- Наследственность дело серьезное, - поддержал я. - Предков себе лучше выбирать самим потомкам… Алечка, мы не поговорили о самом главном, - как ты себя чувствуешь?
- Хорошо я себя чувствую, как любая баба, которая собирается стать матерью. К масленице рожу тебе сына!
- Почему ты думаешь, что это будет сын?
- Чувствую.
В этот момент в дверь кельи негромко постучали, и к нам вошла проводница. Она удивленно посмотрела, как две девушки обнявшись, сидят на лавке.
- Барышня, вам пора.
- Уже прошел час? - поразился я.
- Больше, идемте скорее.
- До свидания, Аля, - сказал я, не осмеливаясь поцеловать жену при монахине. - Береги себя.
- Ты тоже, подруга, постарайся навестить меня на масленицу!
Я понял, о чем она говорит. К этому времени у нас должен родиться ребенок.
- Конечно.
Я встал и на негнущихся ногах вышел из кельи.
- Ночь-то какая звездучая, - сказала проводница, - месяц всходит, нам нужно торопиться.
Я ничего не ответил, и мы быстро пошли в сторону странноприимного дома. Монастырские обитатели спали, и мы не встретили ни одного человека. Моя проводница, как и раньше, не оглядываясь, шла впереди. Она заговорила только тогда, когда мы подошли к моим дверям:
- Барышня, матушка настоятельница просила вас завтра же уехать.
- Хорошо, - ответил я. - Но мне нужно с ней встретиться, я бы хотела еще ее полечить.
- Она просила передать, что теперь ей и так легче, а вы приезжайте позже. Сейчас же никак нельзя.
- Ладно, я уеду завтра утром.
Монахиня удовлетворенно кивнула, а я, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить Юлию, вошел в нашу тесную келью. Месяц уже взошел и светил в окно, так что видно было и без свечи - Юлина постель оказалась пуста.
Я подумал, что моя красавица женихается со своим Митей, и, сняв платье, упал на кровать. События этой ночи стояли перед глазами, и мне было о чем подумать. Только сделать это я не успел, закрыл глаза и мгновенно заснул.
Когда я проснулся, кровать соседки по-прежнему была не тронута. Мне нужно был выполнять обещание уехать утром, и после скорого туалета я отправился разыскивать Митю, попросить запрячь карету. Однако и его нигде не было видно.
- Сестра, ты не знаешь где моя соседка, - спросил я послушницу, прислуживающую в странноприимном доме.
- Она уехала еще вчера, - ответила та.
- Как так уехала? - поразился я.
- В карете, - ответила девушка.
Мне это сообщение не понравилось, и я чуть ли не бегом бросился в нашу келью. Действительно, Юлиных вещей там не оказалось, как и моего ридикюля, со всеми нашими документами и остатком разбойничьих денег. Меня от неприятной неожиданности пробила испарина. Эта мерзавка стащила не только деньги, но и мои документы, и это было самое неприятное.
"Действительно, я еще не раз вспомню о ней", - подумал я и спешно пошел к кастелянше выяснить судьбу сундука, оставленного на хранение Иваном. Там были оружие, одежда и все мое состояние.
- Да, барышня, что была с вами давеча, уехала, - подтвердила пожилая монахиня, заведующая здешней "камерой хранения".
- А где сундук, который оставил мой кучер, который вчера увез офицеров? - спросил я, пытаясь не показать, как меня это волнует.
- Барышня и его хотела забрать, только я не отдала. А нужно было?
- Нет, спасибо вам, вы все правильно сделали.
У меня отлегло от сердца.
Потеря документов, конечно, была очень неприятна, но оказаться совсем нищим и раздетым в чужом городе…
- А нельзя ли здесь нанять экипаж? Я хочу переехать в город на постоялый двор, - спросил я кастеляншу.
- Нет, - ответила она, - в монастыре вы экипажа не найдете, а вот в Шуе есть два извозчика.
Я поблагодарил и собрался пойти искать этих "двух извозчиков", но не успел - на день раньше срока явились оба наших с Юлией кавалера.
Мы сердечно поздоровались, и тут же Аркадий задал вопрос о нашей общей чаровнице, как она, здорова ли?
Я посмотрел на его покрасневшее, смущенное лицо, и мне стало жаль парня. Огорошить его горькой правдой было бы слишком жестоко.
- Юлии пришлось внезапно уехать, - соврал я. - За ней прискакал нарочный, у нее тяжело заболела матушка, и она тотчас отправилась в путь.
- Как? А как же я? - вскричал осиротевший влюбленный.
- Вам она велела особо кланяться и обещала написать, как только у нее все устроится.
- Куда написать! Мы же через два дня возвращаемся в армию!
- Вот туда и напишет.
- Да ведь я и сам не знаю, где буду воевать!
- Не беспокойтесь, прапорщик. Любовь ее просветит, - пообещал я.
