Этот щит с двух сторон поддерживали стоящие на задних лапах львы. В геральдических символах я не разбирался, потому понять, за какие заслуги Закраевские получили титул, не мог.
- Пожалуйте в дом, - любезно пригласил нас управляющий, и мы через коридор стоящих навытяжку слуг прошли в апартаменты. Гостевой флигель внутри оказался еще богаче, чем снаружи. Персидские ковры на полах, на стенах итальянская пейзажная живопись в роскошных рамах. В моих "покоях", состоящих из нескольких комнат, тянущихся анфиладой, прекрасная мебель, мягкие диваны и прочие атрибуты достойной жизни.
Едва я осмотрелся, как, вежливо постучавшись, в гостиную вошел лакей в напудренном парике и "испросил" приказаний. Я попросил принести воды умыться и щетку почистить запылившееся в дороге платье. Буквально через три четверти минуты, как будто приказа ждали за дверями, слуги внесли фаянсовую чашу с водой, кувшины, бадейки и умывальные принадлежности.
Короче говоря, обслуживание здесь было по высшему разряду, такое, когда не чувствуется никакого напряжения и давления со стороны обслуги. Наоборот, казалось, что тебе с удовольствием помогают, а не делают, как это обычно бывает, через силу большое одолжение.
Пока, с помощью двух лакеев я совершал - иначе назвать этот ритуал нельзя - "торжественное омовение", моя скромная потрепанная одежда была приведена в идеальное состояние. Осталось только качать от восхищения головой, при каждом проявлении такой искренней, просто материнской заботы о приезжих.
Глава третья
В покои графини Карл Францевич меня пригласил только во второй половине дня. До этого мы с Антоном Ивановичем играли на бильярде, гуляли по "регулярному", как тогда говорили, парку. Дорожки его были вымощены изразцами и мозаикой, в разных местах располагались скульптурные фигуры людей, зверей и птиц. Всюду царила доведенная до щепетильности чистота.
Однако во всём этом, на мой взгляд, не было цельного художественного завершения.
Такого богатого имения, принадлежащего частному лицу, не видел не только я, у которого был незначительный опыт общения с русскими барами, но и офицер аристократического лейб гвардейского полка.
После обеда мы сидели в курительной, наслаждались ароматным греческим табаком и неспешно беседовали.
- Сколько же у старухи душ крестьян! - восхищался Антон Иванович после обсуждения очередного чуда роскоши, увиденного нами. - Никак не меньше тридцати тысяч! Да, брат, есть еще на Руси богатые люди! Удивительно, что я никогда о ней не слышал!
- Меня удивляет другое, где она нашла таких специалистов по оранжереям и парковому дизайну!
- Что мне внучек в тебе не нравится, - перебил меня Антон Иванович, - иноземных языков ты толком не знаешь, а по-русски говоришь так заковыристо, что тебя не всякий поймет. Нет, чтобы говорить по простоте, не можешь по-французски, так хотя бы на простом русском. Ты же всё время неизвестно зачем в речь непонятные слова вставляешь!
- Извини, дедуля, ничего не могу с собой поделать. Сложно в разговоре подбирать каждое слово. За двести лет язык так переменился, что не всегда знаешь, какие слова вы употребляете, какие нет. Дизайн - это значит оформление. Можно сказать: "специалист по оформлению парка"?
- Можно сказать по-человечески, чтобы любому было понятно: садовник!
Мы оба засмеялись очевидной простоте решения.
- Ладно, давай еще по маленькой, а то за мной скоро придет управляющий - поведет к больной, - предложил я, перехватывая взгляд Антона Ивановича на буфетный стол, заставленный бутылками самой экзотической формы.
Однако выпить по последней нам не пришлось, появился фон Герц с сообщением, что графиня проснулась и, если мне угодно, он может меня к ней проводить. Мне было "угодно" и, не откладывая дела, мы с Карлом Францевичем пошли в господские покои.
Вопреки предположениям, дворец, который мы с предком видели издалека и не смогли толком рассмотреть, оказался не таким великолепным, как нам представлялось. Конечно, просто большим домом назвать его было уже нельзя, скорее небольшим дворцом. Четкость и геометризм форм, логичность планировки, сочетание гладкой стены с ордером и сдержанным декором, основными чертами классицизма в архитектуре, делали здание величественным и изысканно-элегантным.
Управляющий, миновав парадный вход, подвел меня к боковому, ведущему, по его словам, прямо в покои графини. Мы вошли через мягко открывшуюся дверь и поднялись на второй этаж по белоснежным ступеням лестницы, инкрустированным черными символами, напоминающими какие-то кабалистические знаки.
- Это что за порода мрамора? - спросил я фон Герца, чтобы сделать ему приятное.
- Пентелеконский, - ответил он. - Алексей Григорьевич, умоляю, будьте осторожны и внимательны, Зинаида Николаевна очень слаба, и рокового кризиса можно ждать каждую минуту.
- Графиню зовут Зинаида Николаевна? - переспросил я, впервые услышав имя и отчество Закраевской.
