Войска Брянского фронта получили задачу вести наступление в полосе Белев – Ливны на болховском и орловском направлениях с целью прикрыть левое крыло Западного фронта от возможных контрударов противника с юга.
Однако до лета 42-го пять армий и два танковых корпуса Брянского фронта активных действий не вели, сосредоточившись на обороне.
А на юге вызревал нарыв…
Еще в январе войска Юго-Западного фронта провели успешное наступление в районе Изюма, создав плацдарм на берегу Северского Донца, у Барвенково.
Командование вермахта планировало ликвидировать барвенковский плацдарм, начав наступление 18 мая, однако РККА опередило немцев, выступив 12-го числа, одновременно ударив с севера, с рубежа Белгород – Волчанск, и с юга, от Балаклеи.
Ставилась задача окружить и уничтожить 6-ю немецкую армию фельдмаршала Паулюса под Харьковом.
В случае успеха Ставка ВГК рассчитывала прижать к Азовскому морю всю группу армий "Юг" и уничтожить ее.
К 17 мая РККА потеснила 6-ю армию немцев и вышла к Харькову. Южнее 6-я советская армия, 57-я и 9-я прорвали немецкую оборону и вышли к Чугуеву.
Войска правого фланга Юго-Западного фронта не позволили немецкому командованию выводить часть сил с этого участка и перебрасывать их на угрожаемое направление . Войска Южного фронта связали боями 17-ю немецкую армию и всю армейскую группу Клейста.
Подвижные войска РККА глубоко вклинились в оборону противника, 6-я армия Паулюса попала в полуокружение, однако наступление Юго-Западного фронта шло изолированно от Южного, да и тактическая оборона строилась не глубоко и не жестко.
В итоге 1-я танковая армия Клейста нанесла контрудар в тыл наступавшим частям РККА, прорвав оборону 9-й армии в районе Барвенково, чтобы отрезать советским войскам пути отхода на восток.
Начальник Генштаба Василевский высказался за то, чтобы прекратить наступление и отвести войска с Барвенковского выступа. Сталин дал разрешение на отступление .
В то же самое время 3-я, 5-я и 6-я танковые армии, 21-й и 23-й танковые корпуса нанесли мощные фланговые удары по частям 1-й танковой армии Клейста в районе Славянска и по 4-й танковой армии Гота, прорвавшей фронт к северу от Харькова.
Тем не менее командование вермахта разыграло "Вариант "Блау" – стратегическое наступление по двум направлениям, на Кавказ и на Волгу…
* * *
…В конце июня 1-й танковый корпус Катукова занял позиции в деревнях севернее города Ливны, что в Орловской области.
Засиживаться 1-й гвардейской долго не пришлось, уже 30 июня в районе Опытного поля, что у деревни Муравский Шлях, танкисты сошлись с немцами во внезапном встречном бою.
Его принял батальон Репнина. Развертываться их походной колонне в боевой порядок пришлось под огнем – сверху гвардейцев атаковали "Юнкерсы", в лоб шли "Т-III" и "Т-IV", сбоку, из-за железной дороги, вдоль которой продвигался батальон, били немецкие пушки.
В этом столкновении погиб Иван Любушкин. Только он расправился с пушкой гитлеровцев, как прямым попаданием бомбы разбило башню его "тридцатьчетверки". Любушкин и его башнер Литвиненко были убиты наповал, стрелка Егорова тяжело ранило, и только механик-водитель Сафонов остался невредим.
Он успел выскочить из охваченной пламенем машины. Танк Любушкина горел на глазах у его товарищей до захода солнца…
– Ну, суки, все! – проговорил Геша, всматриваясь в перископ. – Фрол, двадцать градусов влево. Танк за деревцами.
– Вижу! Бронебойный!
– Есть! Готово!
– Огонь!
Переждав короткий грохот, Репнин скомандовал:
– Иваныч, жми!
– Жму!
– Лехман! Алё!
– Слушаю!
– Будешь за ротного!
– Есть!
– Всей ротой шуруйте за пути, выйдете к востоку от Муравского Шляха.
– Понял!
– Капотов! Твое звено утюжит ПТО.
– Есть!
– Заскалько!
