: