- Извини, родной. Вызов у нас.
- Эхма! Ладно, буду тягач ждать.
- Успехов. - Я повернулся к своему автомобилю. Девчонка ухватилась за мой рукав, потянула к себе:
- Не уезжайте, пожалуйста - вдруг они вернутся? Страшно…
- Да как же, - растерялся я, - вызов ведь на руках.
- Можно тогда с вами?
Я замялся на секундочку, не зная, что скажет Люси. Та не возразила.
- Что ж, залезай.
Дженни взялась было за ящик, но, спохватившись, глянула на себя в наружное зеркало заднего вида.
- Ой, я же ужасно выгляжу!
И спряталась в машине - прихорашиваться. Процесс затянулся. От скуки я начал приставать к водителю:
- Слышь, как это вас угораздило?
- Да они на горке прямо по центру стояли. Я притормозил, посигналил, чтоб дали проехать. Видать, кто-то спьяну ручник отпустил. Ну и вот…
Ну и вот. Я и не подозревал, что жизнь моя стояла вот так же - на откосе. Нет, подумывал, конечно, но мне всегда казалось, что тормоза у меня работают хорошо. Как бы не так!
Вечерний чай с тобой вприглядку, как всегда, был чудесен. Вызов уже лежал в кармане, отпущенные на заправку двадцать минут истекли, я с сожалением встал со стула. Ты задержала меня.
- Шура, можно назначить тебе свидание?
Я не обольщался насчёт свиданий, зная твой злой язычок, потому лишь кивнул:
- Как будет угодно госпоже доктору.
- Тогда приходи сюда после полуночи, когда освободишься.
Не пришёл - прилетел. Такова была воля Божья, что ночь прошла на редкость спокойно, вызовами население не мучило, по одному разу только и съездили. Разговор порхал вокруг совершеннейших пустяков, а я маялся, понимая, что должен услышать что-то очень важное. Столь сильно было то ощущение, что мешало наслаждаться желанным обществом. Так долго вместе - и тревожно. И тягостно.
О чём ты думала тогда? Что для себя решала? Бог весть.
Засерел уже рассвет, потянулся, здороваясь, народ в столовую за утренним чаем. Наконец ты посмотрела в упор чуть покрасневшими после бессонной ночи глазами:
- Шура, а я ведь уезжаю.
Я так и знал. Мне не требовалось расспросов, чтобы понять: далеко и надолго. Один лишь вопрос вымолвил:
- Скоро?
- Скоро. Осенью. Ты будешь мне писать?
А вот этого я не ожидал. Качнул головой потерянно:
- Нет, извини, не смогу. Но мне будет тебя очень не хватать.
Набрал в грудь побольше воздуха и, решившись, назначил свидание. Настоящее. Первое.
- Дженни, а ты веришь в любовь?
Кивнула. Подалась ко мне в кабину через перегородку. Пухлые губы приоткрылись. Она уже готова. Протяни руку - и моя.
Нет, милая. В качестве выражения благодарности я это не приемлю. Мне для этого другое нужно.
Когда же ты поняла, что я тебе небезразличен? Случилось ли это, когда мы одновременно попытались подхватить соскальзывающий со столика медицинский ящик и я невзначай коснулся твоей груди? Меня тогда словно током дёрнуло, а ты, не торопясь уклониться, взглянула как-то искоса, особенно.
Или позже, когда на вечеринке у нашего общего знакомого мы уединились на кухне, приглядывая, чтобы что-то готовящееся там не подгорело, и обсуждая всякие никчёмные глупости?
Или ночью того самого понедельника на "Скорой" передал я тебе своё чувство пристальным взглядом и оно, отразившись на моём лице, вернулось ко мне?
Я выбрал для встречи самое дикое и безлюдное место в округе - кусок оккупированного злющими комарами леса, куда даже местные жители забредают разве что в разгар грибной поры. Многого не ждал - лишь хотел посмотреть на тебя хоть раз без помех, не боясь, что утащат на вызов или плюхнется коллега с кружкой на свободное место, затеяв неуместный разговор. Просто посмотреть. Запомнить. Попрощаться.
Комары выгнали нас на солнцепёк луга. Брошена на траву моя застиранная добела камуфляжная куртка. Лежишь, умостив лицо на руки. Пристраиваюсь рядом, несмело касаюсь прохладной кожи выше локтя, поглаживаю, постоянно ожидая, что отстранишься с возмущением. Не возражаешь, жмуришься ласково.
Осмелев, глажу уже настойчивее, обнимаю осторожно и прижимаюсь щекой к плечу, приподнимая рукав футболки. В ответ - с лёгким стоном:
- Ну почему мне так хорошо с тобой?
Обрыв. Под обрывом - омут. Я, не думая, - вниз головой:
- Потому что я тебя люблю.
Вздохнула, повернулась ко мне, обняла за шею и притянула к себе.
В тишине летнего луга раздался резкий щелчок отпущенного стояночного тормоза.
Патрик вновь и вновь сигналит встречному "доджу" в боевой скоропомощной раскраске. Отчаявшись привлечь внимание, разворачивает автомобиль поперёк дороги.
"Додж", люто скрежеща тормозами, останавливается, едва не боднув наш борт. Бригада разъярённо сыплется наружу из открытых дверец.
