* * *
1682 год
На берегу реки стоял дом, который можно было назвать величественным. Это был даже не дом, а особняк, окружённый поместьем и хижинами, образовавшими целый посёлок. Рене-Робер смотрел на двухэтажное белое здание, открывшееся его взору, и не верил своим глазам. После долгого пути от форта Фронтенак на берегу Онтарио по лесам, а затем на лёгких каноэ по огромной реке Миссисипи через степи, кишевшие стадами диких буйволов - бизонов, как их называли индейцы, французы, привыкшие к землям, где до них не ступала нога белого человека, никак не ожидали увидеть здесь настоящее европейское поселение. О том, что это всё-таки не Франция, говорил только земляной вал с бревенчатым частоколом, окружавший посёлок и придававший ему вид укрепленного форта.
- Думаю, что это колония гугенотов, обосновавшихся здесь сорок лет назад, - сказал Тонти, глядя из-под руки на дома, полускрытые зеленью деревьев. - Смотри-ка, им удалось выжить!
- К берегу, - распорядился Рене, - гугеноты они или нет, но всё-таки они французы.
Обитателями посёлка действительно оказались французы. Путешественников они встретили радушно, хоть и с оружием в руках - впрочем, подобная предосторожность была вполне понятной. После обмена приветствиями и новостями из толпы местных жителей вышла невысокая седая женщина со следами былой красоты и гордой осанкой.
- Меня зовут Манон де Грие, - представилась она. - Пойдёмте, господа: вы устали, и после всех опасностей вам надо поесть и отдохнуть.
- Рене-Робер Кавелье де ла Саль, - Робер снял шляпу и поклонился. - Благодарю вас за ваше гостеприимство, мадам.
Внутреннее убранство белого дома ничуть не уступало интерьеру домов зажиточных горожан Квебека, и обильная трапеза свидетельствовала о том, что переселенцы отнюдь не голодают.
- Здесь несколько таких посёлков, - рассказывала мадам де Грие, угощая Тонти и де ла Саля настоящим французским вином, - а там, у самого устья, каменный форт с пушками. Нас здесь около пятидесяти тысяч, и каждый год из Франции приходят корабли, привозящие всё новых и новых людей.
- Вы довольны своей судьбой, мадам? - спросил Кавелье.
- Я счастлива, - просто ответила старая женщина. - Я живу здесь уже сорок четыре года, и я была счастлива все эти годы. Я похоронила любимого мужа, но у меня шестеро детей и семнадцать внуков, и я надеюсь, - она улыбнулась, - дожить до правнуков. Для моих детей эта земля стала родиной, и для меня тоже. Конечно, всякое было - были набеги диких индейцев, и несколько раз появлялись у берегов нашей колонии испанские корабли, - но господь бог сохранил нас от всех невзгод.
- Я восхищаюсь вами, мадам де Грие, - Тонти галантно поднял бокал. - За вас, наша дорогая хозяйка!
- А я могу вас обрадовать, - добавил де ла Саль. - Мы завершили нашу экспедицию, и теперь все эти земли, от Великих озёр до побережья Мексиканского залива, стали землями Франции. Я решил назвать их Луизианой - в честь нашего короля Людовика, поддержавшего наши начинания, и отныне любые посягательства на спокойствие французских жителей этих мест будут пресекаться всей мощью французского оружия. Ваше здоровье, мадам де Грие!
…Мечта Ришелье сбылась: английские поселения Виргинию и Плимутскую колонию, рассечённые к тому же вбитым между ними клином Нуво-Руана, опоясали французские владения.
* * *
1690 год
10 июля 1690 года у мыса Бичи-Хэд в Ла-Манше французский флот нанес жестокое поражение объединённому англо-голландскому флоту. Имея семьдесят линейных кораблей против шестидесяти трёх линейных кораблей союзников, адмирал Турвиль, не потеряв ни одного своего корабля, сжёг шестнадцать кораблей англичан и голландцев и двадцать восемь тяжело повредил. В том же году фрегаты знаменитого французского капера Жана Бара под Нуво-Руаном наголову разгромили английскую эскадру, пытавшуюся атаковать эту колонию Франции. Воины онондага, наблюдавшие с берега, как ненавистные инглизы, спасавшиеся с тонущих кораблей, пытаются до него доплыть, невозмутимо сняли скальпы со всех, кому это удалось. Франция закрепила за собой Нуво-Руан, вернув Англии - в качестве компенсации - остров Ямайку.
Завещание Ришелье исполнялось: Франция всё увереннее выходила на первое место среди ведущих мировых держав. Но её решающая схватка с Англией за Северную Америку была ещё впереди.
