Глава 10
1. И вошел Шамиль в дом свой, и пошел в покой особый свой дому своего. И Арслан-бей с ним.
2. И сказал Арслан-бей: разве он богохульствовал? Мне казалось не похоже на то. Было знамение духа на лице его.
3. И сказал Шамиль: - Так Богу было угодно, чтоб умер он, как велел Бог. И жаль мне, что рано пришли мюриды. Немножко бы еще и услышал бы я от него о тех двух бомбах, на кого они будут.
4. И сказал Арслан-бей: О тех двух бомбах. А точно. Понимаю, важно бы это. Может быть, те, на кого будут те бомбы, помогли бы нам, если бы сказать им.
5 И сказал Шамиль: Так.
6. И помолчавши, сказал Арслан-бей: Как же ты убил истинного пророка, Шамиль? Не хорошо. Грех перед Богом.
7. И сказал Шамиль: "Так надобно, Арслан-бей. Кто не делает так, не годится управлять народом. Вот, например, ты. Сражаться, ты хорош. А в правители не годишься. Потому что большая душа тебя, правдивая. Сердце у тебя справедливое. Ты не мог бы понимать, как должно правителю. Грех мне, говоришь ты. Нет: на том воля Божия. Когда поставил тебя Бог управлять народом, то и воля Божия на все, что надобно делать, по делам моим, чтобы оставаться на месте, на которое поставлен я". И помолчавши, сказал: "Арслан-бей, правдивая душа! Без обмана тут нельзя".
8. И сказал Арслан-бей: Но когда слово его истинное, то все равно сбудется же.
9. И сказал Шамиль: - Когда сбудется, то и сбудется. А пока сбудется, не надобно позволять, чтобы смущали народ и мешали нашему делу.
10. И помолчавши, сказал Арслан-бей: Но хоть бы о двух-то бомбах дать ему договорить.
11. И сказал Шамиль: - Хорошо бы, если бы можно. Но мюриды-то ждали бы; что подумали б они? - Видно Шамиль верит истине его слов, когда заставляет нас ждать, подумали б они.
12. И сказал Арслан-бей: Так. А жаль, что не услышал ты о двух-то бомбах.
13. И сказал Шамиль: Я и сам сказал: жаль.
14. И сказал Арслан-бей: - Как же ты теперь, - где най-дешь другого пророка, чтобы узнать?
15. И сказал Шамиль: Обойдусь. Что надобно мне видеть в видении, то я и сам все вижу.
16. И замолчал Арслан-бей. И замолчал Шамиль.
17. И сел Шамиль писать слова те, все от слова до слова, для научения детям своим, если кто из них будет править народом. Потому что этого не знает Шамиль, и не может видеть в видении, будет ли кто из его детей править народом. Потому что такова воля Божия. Что нужно видеть Шамилю, то дает ему Бог видеть в видении. А чего Бог не дает ему видеть, того он не знает.
18. И да будет воля Божия. И что написано в книге судеб, то написано. Но милосерд Бог и милостив. И может быть, кроме того, что сказал из книги судеб Казы-Мулла Абу-Джафару, там написано и еще что-нибудь. И может быть написано там, как спастись Кавказу и без покорности гяурам. Бог велик; и нет меры всемогуществу Его, и нет конца благости Его к правоверным. - Так написал Шамиль Гум-рийский.
Да будет препрославлен Бог!
ЗНАМЕНИЕ НА КРОВЛЕ
(По рассказу очевидца)
Не только простолюдины, везде и всегда легковерные, но и мюриды, и даже наибы - сами администраторы, опытные в делах управления, - все остались убеждены, что Абу-Джафар говорил по подкупу князя Воронцова, получил достойное наказание за обман; и все смеялись над его лживым словом. - Но не долго.
На пятую пятницу после страдальческой смерти несчастного марабута, - в то самое время, когда муэдзин, взобравшись на минарет или единственной, как мне показалось по характеру выражений рассказчика, или, если не единственной, то главной мечети в Гунибе, взвизгнул пронзительным голосом, призывая правоверных к утренней молитве, - в тот же самый миг пронесся над Гунибом, с той стороны, где дом Шамиля, другой крик, заливающийся перекатами еще более визгливыми и пронзительными, - козлиный крик, - чистейший козлиный крик, но чрезвычайной энергии.
Что такое? Неужели сбывается? - вздрогнул сам Арслан-бей, - хоть и человек вообще бестрепетного мужества, хоть и приготовленный, не ныне-завтра, услышать козлогласова-ние, предсказанное пророком. Тем ужаснее, разумеется, затрепетали сердца других, менее бесстрашных и не ожидавших. Кто в чем был, - многие даже не надевши туфель, - бежали, как и сам Арслан-бей, к дому Шамиля, бежали, оглушаемые неутомимым и неимоверно звонким козлиным воплем.
И подбегая, видели: сбылось.
На кровле дома Шамиля стоял и блеял совершенно по-козлиному, действительно, баран; очень обыкновенный с виду и даже не из казистых: самый простой баран, тускложелтоватый, среднего роста, сухощавый, - словом, незавидный, простой баран.
Как подбегал кто, остолбеневал, и стоял молча, разинув рот, вытаращив глаза. Баран заливался с каким-то неистовством, будто в упоении восторга от своего искусства и звучного органа: задравши кверху голову, тихо поводил носом и раскрытым широко ртом, и драл горло по-козлиному с силою десяти козлов.