Однако Семидольный был безутешен. Он, скрывая навернувшиеся на глаза слезы, отошел к окну и сосредоточенно что-то рассматривал на монастырском дворе.
- Александр, вы приехали в карете? - спросил я поручика.
- Нет, верхом, а что?
- Мне нужно переехать в город, а здесь на всю Шую всего два извозчика.
- Почему вы уезжаете из монастыря, вас как-то обидела тетушка?
- Нет, мы с ней хорошо сошлись. У меня другие обстоятельства.
- Вы знаете, ваш слуга сегодня ночью исчез, - вдруг сказал Полибин. - Как вы теперь будете одна?
- Исчез, говорите? Это очень огорчительно. Просто мне сегодня не везет, сначала Юлия уехала, теперь Иван. Ничего, как-нибудь обойдусь.
- Я знаю, что вам отваги не занимать, но все-таки вы женщина и теперь остались одна…
- Это мысль! Вы мне хорошо подсказали!
- Что я вам такого подсказал? - удивился Полибин.
- Ну, что женщине одной путешествовать не пристало. Придется переодеться в мужское платье.
- Как это так?
- Как на театре. Вы в Петербурге бывали на театре?
- Бывал.
- Так там во многих пиесах актеры и актрисы все время переодеваются, и никто этого не замечает!
- Так то на театре, а в жизни иначе!
- Это как сказать. Вы знаете, что мы рождены, чтоб сказку сделать былью?
- Нет, не знаю, а это как?
- Идите, наймите мне экипаж и сами увидите.
Заинтригованный поручик забрал своего раскисшего товарища, и они ушли, а я попросил кастеляншу распорядиться доставить сундук в мою келью. Когда его принесли, переоделся в мужскую одежду и закутался в женский широкий плащ.
Артиллеристы долго не возвращались, как будто провалились сквозь землю. Я нетерпеливо ждал, вышагивая по тесной комнате. Несколько раз ко мне заглядывала доверенная монахиня, проверить, не убрался ли я восвояси. Наконец Полибин постучал в келью и сказал, что экипаж прибыл. Я вышел, закутанный с головы до ног.
- Пусть погрузят сундук, - распорядился я и прочно уселся в карету с откидным верхом.
Извозчик, суровый мужик с бородой веником, под присмотром двух офицеров притащил мои вещи и уложил в пролетку.
- Малый, подними верх, - попросил я его.
- Зачем, вёдро же? - удивился он.
- Делай, что тебе велят, - вмешался поручик.
Извозчик пожал плечами и поднял кожаный тент.
После этого коляска под конным эскортом двинулась к монастырским воротам. Как только мы отъехали, я снял плащ и остался в мужском платье. Сопровождающие ничего не заметили.
В прекрасном городе Шуе, кроме двух извозчиков, оказался один вполне приличный постоялый двор. Когда наша процессия остановилась перед его крыльцом, навстречу вышел рослый, сытый мужчина с сонным лицом.
- Малый, у тебя есть хорошая комната? Нужно устроить… - заговорил с хозяином Полибин, но не успел сказать кого. Я шустро выскочил из пролетки, и слова застряли у него на кончике языка.
- Можно и устроить, - лениво сообщил хозяин. - Коли господин хороший, почему и не устроить.
Я, не глядя на спутников, легко взбежал на крыльцо и прошел внутрь. Они объявились минут через пять: видимо, все это время приходили в себя.
- Елизавета Федоровна, - шепотом сказал Александр, - зачем этот маскарад! Вам не удастся скрыться. С первого взгляда видно, что вы женщина!
Глава двадцать первая
Жизнь в Шуе, оказалась размеренной и такой скучной, что впору было запить. Офицеры отправились в действующую армию, которая собирала силы в Италии для антифранцузского похода в Швейцарию через Альпы. Я по картине Василия Сурикова "Переход Суворова через Альпы" представлял, что ждет в недалеком будущем артиллеристов, поэтому посоветовал Полибину перед началом кампании запастись теплой одеждой и продовольствием.
Александр удивился такому странному наставлению, и пришлось отговориться, что мне приснился пророческий сон, как они с Семидольным, замерзшие и голодные, лезут по ледяным кручам. Этим мое вмешательство в мировую историю и ограничилось.
Знакомых в городе у меня не было, общение ограничивалось перебранками с персоналом постоялого двора и никчемными разговорами со случайными собутыльниками, когда от скуки я забредал в местную ресторацию. Главным для меня было раздобыть новые документы, чтобы можно было, наконец, отсюда уехать.
Я пытался завести связи с местным бомондом, чтобы выйти на продажных чиновников. Однако и город, и его обитатели пребывали в такой провинциальной сонной одури, что никого не интересовали ни взятки, ни прочие радости, связанные с деньгами и прожиганием жизни.
Чиновники по вечерам пили в своем кругу, "на запись", до получения жалования, и не соглашались на мои призывы "плясать голыми при луне", как это делали советские руководители по рассказу бессмертного водителя "Антилопы Гну".