Похожую картину можно было наблюдать на Донбассе, в Харьковской, Ростовской и Воронежской областях, ставших колоссальным полем боя.
Наступление и контратаки, оборона и фланговые удары – отдельные сражения сливались в грандиозную, поистине эпическую битву. Арт-обстрелы, бомбежки, воздушные и танковые бои шли ожесточеннейшие, подчас не прекращавшиеся с наступлением темноты. Земля стонала от взрывов днем и ночью, озаряемая вспышками и пожарами.
На этом фоне обстановка на других участках фронта выглядела благостно-тихой. Немцы просто не в состоянии были наступать повсюду, сосредоточив основные силы вдоль реки Северский Донец. Но это вовсе не означало, что положение на московском направлении или на северо-западе страны не было угрожающим. Было.
Карельский фронт, еще недавно числившийся второстепенным театром военных действий, к лету 42-го все больше и больше подпитывался техникой и личным составом.
Еще зимой, в феврале, немецкие войска, действовавшие на севере Финляндии, были выделены из армии "Норвегия" в армию "Лапландия". Сто пятьдесят тысяч гитлеровцев пользовали Суоми, как дешевую шлюшку, угрожая Мурманску, Медвежьегорску, Ленинграду, и это не считая Карельской армии финнов в составе пяти дивизий. Им противостояли 7-я и 23-я армии РККА.
Наступая от Петрозаводска, красноармейцы взяли под контроль Беломорканал и Кировскую железную дорогу, выйдя на рубеж Кудамгуба – Питкяранта.
Практически вдвое выросла численность обеих армий, они насыщались дивизионами "катюш" и мощных гаубиц, танками "Т-34" и "КВ-1С". Модернизированные тяжелые танки со 107-мм орудиями на Карельский фронт не поступали, но и скоростные "КВ", "отапгрейденные" Шашмуриным, становились грозной силой в Заонежье.
Перебрасывали на фронт и самолеты – штурмовики "Ил-2", истребители "Ла-5ФН", "Як-7Б" и "По-8", бомбардировщики "Ту-2". В войсках – и в штабах, и в окопах – настроение было приподнятым. А то как же – Ставка им помогала как могла, оказывала всяческое содействие. Оставалось только бить врага.
Группы осназа регулярно наведывались на территорию Финляндии, указывая цели бомбардировщикам Балтфлота. Так, в конце мая эскадрилья "Пе-2" разбомбила ставку барона Маннергейма в Миккели, превратив в руины штаб финских сухопутных сил, а бункер самого главнокомандующего был "вскрыт" планирующими бомбами.
Вопли о "преступлении варваров-рюсся", как презрительно называли русских в Финляндии, разошлись по всей Европе, были подхвачены Геббельсом и даже отозвались в целом ряде английских изданий. В Хельсинки началась паника. Президент Рюти, лишившись крепкого плеча Маннергейма, подал в отставку, но ее не приняли – а кому тогда защищать Суоми от полчищ кровожадных "рюсся"?
В течение двух дней в финских верхах царили суматоха и суета. Одни вопили, надсаживаясь, о полной поддержке усилий вермахта – война до победного конца; другие скулили о заключении сепаратного мира с восточным соседом. Новым главнокомандующим был назначен генерал Эрик Хейнрикс, ближайший советник Маннергейма. Хейнрикс, повязанный обязательствами, призвал финский народ к стойкости в тяжелую годину испытаний, а бойцам Сил обороны приказал держаться до последнего, дабы не пропустить "рюсся" в пределы Финляндии.
Между тем "рюсся" крепили оборону и наращивали мощь.
Финская Карельская армия, поддержанная дивизией СС "Норд", отбивалась от атак советских 7-й и 32-й армий, а армия Юго-Восточная удерживала Карельский перешеек. Ее позиции штурмовала 23-я армия Ленинградского фронта.
* * *
Майор Лягин, командир мобильной группы ЗРК "С-15", вечером 15 июня получил приказ выдвигаться в район КаУР – Карельского укрепрайона, – а ближе к ночи все его три дивизиона уже заняли передовые позиции между Мертутским БРО – батальонным районом обороны – и станцией Белоостров, где располагался дот "Миллионник", захваченный финнами.
Ракетчики развернули свое хозяйство буквально на следующий день после штурма "Миллионника". Вообще-то, это был не дот, а дос – долговременное огневое сооружение, представлявшее собой двухпушечный полукапонир.
Лягину рассказали во всех живописных подробностях и цветастых выражениях, как разведывательно-диверсионная группа сначала пробралась в тыл финнам, а затем подкралась к "Миллионнику" и забросала укрепление фосфорными гранатами. Задыхаясь, противник полез на карачках, выбираясь на свежий воздух, и его перестреляли, как в тире, из бесшумного оружия.
Лягин с удовольствием вдохнул, вбирая запах смолы и хвои. Все шло штатно – его команда шустро натягивала масксети, пряча кунги, а ТМЗ, взрыкивая, переносили остроносые ракеты на ПУ. "Как учили!"
Под Ленинградом, где они стояли недавно, каждый день случались налеты, играли боевую тревогу, были раненые, были убитые. А здесь, на Карельском перешейке, словно и нет войны – тихо, спокойно. Слышна далекая стрельба, но бойцов, отвыкших кланяться пулям, она нисколько не беспокоила.
