Ну, Ванюша, запевай.
А называется это Неусыпаемая псалтирь. Потому как читают непрерывно. Вот я ночь отмолочу, потом попик придёт. А начнём мы… с простенького начнём, с канона об усопшем:
"Молитвами святых отец наших, Господи Иисусе Христе Боже наш, помилуй нас. Аминь.
Святый Боже, Святый крепкий, Святый безсмертный, помилуй нас. (Трижды)
Слава Отцу и Сыну и Святому Духу, и ныне и присно и во веки веков. Аминь.
Пресвятая Троице, помилуй нас; Господи, очисти грехи наша; Владыко, прости беззакония наша; Святый, посети и исцели немощи наша, имене Твоего ради.
Господи, помилуй. (Трижды)
Отче наш, Иже еси на небесех, да святится имя Твое, да приидет царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим; и не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго.
Господи, помилуй (12 раз)"…
Чем-то напоминает протоколы заседаний римского Сената времён поздней империи:
"Император Валентин… ("Слава императору" покричали 12 раз)… победил армян ("Слава императору" - 18 раз) и вскоре прибудет в Вечный город ("Слава императору" - 23 раза, всеобщее вставание - 4 раза, рукоплескание - 6 раз)".
Хомосапиенсы любят долбиться. Не в том смысле, как вы подумали. Хотя… тоже про любовь.
"Тема сегодняшней лекции: любовь. О любви мужчины и женщины вы и так всё знаете. О любви мужчины к мужчине говорить запретили. Поэтому поговорим о любви народа к партии".
На моей памяти только Владимир Семёнович мог сказать в зал:
- Не надо аплодисментов. Чем больше вы хлопаете, тем меньше я успею.
И зал замолк.
Такой уровень народной любви недоступен ни президентам, ни генсекам, ни императорам. Ни самому ГБ.
"Небеснаго круга Верхотворче, Господи…
Господи, помилуй (40 раз)".
А господь-то у нас того… - с одного раза не понимает. Вот и долбишь. Как долбодятел. Виноват - как служитель культа.
Попик, услыхав знакомые напевы, отвалил - ему сегодня работы выше крыши: над ключницей и бабулькой молебны петь. Бабулька-то того, преставилась. Сердечко у неё… Местный плотник уже домовины строит.
Хорошо, когда есть готовые наработки: отвечаешь не задумываясь. "Два гроба всегда иметь про запас" - правило моё народу уже возвестили.
"Верховая дворня" кучкуется - соображают, как бы место ключницы поделить. Хорошую я им приманку подкинул: они же уверены, что мы банкет для Акима отгуляем и свалим. Они останутся, и будут жить-поживать, как и раньше.
Не, ребятки, тут пришла "индейская изба" в моём лице: что моё - то моё. Я уже решил эту усадьбу себе забрать, у меня на неё уже планы планируются.
Что забрать - решил. Теперь бы понять - как…
Аннушка - существо настолько наивное, что моих хитроумных построений просто не поймёт. Напущу на неё страхов - она испугается. И - побежит к ближникам. Пойдёт звон да трёп. Ей-то потом будет плохо. Но она этого не в состоянии сразу предвидеть. А потом - будет уже поздно. Нет ничего, о чём бы она не разболтала.
Может, жениться на ней? Ради приданного… Ага, рекламная акция "два в одном" - женишься на усадьбе и невесту в придачу бесплатно…
Скоро набегут родственники с клириками, начнут вставлять… Именно, что "палки в колёса". Дальше будет конфликт с участием светских и церковных властей. Конкретно: князь Ромочка Благочестник и епископ Мануил Кастрат. При таких судьях - я проигрываю. Таков реал "Святой Руси".
А как у нас с виртуалом? Хома Брут, например, ничего из своего виртуала не рассказывал. А ведь было что:
"Она была страшна. Она ударила зубами в зубы и открыла мертвые глаза свои. Но, не видя ничего, с бешенством - что выразило ее задрожавшее лицо - обратилась в другую сторону и, распростерши руки, обхватывала ими каждый столп и угол, стараясь поймать Хому. Наконец, остановилась, погрозив пальцем, и легла в свой гроб.
… гроб вдруг сорвался с своего места и со свистом начал летать по всей церкви, крестя во всех направлениях воздух… грянулся на средине церкви и остался неподвижным. Труп опять поднялся из него, синий, позеленевший…".
Я ещё размышлял над вредом пьянства применительно к Хоме Бруту, когда до ушей моих донёсся скрип. Кто-то, явно стараясь не шуметь, ходил наверху, в часовенке. На короткое время шаги стихли. Потом чуть слышно заскрипело дерево лестницы, ведущей в подземелье…
Факеншит, однако… Нехорошо мне как-то… Тревожно чего-то…
Сквозняк, вдруг взявшийся откуда-то, прошёлся по язычкам пламени на свечах. Две, стоявшие на земле у углов саркофага, мигнули, потрепетали и выровнялись. Две других, прилепленные у аналоя, погасли и зачадили, выпуская тонкие струйки тёмного дыма. В усыпальнице резко потемнело.
