- Простое дело. Только выгоды от него мало. Как бы те две бомбы годились, приятнее бы. А то, не годятся. И должно дело поэтому не иметь никакой пользы нам.
- А те две бомбы не годятся?
- Ни к чему.
- Да ты знаешь о них?
- Знаю.
- Имел видение о них?
- Имел. Ты ему так и скажешь: было видению Шамилю. Стало быть и сомнения тут не должно быть у него: так будет!
Вторая бомба полетит на Турцию. И истребит Стамбул. И землетрясением и осколками опустошит землю на сто часов пути кругом. И развалинами завалит Босфор.
Третья бомба - на Австрию. И истребит Вену. И землетрясением и осколками опустошит землю на сто часов пути кругом. И развалинами завалит Дунай и все реки и озера на пятьдесят часов пути кругом.
Стало быть на эти бомбы нечего рассчитывать, чтоб от страха перед ними была помощь нам. Турция - страна правоверных, оно так. Но годится она лишь на то Кавказу, чтобы черкесы имели куда продавать дочерей. Кроме, ни к чему. Гнилая трость и сломится под рукой опирающегося на нее, и ранит руку. - И Австрия не лучше, сколько я слыхивал.
"Сколько я слыхивал"! - запало это в душу Арслан-бея. Простой был человек он; и мог иногда казаться недалеким, потому что никогда не хитрил. Но я могу сказать по личному знанию: не был обделен умом этот прямодушный человек. "Сколько я слыхивал", - это что-то не похоже на видение. Хотел он заметить Шамилю: "Да уж говори, ты сам так сообразил", - но не ко времени терять время. Промолчал он.
- Вот потому-то и горько, - продолжал Шамиль: - у кого силы нет, между теми еще есть люди, как люди. Вот хоть бы мы с тобой, к примеру. А у кого могла бы быть сила, - и есть, может быть, - сами-то ни к чему неспособные люди. Ну, да не о том речь. О бомбах дело. От тех двух пользы нет. Но дело не кончится на них. Пустивши их уру-сы начнут делать еще. То было три, - значит, четвертую. На кого, не открыл мне Бог. Но то верно, что начнут делать. Только, будет уж недоставать у них ни железа, ни пороху, ни работников. Потому что, слышал ты сам: Магер-Шалал-Хах-Базо - сильный этим Потрясателем земли скоро разорится. Не такое еще будет разорение ему, но и это будет, попрежде того: ни железа, ни пороху, все истрачено, на те три бомбы; ни работников - заморены работники над теми. Однако же охота сильная: сам ты слышал, это оружие Хадергет, сила геенны в этом оружии. Кто раз отдал душу Иблису, тому уж не вырвать ее из-под управления Иблиса. И будет Иблис заставлять урусов делать четвертую бомбу, хоть обнищали они и от тех трех. Сами, может быть, не желали бы, а будут делать: Иблису отдали души свои.
Ну, слушай же, Арслан-бей, как дальше открыл мне Бог. Будут делать урусы четвертую бомбу, а другие-то гяуры не глупее ж их. Хоть три бомбы и проворонили, но по короткости времени, потому что не знали заранее. А теперь, скажут: "стой, парень-урус, довольно пошалил иблисовой игрой". И сложатся другие гяуры - немцы и французы и англичане, - и легко им вместе сделать Потрясателя Земли и бомбы еще гораздо больше тех.
Сделают Потрясателя Земли и две бомбы, втрое больше тех продолжал Шамиль: и опустят одну бомбу на Петербург; истребит она его, и опустошит Россию на триста часов пути кругом. Другую бомбу пустят на Москву и истребится Москва и опустошится Россия на триста часов пути кругом. И мало останется живых людей в России, только по самым дальним углам кое-кто. А вся Россия на триста часов пути кругом Петербурга и кругом Москвы будет пустыня в развалинах без живых людей. Так исполнится название Пот-рясателя Земли, - помнишь Арслан-бей! Магер-Шалал-Хаз-Базо, Сильный оружием вскоре разорится.
- Помню, как не помнить! - отвечал Арслан-бей. И понимаю все теперь.
Шамиль посмотрел на него: Что же ты понимаешь?
- Понимаю, что ты хорошо сообразил, Шамиль. Оно точно, так должно быть.
Шамиль посмотрел на него еще, опустил глаза, подумал: Хорошо; так, то пусть по-твоему. Мы с тобою свои люди. - Поезжай же ты, Арслан-бей, к Пожирателю Книг. Ищи его в том городе. Не там он, то можно узнать где. У гяуров так заведено, что известно обо всяком начальству.
- Понимаю, не толкуй. Найду, не бойся.
- Отдашь Пожирателю Книг эту книжку, в которой написано мной все видение Абу-Джафара; и перескажи все, что слышал теперь от меня о бомбах на Турцию и Австрию, и о разорении России. Если Пожиратель Книг поверит, бросит выдумывать свою машину. Не поверит, ты убьешь его.
- Смотри же хорошенько, можно ли оставить его в живых. Я надеюсь на тебя, как на себя самого.
