Кричи не кричи, а голос тонет в грохоте пушки и лязге затвора. Башня наполняется синеватыми клубами дыма, вентилятор не поспевает отсасывать удушливые газы. А вот Федотов свое дело знает туго – хватает горячую гильзу и выбрасывает ее в лючок.
Мехвод тоже бывалый товарищ – трогается с места, не дожидаясь команды.
– Иваныч! К кладбищу давай!
Механик-водитель поворотил танк к скирмановскому кладбищу, которое немцы превратили в опорный пункт, разрыв могилы, посрубав деревья, а надгробья пошли на укрепление дзотов.
Между блиндажами метались немцы.
Геша показал башнеру растопыренные пальцы – суй осколочно-фугасный!
– Готово!
Снаряд поднял на дыбы дзот, расшвыривая бревна, тела, каски.
– Пушка противотанковая!
– Бронебойный!
– Готово!
– Выстрел!
Орудие, которое немцы уже навели и торопились зарядить, находилось так близко, что промахнуться было просто стыдно. Геннадий не допустил промаха.
– Спеклись!
* * *
Вечерело рано. Кроваво-красное солнце закатилось за сосновый лес. Белое поле стало синим, и только следы, оставленные гусеницами, да воронки чернели разрытой землей.
"Т-34" Репнина вернулся без потерь и почти без повреждений, лишь в одном месте немецкий снаряд пропахал в броне борозду, словно ложкой провел по пломбиру.
А вот танку Капотова досталось – помощник по техчасти насчитал шестнадцать попаданий. Людям тоже "прилетело" – заряжающего Пономарчука контузило, Сардыку ранило, у Капотова лицо и руки в ссадинах и кровоподтеках – это окалина слетала с башни, когда в нее бил снаряд. Хорошо, хоть в глаза не попало.
– Немцы помогли уцелеть, – криво усмехнулся Николай. – Когда мы отходили, тяжелый снаряд попал в башню, и ее развернуло пушкой в сторону противника. А бронированную обшивку им не раскокать! Да ерунда это, Дим, ты лучше на Илюшкин танк глянь!
– Да-а…
С "КВ" Полянского вся известка слезла – снаряды живого места не оставили, весь танк пестрел вмятинами. На одной башне – сорок семь маленьких "кратеров".
– "Дед бил-бил, не разбил…" – пробубнил Капотов.
– Ночью добьем, – уверенно сказал Репнин.
* * *
Катуков легко доказал в штабе необходимость ночной атаки – пока немцы не зализали раны, не восстановили порушенное, не вызвали подкрепления, нужно идти на штурм!
Небо затянуло тучами, темнота и холод хозяйничали на земле.
Ровно в полночь мотострелковый батальон подтянулся к околице Скирманова. Дружный залп артиллеристов стал сигналом к атаке.
Пехота и танки поменялись местами – днем мотострелки шли за бронемашинами, а ночью, наоборот, танки крались за спинами пехотинцев.
Стоило батарее ударить, как и "тридцатьчетверки" дали немцам прикурить. Те выбегали полуодетыми, не разбирая спросонья, где они и кто они, бросались к пушкам и танкам, но было уже поздно – мотострелки и танкисты сообща вычищали Скирманово от немчуры. Железной метлой.
Бросая танки, орудия, тягачи, минометы, боеприпасы, фашисты дали деру, сбегая в Козлово.
К трем часам ночи Скирманово было "зачищено" по полной программе. На поле боя враг оставил до пятидесяти подбитых и сожженных танков, много орудий, вплоть до 150-миллиметровых пушек, минометы, сотни автомашин. Богатый трофей!
Из книги А. Росткова "Первые гвардейцы-танкисты":
"Не желая давать врагу передышки, Катуков приказал рано утром атаковать следующий населенный пункт – Козлово.
Еще не взошло солнце 13 ноября, а наши танки устремились дальше.
На востоке серел край неба, догорали дома в Скирманове, чадили подожженные в поле машины, снежок не успел занести трупы погибших. И хотя час был неурочным, немцы, познавшие, что наши воюют "не по правилам", не по их распорядку, приготовились к отпору.
Бои в Козлове протекали ожесточенно. В них отличились экипажи Самохина, Луппова, Тимофеева, братьев Матросовых, а также многие бойцы 27-й и 28-й танковых бригад.