Однако чуть позже застоявшаяся тишина начинала тревожить – уж слишком мирно все…
Подошел полковник из армейцев. Фамилия у него была южная – Рудак, а вот выглядел "полкан" как былинный богатырь: высокий, голубоглазый и светловолосый. Истинный ариец.
– Приветствую, – сказал Рудак, пожимая руку Лягину, и с уважением осмотрел позицию. – Да-а…
Честно говоря, я не слишком-то верил в эти ваши ракеты. Конечно, "катюша" – знатное оружие, выжигает немца каленым железом, но как же эрэсом – по самолету? А вот исхитрились как-то! Ага… Финны с той стороны громоздят "Карельский вал", укрепляются, закапываются, так что мы подтягиваем тяжелую артиллерию, 280-мм мортиры и даже 305-мм гаубицы… Как долбанут, так весь ихний бетон посыплется!
– Я слыхал, вам и новые "КВ" подкинули?
– А то! Полный танковый взвод. Так что ударим. Только вот авиации маловато, чтобы финские бомбовозы отгонять. В общем, вся надежда на твоих, капитан.
– Не-е… – ухмыльнулся Лягин. – Мы отгонять не станем. Гробить будем!
* * *
На следующий день расположение МГ посетили разведчики-диверсанты, молчаливые и неразговорчивые парни в удивительных маскхалатах, обвешанных тряпочками и бахромой так, что в лесу совершенно растворялись, становясь невидимыми среди еловых веток и листвы. Пройдешь рядом – и не заметишь.
Эту РДГ направил сам комфронта, генерал-лейтенант Говоров, поставив четкую, хотя и сложную задачу – установить радиомаяки-указатели в глубине финской обороны. Ставка расщедрилась – выделила звено "Пе-8", каждый из которых нес планирующие бомбы.
Ночью они вылетят и ударят УБ – по финским досам, по скоплениям техники, по дотам. А потом заработают гаубицы – "сталинские кувалды" и "молотовские единороги". Добавят огоньку дивизионы "катюш" и – "Марш вперед, труба зовет!"
Лягин дважды обошел вверенное ему хозяйство, лично проверил и даже пощупал ракеты, до времени замаскированные, и с чувством исполненного долга прилег под елочкой – подремать. Полночи не спал.
Часа ему хватило, а больше и не дали – с севера и востока доносились глухие разрывы, иногда пугающе четко звучали пулеметные очереди, и вроде бы танки взревывали, но это был привычный фон, боевая текучка. И вдруг тренированное ухо различило, как в батальные шумы вплелся натужный гул авиамоторов.
– Тревога! Товарищ командир!
– Бегу!
На круглых индикаторах в кунге то ярчела, то тускнела зеленоватая прорись, четко выделяя цели – с каждым оборотом светящейся "стрелки" они оказывались чуть ближе.
– Истребители идут, – определил старлей Знаменский. – "Мораны"! Две эскадрильи.
– Немецкая метода, – фыркнул Лягин. – Наши сопровождают бомберы, а фрицы вперед "мессы" шлют, чтобы расчистку устроить.
– Щас мы их самих расчистим!
– Погоди, дождемся бомбовозов – те пожирнее будут.
– Летят! Шесть… Девять… Девять "Бленхеймов", товарищ командир! И еще три… Хм. Не пойму что-то… Вроде наших "СБ"!
– Все правильно, Паша, "СБ" это. Только уже не наши, а финские. Так-то. "Мораны" у них тоже трофейные – немцы их у французиков забрали и финнам отдали…
– С севера идет группа целей. Дальность двадцать семь!
– Готовность!
– Первая в боевом положении! Вторая и третья – в боевом положении! Четвертая…
– Принято! Даю подготовку.
– Азимут десять, дальность девятнадцать.
– Перейти на АС!
– Есть АС!
– Расчеты в укрытие!
– Второй взвод в укрытии! Третий взвод…
– Принято!
– Групповую цель уничтожить! Пятью, очередью, темп шесть! Первая пуск!
– Есть первая пуск!
Ракета, почивавшая на пусковой, плавно задралась, словно кобра в стойке – и бросилась, с шипящим ревом распустила оранжевый факел, взвилась… Вторая, третья, четвертая…
– Есть захват!
– Есть наведение!
– Есть команда "КЗ"!
Финские бомбовозы были уже видны, в бинокль хорошо просматривалась синяя свастика на киле ведущего "Бленхейма". Сработал радио-взрыватель, и сполохом огня бомбовозу оторвало хвост.
– Первая, есть подрыв! Цель уничтожена!
– Вторая, есть подрыв!
– Третья, четвертая, есть подрывы! Цели уничтожены! Расход четыре!
– Быков! Четырьмя, очередью, темп шесть! Пуск!
Ракеты уносились в небо, ведомые лучом локатора, и оставляли по себе такие же прямые дымные шлейфы. Они летели быстрее стрел, выпущенных из лука, и взрывались, своей огненной смертью неся погибель самолету.
Лишаясь то хвоста, то крыла с мотором, то носовой части, "Бленхеймы" рушились вниз, иной раз перепахивая финские окопы и дзоты впереди линии КаУРа.