- Не опасайся, Шамиль, сказал Арслан-бей. Оно правда, иной раз по жалости к людям, делаю не совсем как следовало бы. Но отпустить живым какого-нибудь генерала, от этого не велика беда Кавказу. А тут совсем иное дело. Думаю, что придется убить Пожирателя Книг. Будь он и добрый человек, и пусть кажется, что на его слово можно положиться, а убить, - это будет вернее. - Значит, в дорогу. Схожу проститься с женой и с детьми. Дорога опасная.
- Месяц буду ждать тебя назад. После месяца подожду еще полгода, сказал Шамиль.
- Ну, а не ворочусь и через полгода с месяцем?
- Тогда посмотрю, как быть. Подожду слухов, когда начнут делать бомбы. Оно, положим, будет это втайне. Но слухам нельзя же не быть. Кто не знает, тому и останется непонятно; а мне известно, могу понять, что такое делают втайне.
- Тогда будешь мириться?
- Тогда ничего другого не остается. - Шамиль вздохнул. - Однако, народ ждет. Пойдем сказать. - Он отдал Ар-слан-бею книжку, в которой описал видение Абу-Джафа-ра.
Вышел на крыльцо. - Народ столпился: - Ну, что скажешь?
- Братья, начал Шамиль, у гяуров есть поговорка: го-ос народа - голос Божий. Есть, видно, и у гяуров кое-что правдивое в мыслях. Поищем же правды у гяуров. Посылаю Арслан-бея.
- Хорошо, хорошо, закричал народ. И не догадался даже потребовать определительных слов, куда и зачем едет Арслан-бей.
А баран продолжал блеять по-козлиному.
- Братья, сказал Шамиль, этот проклятый слуга шайтана сделал свое дело. Стащите его с кровли, зарежьте. И мясо бросьте собакам, сами не ешьте: он слуга шайтана, он проклятый.
- Так, так, говорил народ. Он слуга шайтана.
- Вот и подготовлено, чтобы дело опять повернулось, как надобно Шамилю, подумал Арслан-бей. Баран - слуга шайтана; шайтан - обманщик; шайтан приятельствует гяурам, старается вредить правоверным. Дня через два для народа будет явное дело: баран понапрасну смущал правоверных, надобно смеяться над шайтаном: не удалось проклятому шайтану обмануть народ. И каждый будет говорить, что он с самого начала понимал это; только дивился глупости других: чего пугаются? Как не понимать, что это шай-танова проделка, - он с самого начала понимал это, будет говорить каждый.
А между тем тащили с кровли барана. Иди, иди, шайтанов сын, - покрикивал на него народ. Бедный баран упирался и продолжал во весь дух блеять по-козлиному. Но стащили-таки его и зарезали. И прекратилось его козло-гласование.
Я. Гордин ЧЕРНЫШЕВСКИЙ - ЖЕРТВА ШАМИЛЯ
К названию очерка, конечно же, нельзя относиться вполне всерьез, но, как мы увидим, оно восходит к тексту самого Николая Гавриловича.
Кавказ, Кавказская война иногда возникает в русской культуре в совершенно неожиданном обличии. Так было в этом случае.
Разумеется, Чернышевский, как человек чрезвычайно чуткий к политической реальности, внимательно следил за событиями на Кавказе, насколько это позволяла доступная тогда в России информация. Во всяком случае он имел достаточно верное представление о том, что на Кавказе происходит.
В 1854 году в "Современнике", № 7, в разделе "Иностранные известия", Николай Гаврилович, в частности, рецензирует книгу немецкого путешественника барона Гакстгау-зена "Закавказье": "…Единственная замечательная книга о странах, где теперь театр войны "Закавказье, очерки народов и племен между Черным и Каспийским морями"".
Ясно, что речь в книге не только о Закавказье, но прежде всего именно о Кавказе, который лежит "между Черным и Каспийским морями".
И далее идет любопытный и симптоматичный текст: "Автор знаменитого путешествия, коротко узнав Россию, полюбил ее, и его "Закавказье" проникнуто симпатией к России и русскому владычеству за Кавказом. Английские рецензенты, конечно, называют это если не пристрастием, то предубеждением. В самом деле, барон Гакстгаузен до того предубежден, что думает, будто бы "поддерживая гражданский порядок в закавказских областях и цивилизуя их, русские пролагают пути цивилизации и в прилежащие азиатские страны". Сколько мы можем быть судьями в собственном деле, нам кажется, что эта истина довольно простая: если память нас не обманывает, в ней даже не думали сомневаться до начала войны ни англичане, ни французы. Как бы то ни было, книга барона Гакстгаузена, по признанию самых недовольных английских рецензентов, полнейшее и вернейшее изображение нравов закавказских племен и настоящего положения Закавказья".
Чернышевский, стало быть, как и барон Гакстгаузен, считает, что "российское владычество" несет "гражданский порядок" на Кавказ и цивилизует его.
И когда по старой доброй советской традиции утверждают иногда, что революционные демократы были на стороне борющихся с царизмом народов Кавказа, то это не совсем соответствует действительности.