- Какого?! - Увидав наши белые халаты и изрядно забросанные грязью эмблемы, сбавляют обороты.
- Извините, ребята. Не поняли, что коллег встретили. Вы ж не бело-красные, а зелёные!
Мой вездеход, ввиду его сомнительной принадлежности к медицине (чумовозка, одно слово!), никто не стал из естественного цвета хаки перекрашивать - просто намалевали кресты да надписи по бокам. И то: решили, что "Скорая помощь" на нас написать - кучеряво будет. Так и ездим - "Санитарный транспорт".
- Куда, братцы?
- Пока в сторону Центра. А там - как бог даст и диспетчер скомандует.
- Роскошно. Захватите Смайли до базы.
Девчонка открыла дверцу и потянула за собой ящик. Обожгла взглядом:
- Что, уже надоела?
- Глупышка. Мы ж не на гулянку едем - воевать. Куда тебе-то?
Плечики её вздёрнулись. Гневно отвернувшись, Дженни зацокала каблучками к гостеприимно распахнутой молодцеватым врачом дверце реанимобиля.
- Счастливо, Смешинка! - крикнул я ей вслед.
Она не обернулась. Дверца мягко закрылась, фургон ходко принял с места.
Люси, сидя на капоте, закручивала колечком жёсткий усик.
- С гонором девица… - протянула начальница и, сменив тон, приказала: - Так. Со смешинками и хохотунчиками всё. Закончили. Собрались. Поехали, покуда наш псих не всю ещё деревню перерезал. Заводи, Патрик. С богом.
Глава шестая
- Здесь, слава всем богам, этого добра немного, не то что у тебя дома.
Это она о наркотиках. Да, не нашёлся здесь мерзавец, достаточно умный для того, чтобы наладить промышленное производство и сбыт дури. На счастье наше и всего населения. Есть, правда, местная травка - по действию нечто вроде конопельки. Но на взгляд профессионала - это баловство.
Героина, или подобных ему гадостей, прочно держащих употребляющего их в цепких лапах физической и психической зависимости, в этом мире нет. Немногочисленные группки серьёзных наркоманов существуют вокруг десятка человек, наперечёт известных нам и полиции, которые умеют из вполне безобидных лекарств и химикатов, имеющихся на каждой кухне, соорудить жутко токсичную кустарную наркоту.
Нелёгкое, кстати, занятие. Простым смешиванием исходных компонентов тут ничего не добиться. Это длительный процесс с нагреванием, помешиванием, добавлением по счёту капель то одного, то другого ингредиента, процеживанием и прочее, и прочее. Тоже своего рода искусство. Технологию мне объясняли неоднократно, но я так ничего и не усвоил.
Ядовитость получившегося продукта убийственна. Срок жизни пристрастившихся к нему невелик, а смерть - какой никому не пожелаешь.
- Шура, тебе не кажется, что он далековато в сторону отбился?
Вообще-то да. Здешние любители химического кайфа кучкуются в городе, поближе к источнику отравы. Деревенское население с присущей ему консервативностью предпочитает дурить себе голову традиционным способом приёмом спиртного внутрь. Разве что сельский знахарь к галлюциногенным грибкам пристрастится.
- Может, он за границу сектора вылез что-нибудь для продажи стибрить, от нехватки денег на мульку. А там заблудился, - предположил Патрик.
- Глянь-ка, каких слов твой водитель набрался! "Мулька"! И всё равно далековато.
- С кем поведёшься… - бормочет пилот.
Рат как в воду глядела. Видок у наркоши был непривычный. Нет, я не прав. Привычный до жути, но не для этих мест. Ни тебе покрасневшей хари, ни слезящихся глаз и отнимающихся ног-рук.
Тело пациента заполняло собой шаткое дощатое строение уличного сортира, где он ширялся непосредственно со спущенными штанами.
Одутловатое лицо, фиолетово-синие губы, глаза, закаченные под веки, белеют шарами яблок. Дыхание почти отсутствует - единичные всхлипы разделяют такие промежутки времени, что каждый кажется последним. Зрачки - точечные, "маковые". Из бессильной руки свисает, уцепившись поршнем за пальцы, пустой шприц.
Сколько таких клиентов с передозировкой опиатов я видел там, откуда меня занесло в этот мир, - не счесть. Вот именно - там! Вот именно - опиатов. Того же героина, скажем…
Ещё один судорожно-поверхностный вздох - и дыхание прекратилось окончательно. Мечется вокруг, не замечая, что топчет грядки с овощами, бабка.
- Он не умрёт? Скажите, милые, он не умрёт?
- Он уже умер.
- Ой, что делать?!
- Что делать, что делать! Молиться за его душу!
Старуха испуганно отпрянула в сторону, за кусты, громко причитая. Опрометью лечу в машину за ящиком, бегом волоку его назад, сбрасываю крышку, поспешно набираю в шприц одну ампулу за другой. Люси быстро-быстро орудует пилкой, подавая мне открытые стекляшки.
Причитания за кустами приобрели более осмысленный характер, став чем-то вроде размеренного ритмичного воя. Краем уха улавливаю: и впрямь ведь молится! А что ей ещё остаётся?