Наши пехотинцы, сосредоточившиеся у Козлова, залегли. Прислушиваясь к предутренней тишине, они ждали, когда пойдут танки. Сзади послышался шум моторов. Головная машина, поравнявшись с цепью стрелков, которых вел в атаку капитан Лушпа, остановилась. Открылся верхний люк. Веселый танкист в шлеме, помахав рукой, крикнул:
– За мной, молодцы!
Это был Константин Самохин. Исполнилось его давнее желание: после мценских боев он, как и другие экипажи, получил наконец "тридцатьчетверку". "Вот теперь можно воевать по-настоящему!" – радовался Костя.
Автоматчики с криком "ура" бросились за танком.
Но из Козлова ожесточенно строчили пулеметы. Пехотинцы снова залегли. "Тридцатьчетверка" Самохина подожгла большой дом, у которого были сооружены вражеские блиндажи и окопы, потом проутюжила их гусеницами. Наши автоматчики продвинулись вперед.
А танк Самохина ворвался в Козлово. По нему били вражеские противотанковые пушки, но их снаряды рикошетили. Заряжающий Лещишин едва успевал подавать снаряды. Один вражеский дзот за другим выходили из строя. Замолчало и несколько пушек. Еще две пулеметные позиции водитель Михаил Соломянников раздавил гусеницами.
– Снаряды все! – доложил Лещишин.
– Давай гранаты! – ответил Самохин. Открыв верхний люк, он бросал в бегущих фашистов "лимонки".
В тот день экипаж Самохина находился в бою двадцать часов. Пять раз его "тридцатьчетверка" выходила на исходную позицию, пополнялась боеприпасами, горючим и снова возвращалась в бой. Все страшно устали. У водителя Соломянникова болела спина, одеревенели руки. Лещишин обливался потом, подавая снаряды. Гудела голова у радиста Токарева. Танк перегрелся. В нем было дымно и нестерпимо жарко.
Поздно вечером тяжелый вражеский снаряд повредил орудие. Самохина контузило. Из ушей и носа пошла кровь. Заряжающий, увидев окровавленный полушубок Самохина, крикнул водителю:
– Командир ранен, выходи из боя!
– Не ранен я, – сказал Константин. – Подай снаряд!
– Нет снарядов, и пушка не действует.
– Нет снарядов – давай гранаты! – приказал Самохин, вытирая кровь рукавом. – Держим курс на врага!
Он не вышел из боя, пока не израсходовал все, чем можно было еще нанести урон врагу. Поврежденную "тридцатьчетверку" экипаж благополучно доставил в батальон.
Отважно сражались и другие экипажи. Их участвовало в атаке на Козлово немного, и каждый проявлял отвагу и упорство.
Удивил всех подвиг водителя Павла Сафонова. Накануне его танк не раз штурмовал скирмановские позиции, получил тридцать два попадания в машину. Двое из экипажа были тяжело ранены. Почти всю ночь Павел провозился у машины, латая то, что можно исправить в боевых условиях. А днем экипаж пополнился новыми членами – командиром танка Тимофеевым и заряжающим Карницким. Сафонов совсем мало спал ночью, очень устал, но когда командир поинтересовался его самочувствием, ответил по привычке:
– Порядок в танковых войсках".
Глава 12. Довести до ума
Московская область, Скирманово. 13 ноября 1941 года
Принято думать, что Сталин безвылазно сидел в Кремле, курил трубку и следил за изменениями линии фронта по карте.
Это не совсем так – вождь регулярно выезжал на передовую, если позволяли дела. Возможно, это было связано с недоверием Иосифа Виссарионовича – ему много врали о положении на фронтах, бодренько рапортовали о грандиозных успехах, страшась наказания за собственную глупость и бездействие.
Еще в июле, когда шло Смоленское сражение, Сталин появился на "передке" впервые. В октябре Верховный главнокомандующий выезжал под Малоярославец, а в ноябре – на Можайско-Звенигородскую линию обороны.
13 ноября вождь отправился в расположение 16-й армии, державшей оборону на волоколамском направлении. Сталин хотел увидеть в действии работу знаменитых "катюш" – в районе Скирманово как раз сосредотачивался дивизион капитана Кирсанова…