ИНТЕРМЕДИЯ ПЕРВАЯ. Трава под ветром
1700 год
Дом на окраине Лондона не был каким-то особенным. Дом выглядел солидным - да (в таких жилищах обитали преуспевающие купцы Вест-индской, Ост-индской, Московской и прочих компаний, цепко державших всю мировую торговлю и на этом богатевших, а также ростовщики, кредитовавшие и вечно нуждавшуюся в деньгах знать, и вообще всех, кто был готов отдать больше, чем взял в долг), но не бросался в глаза нарочитостью, свойственной королевским дворцам. Дом был тёмен и тих, и могло показаться, что он необитаем, или что хозяева его привыкли рано ложиться спать, заперев все двери и погасив экономии ради все свечи.
Из гига, остановившегося у этого дома, выбрался тучный человек в широкополой голландской шляпе с высокой тульей и в тёмном плаще. Моросил мелкий дождь, с Темзы налетал промозглый осенний ветер, и такой наряд был обычным для зажиточного лондонца, который по своему достатку может позволить себе более-менее приличную одежду. Вылезая, человек угодил туфлями в лужу, разлёгшуюся от середины дороги до ступенек у входа в дом, сердито фыркнул и, подойдя к двери, постучал - с уверенностью человека, которого ждут. Двери тут же отворились, быстро и без малейшего скрипа, - похоже, хозяева дома держали вышколенную прислугу и считали смазку дверных петель необходимой статьёй расходов.
В прихожей молчаливый слуга в ливрее принял у гостя шляпу и плащ и тут же исчез, а тучный человек поправил парик и прошёл в гостиную - он не раз бывал в этом доме и знал, куда идти. И его действительно ждали: в комнате с окнами, задёрнутыми портьерами, и освещённой стенными шандалами, за дубовым столом сидели несколько человек - судя по одежде, все они были почтенными негоциантами.
- Прошу вас, мессир Шильд, - приветствовал гостя хозяин дома. - Желаете пунша?
- Не откажусь, мессир Феллер, - вошедший поёжился. - Никак не могу привыкнуть к этой английской погоде. Память предков, знаете ли, - в солнечной Испании, где мы когда-то жили, было тепло.
- О да, - тонкие губы хозяина, одетого в чёрный бархат, тронула ироничная улыбка, - там было тепло. Но беда в том, что в Испании стало жарко… от костров святой инквизиции. Лучше уж лондонский туман, чем дым аутодафе.
Остальные присутствующие молчали - по своему иерархическому статусу они были ниже хозяина дома и его гостя и соблюдали ритуал встречи. Мессир Шильд с кряхтением опустился в приготовленное для него кресло и с видимым удовольствием отхлебнул пунш.
- Какие новости с материка? - спросил Феллер, выдержав положенную паузу.
- Обычные, - Шильд дёрнул плечами. - Болезный король Испании переселился в лучший мир, и в Европе вот-вот разразится война: война за испанское наследство.
- Война, - хозяин дома поморщился. - Все эти короли и герцоги привыкли считать, что история пишется их шпагами и пушками, тогда как на самом деле…
- Пусть их, - Шильд небрежно махнул пухлой ладонью, - оставим сильных мира сего пребывать в этом сладком для них заблуждении… до поры. Меня заботит другое, мессиры, - он обвёл всех сидевших за столом взглядом, внезапно утратившим сонную флегматичность и ставшим хищно-ледяным.
- Америка? - полувопросительно-полуутвердительно уточнил Феллер.
- Именно, - Шильд кивнул. - А все эти войны - они важны для нас только тем, как они помогают или мешают достижению нашей главной цели. Проносящиеся бури ломают высокие деревья, а трава, покорно склоняющаяся под порывами ветра, растёт себе и растёт…
- …и в конце концов оплетает всё и вся, - закончил за него Феллер. - И если эту траву сеять…
- В Северной Америке сложилось равновесие сил, - продолжил Шильд, мгновенно перейдя с языка поэтических метафор на сухую деловую речь. - Французские владения там гораздо более обширны, но Виргинию и Массачусетс рано списывать со счетов. Британия как держава ничуть не слабее Франции, и в Англии много лишних людей - они едут и едут за океан в поисках лучшей доли.
- Но ведь и Франция поощряет эмиграцию в свои американские колонии, - сказал кто-то из сидевших за столом.
- Вы правы, молодой человек, - снисходительно произнёс мессир Шильд. - За годы религиозных гонений Францию покинуло почти двести тысяч гугенотов, и большинство из них нашли себе место в Канаде и Луизиане. Это большая сила!
- И англичане, и французы, обосновавшиеся за океаном, в основной своей массе протестанты, - многозначительно заметил мессир Феллер, - а протестантизм с его догматами "Богатство угодно богу" и "Падающего - подтолкни" подходит нам как нельзя лучше. И поэтому уже не столь важно, кому в итоге достанется Америка, - я, например, одинаково хорошо говорю и по-английски, и по-французски, и по-испански, и по-немецки.
- А как насчёт языка ирокезов? - Шильд усмехнулся.
- Если понадобится - выучу, - невозмутимо отпарировал Феллер, - хотя до этого, думаю, дело не дойдёт: индейцам ещё очень долго расти до понимания наших ценностей, и я сомневаюсь, что они вообще сумеют до них дорасти. Что поделаешь, дикари…