- Точно так, - подтвердил управляющий.
Дойдя до второго этажа, мы остановились перед лимонного цвета дверью украшенной тончайшей резьбой.
- Дальше я не пойду, чтобы не беспокоить страдалицу. В будуаре вас встретит камеристка, она предупреждена.
Франц Карлович открыл дверь и, пропустив меня внутрь, осторожно прикрыл ее за моей спиной. В комнате, в бархатном кресле, у задернутого гардиной окна сидела молодая бледная девушка с припухшими глазами. При виде меня она встала и шепотом спросила:
- Вы доктор?
Я молча поклонился.
- У графини в комнате темно, это вам не помешает при осмотре? Она теперь совсем не переносит света.
- Ничего страшного, попробую осмотреть ее в темноте, - пообещал я, усмехаясь многозначному: "осмотреть в темноте".
- Тогда следуйте за мной, - сказала девушка, подавая мне теплую, сухую руку с тонкими, почти детскими пальцами.
Мы на цыпочках прошли внутрь темного помещения, как я понял по тонкому аромату, - спальню хозяйки.
- Зинаида Николаевна, - не сказала, а прошелестела камеристка, - к вам пришел доктор.
Я постепенно привыкал к темноте и начал различать предметы. Кровать больной стояла как трон посередине большой комнаты.
- Я вам помогу, - прошептала девушка и подвела меня к ней.
Рассмотреть больную в темноте было невозможно, я присел на пуфик возле изголовья и попросил:
- Сударыня, позвольте вашу руку.
Графиня едва слышно вздохнула, и к моей руке прикоснулись ее пальцы. Я перехватил тонкое запястье и нащупал пульс. Он был вполне удовлетворительный с хорошим наполнением.
- Что у вас болит? - шепотом спросил я, отпуская руку.
- Ах, доктор, я не знаю. Пожалуй, голова. И я совсем не могу видеть света, - прошелестело в ответ.
Для пожилой женщины у Зинаиды Николаевны была очень нежная, мягкая кожа и красивый, молодой голос.
- Позвольте, я положу вам ладонь на лоб, - сказал я, уже отчетливо видя силуэт лежащей на подушке головы в короне густых волос.
- Извольте, - разрешила графиня.
Я протянул руку и прикоснулся ко лбу, он был прохладен - температуры у больной не было.
- Теперь я буду двигать над вами руками, а вы закройте глаза и постарайтесь расслабиться, - попросил я. - Представьте, что вы лежите в теплой воде и вам хорошо и спокойно.
- Да, - ответила женщина и затихла.
Я начал водить руками над ее телом, закрытым тонким шелковым одеялом. Мышцы у меня напряглись, и заныла недавняя рана.
Сначала графиня лежала совершенно неподвижно, но несколько минут спустя, начала дрожать.
- Вам нехорошо? - спросил я. - Прекратить?
- Нет, хорошо, - ответила она чуть громче и отчетливее чем раньше. - Пожалуйста, еще!
Я вновь сосредоточился на своих ладонях и попытался проконтролировать, какие места ее тела отзываются на мои пассы. Когда занимаешься экстрасенсорным лечением, довольно быстро начинаешь ощущать разницу между здоровыми и больными участками. Как мне показалось, у Зинаиды Николаевны были небольшие проблемы с печенью и желудком. В остальном, для пожилой женщины, она была практически здорова. От нервного и мышечного напряжения я начал уставать и сильно вспотел. В комнате насыщенной ароматами духов было душно и влажно.
- Вот на сегодня и всё, - сказал я, когда почувствовал, что ощущение собственной усталости не дают пробиться к больной.
- Что это было? - спросила больная, открывая глаза. - Что вы со мной делали?
- Это такое бесконтактное, экстрасенсорное лечение, - по привычке, мутно и непонятно, ответил я, постепенно приходя в себя. - Меня ему научили инки и ацтеки.
Обычно чем непонятнее звучали объяснения, тем больше доверия вызывал своей ученостью врач.
- Доктор, а что это за странный запах? - опять спросила графиня.
- Не знаю, - ответил я, отодвигаясь дальше от постели, - вероятно, флюиды выздоровления.
Теперь, когда я почти привык к темноте комнаты, мне показалось, что графиня не так уж и стара. "А почему, собственно, мы решили, что она старуха?" - подумал я, и догадался, что тут дело не обошлось без Пушкина и "Пиковой дамы". Старуха-графиня - тройка, семерка, туз.
- Но я опять ощущаю этот запах! - опять тревожно сказала Зинаида Николаевна. - Откуда он?
- Не знаю, о чем вы. Пожалуйста, не думайте об этом, - категорично сказал я, чтобы закрыть неприятную тему. Не объяснять же было ей, что в духоте непроветриваемой комнаты, при большом мышечном напряжении немудрено и вспотеть. - Вам необходимо постоянно проветривать комнату и больше есть сырых овощей и фруктов. У вас прекрасная оранжерея, там растет всё необходимое для вашей диеты. А теперь позвольте откланяться, вам нужно отдохнуть.