- Но единственная часть шахты, которая соединяется с детекторной камерой - это помещения обсерватории, - сказала Луиза.
Нейлор и Шоуаноссовей кивнули.
- О’кей, о’кей, - сказала Бонни Джин, складывая руки перед собой и сплетая пальцы. - Что мы имеем? Объём содержащегося в сфере материала увеличился, как мы думаем, на 10 процентов или больше. Это могло быть вызвано впуском сотни кубометров неочищенного воздуха - хотя, если только воздух не закачивали феноменально быстро, его бы сжало давлением воды, не так ли? И, в любом случае, мы понятия не имеем, откуда этот воздух взялся - определённо не из обсерватории - или как он попал внутрь сферы. Всё верно?
- Всё примерно так и есть, мэм, - сказал Шоуаноссовей.
- И этот человек - мы тоже не знаем, как он попал в сферу? - спросила Бонни Джин.
- Нет, - ответила Луиза. - Технический люк, отделяющий заполненное тяжёлой водой внутренней пространство от обычной воды снаружи остался задраенным даже после того, как сфера лопнула.
- Ладно, - сказала Бонни Джин, - мы знаем, как этот… этот неандерталец, как они его называют - вообще попал внутрь шахты?
Шоуаноссовей единственный из присутствующих работал непосредственно на "Инко". Он развёл руками.
- Служба безопасности шахты просмотрела записи со всех камер слежения и журналы доступа за предшествующие инциденту сорок восемь часов, - сказал он. - Каприни - это шеф нашей охраны - клянётся, что когда найдёт того, кто пустил этого парня внутрь, полетят головы. Ещё худшие кары он обещает тем, кто его покрывает.
- Что, если никто не врёт? - спросила Луиза.
- Это просто невозможно, мисс Бенуа, - сказал Шоуаноссовей. - Никто не может проникнуть в обсерваторию незамеченным.
- Только если он пользуется подъёмником, - ответила Луиза. - Но что, если он пришёл другим путём?
- Думаете, он два километра спускался по вентиляционной шахте? - Шоуаноссовей сердито нахмурился. - Даже если бы он и правда это сделал - а для такого нужны стальные нервы - то камеры слежения всё равно бы его заметили.
- Я к этому и веду, - сказала Луиза. - Очевидно, он не спускался в шахту. Как сказала профессор Ма, его называют неандертальцем. Но это неандерталец с каким-то высокотехнологичным имплантом, вживлённым в запястье - я сама его видела.
- И что? - спросила Бонни Джин.
- Ну пожалуйста! - воскликнула Луиза. - Вы все наверняка думаете о том же самом, что и я. Он не пользовался подъёмником. Он не лез через вентиляцию. Он просто появился внутри сферы - он, и некое количество воздуха объёмом с эту комнату.
Нейлор просвистел начальные ноты музыкальной темы из "Стартрека".
Все рассмеялись.
- Да ладно, - сказала Бонни Джин. - Согласна, ситуация малость безумная, и искушение дать ей такое же безумное объяснение велико. Но давайте оставаться на твёрдой земле.
Шоуаноссовей тоже умел свистеть. Он изобразил тему из "Сумеречной зоны".
- Прекратите! - рявкнула на него Бонни Джин.
Глава 15
Мэри Воган была единственным пассажиром принадлежащего "Инко" самолёта марки "Лирджет", выполняющего рейс Торонто - Садбери. Садясь в самолёт, она заметила на его тёмно-зелёном боку надпись "Никелец-огурец".
Мэри воспользовалась коротким перелётом, чтобы просмотреть на портативном компьютере материалы по своим прошлым исследованиям; со времён публикации в "Сайенс" её исследований неандертальской ДНК прошло много лет. Читая свои записки, она наматывала на палец золотую цепочку от маленького крестика, который она всегда носила на шее.