Скрип наверху прекратился, стало тихо. Абсолютно тихо. "А вдоль дороги - мёртвые с косами стоят… И - тишина".
Во блин! Хорошо, что я атеист. А то - точно бы испугался. Сильно. А так… - не сильно. Как там Васька Буслаев говаривал:
"А не верю я ни в сон, ни чох, ни в вороньий грай.
А я верую в свой червлёный вяз".
Дур-рак! Ни ножиков в безрукавке, ни гвоздодёра в торбочке… Даже дрючок свой оставил! Чего-нибудь такого… потяжелее в руки…
Я лихорадочно пошарил вокруг - ничего такого… убойного. Бли-ин! Подхватил Псалтырь, шагнул в сгустившуюся темноту подземелья к стенке у входа. Пытаясь одновременно поднять воротник своей однорядки, натянуть поглубже на голову тёмную шапку, вжаться в стенку склепа и поднять повыше эту здоровенную книгу.
Выражение: "прочесть от доски до доски" применительно к здешней литературе не является иносказательным. Доски - обложка… Между ними - толстые листы пергамента… А главное: медный оклад. Украшения, окантовочка… Святая книга. И - тяжёлая.
Нечто козлиное, с острым горбом, судя по тени, отбрасываемой на стену в полутьме, едва рассеиваемой двумя оставшимися свечами, задерживающее дыхание и от этого периодически громко всхрапывающее, всунулось в дверь на уровне пояса. Подёргалось из стороны в сторону, явно что-то вынюхивая. И, как-то удовлетворённо хрюкнув, не увидев меня возле аналоя, начало продвигаться внутрь, одновременно перетекая через порог и становясь всё выше.
Тут я не выдержал. И поступил по совету покойного коллеги Брута:
"- Что ж, - сказал он, - чего тут бояться? Человек прийти сюда не может, а от мертвецов и выходцев из того света есть у меня молитвы такие, что как прочитаю, то они меня и пальцем не тронут".
Молитв у меня… целая книга. В моём исполнении можно и не читать: поднятый на вытянутые руки Псалтырь со всех сил опустился на это… козлобородое.
Бздынь случился знатный. Но - не убойный. Всё-таки отработанного навыка бить человека молитвой по голове - у меня нет.
Вот марксистско-ленинской философией - всегда пожалуйста: мы на ящике токайского так натренировались пробки из бутылок учебником выбивать - никаких проблем. А Псалтырью или, там, Евангелием… Надо учиться.
Ещё один навык, отсутствующий у типового попаданца - местной литературой не владеем. В смысле ударно-забивательном.
Новоявленный "Вий" взвыл, будто он, вправду, как писал Гоголь: "у малороссиян начальник гномов", и его послали искать сланцевый газ в Донбассе. Упав на четвереньки, он кинулся вперёд, вопя и вереща. И, очень закономерно и вполне не метафизически, наступил на лежавшую на земле "дону Анну".
Она проснулась и тоже заорала. Впрочем, в последовательности её действий я не уверен.
Вопящий и возящийся в темноте перед саркофагом комок тел и конечностей на мгновение распался, что-то серое неестественно быстро метнулось ко мне на уровне колен.
Люблю, знаете ли, бадминтон. Так это снизу ракеткой… бздынь. Подача прошла. Тень оказалась вполне материальной, судя по звуку столкновения с Псалтырём. От удара она, подобно волану, изменила траекторию движения и полетела, точнее - очень быстренько побежала, к каменному ящику саркофага.
Давненько я не брал в руки ракеток… Через сетку не перебросил - раздался характерный звук столкновения лба и камня. Который перешёл в скрежет сдвигаемой каменной плиты.
Неудивительно - я уже рассказывал про закон сохранения импульса. Масса у этого "волана" - существенная. А по скорости полёта такой спортивный снаряд ненамного отстаёт от хоккейной шайбы.
От произошедшей возни обе остававшиеся гореть свечки погасли. Темно. Темно, как у негра в… в подземелье. Какой-то шорох, скрип… Скрип-скрип… И грохот падающих, сталкивающихся, рушащихся камней! И совершенно дикий, истошный женский визг. Внезапно оборванный на полу-ноте спустя некоторое время уже после окончания каменного грохота.
Звенящая тишина в… в негритянской темноте.
Да, факеншит уелбантуренный, понимаю Хому.
Так это передо мной ещё никакая нечисть не "ударила зубами в зубы"! И гроб левитацией не занимался. Крепкий мужик был - поседел только со второго раза. Мне это вообще не грозит: лысый я.
"Не знаю, как ты вляпался в это дерьмо, но если дальше ты пойдёшь…". Спасибо Беллману - напомнил: надо ж выбираться!
В подземелье ещё что-то негромко шуршало и сыпалось. Пахло гарью от погасших свечей и цементом. Свечи - понятно. Но цемент? Хотя, может, просто известняк? И - ни звука, ни вздоха. Они все умерли?
Я опустился на четвереньки и отправился на поиски.
Очень не хотелось оставлять Псалтырь. Такая могучая штука оказалась. Без неё - как голый. Пришлось положить. И от этой святой книги, влево, по кругу, держась за стенку рукой…