К монастырским воротам я боялся даже приближаться, чтобы не подставить Алю, и проводил время в прогулках по пустынным улочкам маленького городка и посещениям культурных точек вроде церквей и рынка.
Я как-то собрался съездить во Владимир поклониться иконе Владимирской Богоматери. Однако к моему стыду выяснилось, что она с XIV века находится в Москве, в Успенском соборе.
Как-то раз, гуляя по рыночной площади, я обратил внимание на деревенского парнишку, выделявшегося своим растерянным видом в городской толкучке. Одет паренек был в новую красную рубаху, синие портки, на ногах красовались тяжелые, не по сезону, смазные сапоги.
Парнишка заворожено смотрел на лоток со сладостями, и, видимо, это его остолбенелое состояние зацепило мой взгляд.
У меня было не так много знакомцев в крестьянской среде, чтобы искать среди них приятелей, но у паренька было такое наивное, знакомое лицо, что я сразу его вспомнил. Он был сыном старосты из имения моего предка, Захаркина. Мы познакомились с ним, когда я, перейдя границу времени, блуждал по непонятной земле и столкнулся на пойменном лугу с косарями. По наказу отца мальчик проводил меня до помещичьего дома и получил в презент жевательную резинку.
Я окликнул паренька:
- Тебя, кажись, Архипкой кличут?
Подросток недоуменно посмотрел на меня и, уяснив, что я обращаюсь именно к нему, подтвердил.
- Ну.
- Из Захаркина?
- А ты меня откель знаешь? - с подозрением поинтересовался он, видимо напуганный предупреждениями о городских жиганах.
- А я братца вашего барина казачок, - нахально соврал я, не отвечая на его вопрос.
- Это какого такого братца? - продолжал сомневаться он.
- Алексея Григорьевича, того, что тебе сладкую смолку подарил.
Лицо мальчика расплылось в улыбке.
- Знаю Алексей Григорьича, хороший барин, добрый. А сам он где?
- Он по делам уехал, а мне велел самому в Захаркино добираться.
- Так поехали с нами. Мы завтрева возвертаться будем, - по-простецки предложил Архипка.
- Да, ну! - обрадовался я. - Так-таки, завтрева!
- В точности завтрева. Мы в Шую, - он с удовольствием выговорил заковыристое название, - лен привозили продавать, а завтрева обратнова едем. Пошли, я тебя нашему приказчику предоставлю.
- Пошли, - согласился я. - А ты чего здесь высматривал?
- Да вона, - смущенно кивнул на сладости Архип, - я ентова у себя в деревне отродясь не видел.
- Ну, такого добра в городе много, хочешь, угощу?
- Не, - засмущался он, - они денег стоят.
- Мне Алексей Григорьевич деньги оставил и наказал, коли, тебя встречу, чтобы непременно конфектов купил.
- Право?! - раскрыл он от удивления рот. - А почем он знал, что ты меня встретишь?
- Видать, откуда-то знал. Не наше дело в барские затеи мешаться, - сказал я и купил ему несколько "конфектов" самой заковыристой формы.
Архип окончательно засмущался, но против подарка не устоял.
Мы отправились на постоялый двор, в котором остановились захаркинские крестьяне. По дороге парнишка, уже как своему, рассказывал не интересные мне деревенские новости и благоговейно облизывал копеечный леденец.
- А кличут-то тебя как? - запоздало поинтересовался он.
- Абдулкой, - машинально назвал я первое пришедшее в голову татарское имя, потом поправился для простоты восприятия. - Можно и Сашкой звать.
- Ну, Сашка, так Сашка, - обрадовался мальчик, которому татарское имя было слишком непривычно.
Постоялый двор оказался из самых дешевых. Обозные крестьяне сидели за общим столом и пили слегка подкрашенную горячую воду, - входящий в моду чай. Кое-кого я помнил в лицо, приказчик же был мне не знаком.
Я поклонился честной компании и пожелал "хлеба-соли". Мужики меня внимательно осмотрели и только после этого вежливо поблагодарили.
- Ты кто есть такой? - спросил приказчик, как самый главный в группе.
Вместо меня ответил Архипка:
- Это барина нашего, Сашка, братца Лексея Григорьича, казачок.
- Какой такой казачок? - не понял приказчик.
- Я слуга брата вашего барина, Алексея Григорьевича, - перевел я на понятный язык рекомендацию парнишки. - Архип мне сказал, что вы возвращаетесь в Захаркино. И мне нужно туда же, с письмом к Антону Ивановичу.
Имя отчество помещика произвело на приказчика впечатление, и настороженность на его лице исчезла,
- А как ты в Шуе оказался? - уже благожелательно спросил он.
- Мой барин здесь по делам был, потом ему пришлось срочно верхами ускакать. Он меня оставил и велел найти попутчиков и добраться в Захаркино, отвезти письмо вашему барину. Я сейчас иду по рынку, смотрю, Архипка навстречу…
- Ага, - подтвердил паренек, - он мне конфектов куплял. Вкусно! Слаще меда!