Несколько минут было гробовое молчание в толпе под ужасом этих рулад.
И вдруг, зашумел народ, заколыхался, взволновался; взрывы шума заглушали даже неистово-пронзительное козлиное блеяние барана.
Выбежал на крыльцо Шамиль - и Арслан-бей, опомнившись, бросился стать подле него.
- Мириться! Мириться! - был гвалт народа.
- Молчать, сволочь! - крикнул Шамиль. Никого не испугал: был страх страшнее всякого Шамиля.
- Мирись с русскими! Мирись! - кричал и подступал народ. Шамиль обратился к окружавшим его мюридам:
- За мной, друзья! Разгоним этих трусов!
Пять или шесть человек из мюридов взялись за шашки. Остальные пожали плечами: - Нет, Шамиль; когда народ глуп, то глуп; а когда прав, то прав.
Как тут было быть? - Если б один Гуниб - не велико бы горе, - или хоть бы только Кумыки, хоть и с Казы-Кумы-ками, пожалуй, - все бы не проиграно дело, если бы только. Но куда ни придет слух о блеянии барана по-козлино-му, везде будет то же.
Шамиль стоял, хмурясь. А народ подступал: "Мирись с русскими. Мирись". - А баран заливался неумолкаемо своими шайтанскими козлиными перекатами.
- И как не стащили его до сих пор? - сказал Арслан-бей Шамилю.
- Да, как не стащили? - сказал Шамиль мюридам, тем, которые еще держались за шашки.
- Не было приказания от тебя.
- Правда! - проговорил Шамиль, стиснув зубы, и холодный пот выступил на лбу старика: струсил я, Арслан-бей, растерялся: сидел, как дурак, пока опомнился от крику народа, и выбежал: - Шамиль струсил, Арслан-бей - а? - Шамиль трус!
- Нечего тут стыдиться, Шамиль. И нельзя называть себя трусом за это, - сказал Арслан-бей: Такой случай, как не растеряешься? И со мною то же было: одурел я совсем.
- Плохо дело, Арслан-бей.
- Плохо, Шамиль. - А народ подступал: "Мирись! Мирись!"
- И ума не приложишь, как быть с ними, - сказал Шамиль уныло. Но вслед за тем и оживился: находчивость ума воскресла, - Дурачье, с чего беснуетесь-то? Какой тут страх, что тут за знаменье, какое тут диво? - Должно быть вырвался баран, когда хотел зарезать его кто из таких шелопаев, как те вот, которые кричат: "Мирись". Такому ротозею, ослу и барана не суметь зарезать, как следует; напугал барана и упустил. С перепугу это орет баран так. Во и все диво. С перепугу, не то что по-козлиному, может заорать и по-коровьему, и по-лошадиному. Понимают это, я думаю, кто здесь умные люди. Не все же кричат.
- Нашел дураков обманывать! Рассказывай! - закричал народ: - Да что ты нас обижаешь-то? Шалопаи мы, по-твоему, ротозеи, ослы. - Смотри, Шамиль, не поплатиться бы тебе за это!
И некоторые в народе уж выхватывали шашки. А мюриды, кроме пяти, шести, пожимали плечами и говорили: "Нет, Шамиль, народ не всегда дурак. Иной раз и прав бывает".
- Дети мои… братья мои… - начинал Шамиль опять заговаривать с народом. Народ не давал ему выговорить слова: "Ты обидел нас! Еще и трусами назвал! и сволочью! Поплатишься! Мирись! Мирись!"
- Не слушают; шутя и бросятся изрубить, - сказал Арслан-бей. - Уйдем. Выпросим время подумать. Закричал народу: Друзья, дайте Шамилю время подумать. Сначала не хотели слушать. Он уговаривал, упрашивал.
- Отвечаешь ли за то, что отсрочка не будет в обман? - стали соглашаться.
- Отвечаю, - сказал Арслан-бей.
- Хорошо. Твоему слову верим. Даем Шамилю время подумать до следующего намаза.
- Братья, оцепим двор, караулить, - закричали из толпы.
- Так, так, - подтвердили все.
Обидно показалось это Арслан-бею: он привык, что его слову верили. - Братцы, как же это? Меня под караул?
- Не тебя. Ты нас не обманешь. Но Шамиль и тебя и нас обманет. Известный обманщик. И Абу-Джафара погубил за правду, обманувши нас. Кровь праведника на нем.
Некоторые даже кричали: "Шамиль хуже гяура!" - "Шамиль хуже пса!" - "Шамиль проклят от Бога!"
Шамиль скрежетал зубами, и порывался броситься с шашкою на толпу. Здоровый мужчина, хоть уж и не молодой был тогда. Но Арслан-бей имел атлетическую силу и удерживал его; и получивши позволение от народа, насильно увел в дом. Отвел в особую комнату, усадил.
- Трусы! Неблагодарная сволочь! - говорил Шамиль и сидел, стискивая шашку.
- Шашкою тут ничего не сделаешь, - сказал Арслан-бей: "Надо придумать что-нибудь".
Шамиль будто не слышал. Сидел, понуря голову.
- Плохо дело, об этом и спору быть не может, сказал Арслан-бей: - но все же, может быть, и придумаешь как-нибудь, если подумаешь поспокойнее.
Шамиль усмехнулся. - Досадно только, Арслан-бей. А придумывать, нет надобности ломать голову теперь. Предвидено; стало быть и обдумано.
- Как же?