– Тута я!
– Справа от ваших "тяжеловесов" роща. Огибаешь ее справа, там вроде просека, и выходишь немцам во фланг.
– Есть!
– Только смотри, там пушки.
– Понял, будем смотреть!
Репнин не зря натаскивал батальон без малого два месяца. Мехводы должны быть расторопными, наводчики – меткими, заряжающие – ловкими, а командиры – умными, сметливыми и гораздыми на выдумку.
Нельзя было надеяться на мощные орудия – немецкие "ахт-ахт" способны с полутора километров засадить вам бронебойный. "Тройки" с "четверками" могут и не пробить вам броню, если в лоб пойдут, а ежели в борт или в корму?
Так что вертеться надо, крутиться да поворачиваться.
Думать, соображать, быть умнее противника, быстрее и сообразительнее. Иначе сгоришь.
А люфтваффе каждый день устраивала налеты, по пятьдесят, по восемьдесят самолетов одновременно бомбили район действия корпуса! Катукову же в штабе 13-й армии выделили всего десяток истребителей и столько же штурмовиков…
Послав роты Лехмана и Заскалько в обход, Геша более никаких команд не отдавал. Зачем?
Каждый танкист, каждый взводный и комроты знает свой маневр. Все парни бывалые, битые и не забыли, с какой стороны у пушки дуло. Таких учить – только портить.
– Мужики! Атакуем немца в лоб! Но не дальше рощи.
Похоже, гитлеровцы не ожидали столь мощного отпора, но продолжили наступление. "Юнкерсы", отбомбившись, улетели, звено Капотова в упор расстреляло позицию артиллеристов, выцеливавших русские танки, и вся вражья сила осталась прямо впереди – серые коробки с черными крестами. Штук тридцать как минимум.
Их немцы выделили для поддержки 385-й дивизии вермахта, той самой, которую 1-му танковому корпусу было приказано окружить и уничтожить.
– Бронебойный!
– Готово!
– Выстрел!
85-миллиметровый снаряд нашел свою цель – "Т-IV" вздрогнул, будто подавился, и замер. Из моторного отсека повалил дым – видать, бронебойный прошил весь танк, подрывая двигатель, – а в следующую секунду фонтаны огня ударили из люков.
– Спекся!
На немецкий танк, следующий в очереди, ушло два снаряда – первый разбил "тройке" гусеницу, и машина неуклюже подвернула, а второй вошел в борт.
Боезапас не сдетонировал, но ни один "панцерзольдатен" не полез наружу.
"Т-III" задымил, вспыхнул и загорелся, пуская к небу огонь и копоть. Гори, гори ясно…
Сразу четыре вражеских танка остановились, словно их командиры совещались, а после дружно дали задний ход. Видать, поняли, что русские зубастее, и лучше им линять, пока не поздно.
Отступавшая четверка внесла разброд и сумятицу в строй, чем здорово помогла "тяжеловесам" – залп 107-миллиметровых снарядов был воистину сокрушающим.
Промаха не сделал никто, да и мудрено было не попасть в кучу ревущего и стонущего железа. Разрывы подняли клубы огня выше деревьев, обломки раскаленного металла реяли на большой высоте. Иные немецкие танки сослепу наезжали друг на друга, сталкивались, цеплялись бортами, распускали гусеницы, а тут им и второй залп!
Повезло лишь тем "панцерам", что наступали на противоположном фланге. Но скоро пришел и их черед – рота Лехмана, одолевая железнодорожную насыпь, с ходу открыла огонь, завершая разгром.
Немецкие пехотинцы, немногие из тех, что выжили в грохочущем пекле, метались среди горящих машин.
Репнину запомнилась картинка: горящий "Т-III" то натягивал "гусянку", дергая катками, то ослаблял натяг – будто бронемашина агонизировала и вздрагивала от конвульсий.
Геннадию даже жалко стало глупый механизм – тот-то ни в чем не был виноват. Хорошая, добротная вещь, которую всякие сволочи делают орудием убийства.
– Заскалько! Не увлекайся, снаряды пожалей.
– Для фрицев не жалко!
– Все целы? Взводные!
– Все, тащ командир!
– Вперед!