Такая щедрость произвела впечатление, и меня пригласили за стол. Приказчик даже налил мне чай в керамическую кружку. "Чай" оказался горячей водой со слабым запахом мяты. Однако мужики пили его с удовольствием. Город им нравился, правда, по словам одного из крестьян, утомлял многолюдством.
- И как столько людей вместе живут! - поражался он. - За день всем не перекланяешься!
Потом разговор зашел о торговле, пути, который им пришлось преодолеть. Почти никто из них никогда не был дальше своего уездного Троицка, и величие бескрайной земли вызывало восхищение. Еще оказалось, что мое появление было как нельзя кстати.
Возчиков, считая Архипа, было девять человек. По бумагам же и фактически из Захаркино их выехало десятеро. В пути один из крестьян заболел "животом", и его оставили лечиться у знакомого мужика.
Несоответствие фактического количества людей списку создало в пути много сложностей. Дело в том, что любая неточность в документах, точно так же как и сейчас, давала чиновным людям возможность, как известно самым строгим блюстителям порядка, задерживать крестьян для "выяснения" и "разбирательства", что всегда у нас в Отечестве кончается элементарным вымогательством.
Людям надоели постоянные задержки, и появление "десятого" спутника, всех обрадовало. Однако для упрочнения знакомства и улучшения взаимопонимания, я еще "поставил" крестьянам ведерко водки и закуску.
Сей жест "доброй воли" вызвал такую волну народного подъема, что меня, несмотря на молодость, стали величать исключительно по имени-отчеству. Представившись Александром, я взял себе еще отчество Пушкина и сделался на время Александром Сергеевичем.
Народ от нежданной удачи расслабился, без привычки к крепким напиткам, большинство мужиков быстро захмелело, и мне пришлось выслушивать длинные истории из серии "житие крестьян в эпоху крепостничества".
Расстались мы только вечером, когда кончилась водка и, как мне показалось, дальнейшее воздаяние Бахусу было уже не во благо, а во вред. Мне предложили остаться в компании на ночевку, но я отказался.
- Значит, с утра и поедем, - предупредил меня приказчик. - Ты, Александр Сергеевич, гляди, не проспи! Ехать надо с утречка пораньше, пока холодок. Ежели проспишь, тогда того, нехорошо будет. Семеро одного не ждут!
Распрощавшись с веселой компанией, я вернулся на свой постоялый двор собирать вещи. Утром следующего дня я встал, как было договорено, на рассвете и напрасно ждал битых три часа, когда за мной заедут. Наконец подводы появились. Я был уже раздражен напрасным ожиданием и сердито спросил у приказчика, почему они так опоздали.
- Пока то, да сё, - ответил он, удивляясь, почему я злюсь. - Путь не близкий, так сразу не выедешь!
- Ты же сам сказал, что ехать нужно "с утречка", - попрекнул я.
- Человек предполагает, а Бог располагает, - утешил он меня народной мудростью.
Позже все прояснилось и оказалось простым и понятным. Мужики не удовлетворились моим угощением, продолжили и сильно перебрали. Это было видно по вялости движений и мутным глазам.
Чтобы как-то вывести спутников из "похмельного синдрома", пришлось после городской заставы сворачивать в придорожный трактир и "поправлять" их здоровье. Возчики с благодарностью приняли новое угощение, после чего мой авторитет разом стал высоким и непререкаемым, но относиться ко мне начали насторожено. На Руси от века не любят богатых и щедрых.
Продвигались мы по родным просторам неспешно, без особых приключений. Отношения между членами коллектива были простецкие и вполне доброжелательные.
Я, как такой же крепостной человек и птица невысокого полета (казачок брата барина), принимался почти на равных.
Чтобы как-то скрасить скучную, скудную жизнь попутчиков, частенько докупал к рациону из каши мясные продукты, вроде любимой крестьянами требухи и сбитней, иногда расщедривался и на выпивку, несколько раз в плохую погоду арендовал на постоялых дворах приличные помещения.
Сначала мужики воспринимали меня как диковинку, но вскоре привыкли и приняли в свою компанию. Я старался вести себя скромно, не бравировать своим "богатством" и вносил посильную лепту в общие трудовые тяготы.
Надо сказать, особенно никому переламываться не приходилось. Ехали мы порожняком, и сложности случались только тогда, когда рвалась дешевая мочальная упряжь, ломалась оглобля или начинала хромать плохо подкованная лошадь. Приказчик оказался мужчиной нервным и при малейших неурядицах впадал в истерику - начинал клясть правого и виноватого и всем мешал. Приходилось его подменять и, как говорится, брать командование на себя.
Однако как я ни старался подстроиться и быть таким как все, отличия все-таки чувствовались, и особенно это проявилось, когда на нас напали какие-то начинающие разбойники.