В 1994 Мэри сделала себе имя, когда сумела извлечь генетический материал из тридцатитысячелетнего медведя, найденного в юконской вечной мерзлоте. Поэтому когда двумя годами позже в Rheinisches Amt für Bodendenkmalpflege - германском ведомстве, ответственном за археологические раскопки на территории Рейнланда - решили, что пришло время посмотреть, нельзя ли извлечь ДНК из самой знаменитой окаменелости всех времён, того самого человека неандертальского, они позвонили Мэри. Она колебалась: образец был обезвожен, никогда не замораживался, и - оценки разнились - ему было около 100000 лет, втрое старше медведя. Однако устоять было невозможно. В июне 1996 она прилетела в Бонн и явилась в Rheinisches Landesmuseum, где хранилась находка.
Наиболее известная её часть - верхняя часть черепа с надбровными дугами - выставлялась, остальные кости хранились в стальной ящике, запертом в стальном шкафу, стоящем в стальном сейфе размером с комнату. Мэри вошла в сейф в сопровождении местного препаратора костей по имени Ганс. Они надели защитные пластиковые комбинезоны и медицинские маски; были предприняты все меры предосторожности для того, чтобы избежать загрязнения древних костей современной ДНК. Конечно, нашедшие кости археологи без сомнения их загрязнили, но за минувшие с тех пор полтораста лет их незащищённая ДНК на поверхности костей полностью распалась.
Мэри могла взять лишь малюсенький кусочек кости; туринские священники стерегут свою плащаницу столь же ревностно. Тем не менее, это оказалось чрезвычайно трудно и для неё, и для Ганса - они словно оскверняли величайшее произведение искусства. Мэри обнаружила, что утирает слёзы, наблюдая, как Ганс ювелирной пилой отрезает полукруглый фрагмент толщиной всего сантиметр и весом три грамма от правой плечевой кости, сохранившейся лучше других.
К счастью, твёрдый карбонат кальция в наружных слоях кости должен был защитить и сохранить исходную ДНК внутри неё. Мэри привезла образец в свою лабораторию в Торонто и высверлила из него крошечные образцы.
Потребовалось пять месяцев кропотливой работы, чтобы извлечь 379-нуклеотидную последовательность из контрольного участка неандертальской митохондриальной ДНК. Мэри воспользовалась полимеразной цепной реакцией, чтобы создать миллионы копий восстановленной ДНК, а потом тщательно секвенировала её. Потом она проверила соответствующий участок митохондриальной ДНК 1600 современных людей: канадских индейцев, полинезийцев, австралийцев, африканцев, азиатов и европейцев. У каждого из этих 1600 людей по крайней мере 371 из 379 нуклеотидов были одинаковы; максимальное отклонение равнялось всего восьми нуклеотидам.
Но в ДНК неандертальца в среднем лишь 352 нуклеотида совпадало с современными образцами; отклонение в целых двадцать семь нуклеотидов. Мэри заключила, что её вид людей и неандертальцы должны были разойтись в развитии где-то между 550000 и 690000 лет назад, чтобы их ДНК оказалась настолько различной. Общий же предок всех современных людей жил, вероятно, между 150000 и 200000 лет назад. Хотя разделение линий людей и неандертальцев произошло гораздо позже, чем разделение рода Homo и его ближайших родственников, шимпанзе и бонобо, имевшее место от пяти до восьми миллионов лет назад, это всё же было достаточно давно, чтобы Мэри посчитала неандертальцев совершенно отдельным от современных людей видом, а не просто подвидом: Homo neanderthalensis, а не Homo sapiens neanderthalensis.
Многие не согласились. Милфорд Уолпофф из Мичиганского университета был уверен, что неандертальские гены были полностью включены в генофонд современных европейцев; любой образец, демонстрирующий что-то иное, он считал нехарактерной последовательностью или неверной интерпретацией.
Но многие палеоантропологии согласились с выводами Мэри, хотя каждый - и она сама в том числе - оговорился, что для подтверждения нужно провести дополнительные исследования… если только появится другой источник неандертальской ДНК.
И сейчас, возможно - лишь возможно - такой источник был найден. Этот неандерталец никак не может быть настоящим, думала Мэри, но если он всё же настоящий…
Мэри закрыла компьютер и посмотрела в иллюминатор. Под ней простирался пейзаж Северного Онтарио, усыпанный обнажениями скал Канадского щита и утыканный осинами и берёзами. Самолёт начал снижение.