Я решил не отставать, и тоже потянулся к кульку. Пряники и вправду оказались хорошими, мягкими, с толстой и сладкой глазурью, прямо как из детства. Их мать любила покупать, а сам я потому уже как-то пренебрегал. А тут вот вспомнилось, даже как будто домашним теплом повеяло.
– Как тебе? – спросила Настя, демонстрируя обкусанный.
– Вкусно. Тут пекут?
– Неа, в Сальцево, здесь только торгуют. Там какая-то решительная тетка пряничное производство придумала.
– А чего? – подал я плечами. – Нормально. Черствеют долго, хранить легко, с доставкой проблем никаких.
– И в магазине расхватывают, они недавно появились, – добавила Настя. – Дети любят.
– Детей здесь мало, как мне кажется. Правильно кажется?
– Мало, – кивнула она грустно. – Они ведь не растут.
– Не понял? – чуть не выронил кружку я.
– Как мы не стареем, так дети не растут, – она посмотрела на меня с удивлением. – Будешь с грудничком на руках лет десять сидеть. Потом он еще век будет до половой зрелости расти. Некоторые не поняли, теперь не знают, что делать. Мы здесь как вампир, блин, в этом самом… "Интервью с вампиром" смотрел?
– У вас тоже был?
– Был, там еще этот, Джейк Бэрроу снимался.
– Это кто?
– У нас самая звезда, актер американский, сектант.
– Том Круз?
– Не знаю такого, – покачала она головой. – Но там эпизод был с девочкой, которая так и осталась маленькой. Старой стала, злой и мудрой, и все равно маленькой. Прикинь, как тут быть ребенком? Ты уже академиком будешь, а тебе все: "Мальчик, уступи тете место".
– Мда… – протянул я, прикинув. – Не… не надо, ужас какой. И половой вопрос опять же… это сколько лет ждать?
– Похоже, что здесь один к десяти. Шестнадцать лет? Ну, считай сам.
– Блин, как минимум сорок лет подросткового онанизма, – прикинул я и заключил: – Оторвется.
Она захохотала.
– Может и наоборот, до стальной крепости накачается, – потом прервала смех, сказала: – А теперь подумай, какой это ужас для нормальной женщины, что ей здесь даже детей нельзя. Как здесь жить, а?
Она заметно погрустнела и задумалась.
* * *
Ничего этой ночью между нами не случилось. И не должно было. Несмотря на мои возражения, Настя уложила меня спать на топчан, сказав: "Тебе завтра ехать и ты после смены, выспись нормально!", а проснулся я уже по будильнику.
– Ты куда? – возмутилась она. – Темно же!
– Тут всего улицу пройти, и вооружен хорошо, – уверенно заявил я. – Да все нормально будет, забыла, где я работаю?
– С ума сошел? Ты там без году неделя, тоже мне, ветеран нашелся! Звони в общагу, пусть Федору передадут, чтобы за тобой на аэродром заехал. Здесь это нормально, в порядке вещей, и разбудят, и передадут.
– И то! – словно на стенку наткнулся я.
Действительно, Федька еще с вечера воду сливать не собирался, и машину прямо во двор загнать собирался, договорился с вахтой. Ему только нырь в кабину – и никаких проблем.
Настя взялась за телефон, покрутила диск, затем сказала:
– Девушка, Засулич четырнадцать дайте пожалуйста, вахту. Спасибо.
И передала мне трубку.
Действительно оказалось все просто. К телефону дежурный подошел, я представился и в двух словах ситуацию объяснил, мол застрял по темноте, надо, чтобы товарищ заехал. Там лишь имя и номер комнаты уточнили, и спросили во сколько надо сказать. Осталось спасибо сказать и трубку повесить. А я по темным аллеям собирался бежать, кретин.
Так у меня оставался еще час на отдых. Настя предложила мне еще поспать, но я отказался, уселся на скрипучий стул с чашкой чаю, а предложил подремать ей. На этот раз она легко согласилась, и быстро прикемарила на топчане, положив под голову маленькую вышитую подушку "думочку" и тихо посапывая во сне. Одна прядка русых волос упала ей на лицо, и мне казалось, что она Настю щекочет. Я тихо подошел и аккуратно убрал ее назад.
Федька подъехал через час с небольшим к самому шлагбауму, бибикнул. Перед тем, как выходить, я на всякий случай осмотрел ангар, и лишь потом разрешил Насте меня проводить. После того, как она страстно поцеловала меня в свете фар, явно специально для Федьки, я тихо ей шепнул, дух переведя:
– Бегом в караулку, темно еще!
– Хорошо, – лишь кивнула она и похлопала по висящему автомату. – Я тоже барышня не кисейная, не беспокойся.
Калитка с грохотом закрылась за мной, а я вскарабкался в высокую кабину "Опеля".
– Доброе утро, мля, – сказал зевающий Федька. – Ругаться хотел всякими словами, но сейчас глянул – и не стал. Сам бы того… не пошел бы в общагу, в общем. Как оно?
Кивнул он при этом на ангар, явно ожидая подробностей, но я пропустил вопрос мимо ушей и лишь спросил:
– Ну что, в Порфирьевск?
– В Порфирьевск, хули нам, красивым, – хмыкнул Федька, разворачиваясь задним ходом. – Трос есть, домкрат есть, у тебя боекомплект полный?
– Полный.
– Надо бы вообще двойной или тройной возить, мало ли оно что.
– А я двойной и взял вчера, мне там сразу на зарплату нагрузили.
– Это правильно, это одобряю, – кивнул Федька, вглядываясь в дорогу, по которой метались пятна света из фар.
Улицы города были совершенно пустынны, лишь фонари над парадными светились. Даже за окнами мало где свет пробивался, все пока спали. КПП выросла как-то неожиданно перед нами, ворота накопителя распахнулись, пропуская нас в безопасность досмотровой площадки. К машине подошел заспанный сержант в сопровождении двух солдат, с крыши, из-за колючего ограждения, на нас развернулся "максим" на треноге.
– Куда в такую рань? – мрачно спросил служивый.
– Мародерствовать, куда еще, – усмехнулся Федька. – В Митино планируем.
– Опять к Тьме несет, – пробормотал тот, забираясь на заднее колесо и заглядывая в кузов. – В ящике что?
– Инструмент, запчасти.
– Открой.
Солдат, стоявший справа, постучал по двери кабины, и когда я ее открыл, быстро заглянул под сиденья, после чего сам захлопнул дверцу. К Федьке тоже претензий не возникло.
– Давай, только на окраинах не зависай, по-швыдкому проскакивай, – сказал сержант, знаком подавая команду открыть вторые ворота.
– Давай, спокойной смены, – ответил Федька и рванул грузовик с места.
Замелькала в лучах уже привычная разруха, лужи разбрызгивались колесами и брызги летели на стекло, расплываясь в россыпь искр, и тогда включались шипящие пневматические щетки, сначала размазывая это все в мутную пленку, но потом все же прочищая поле зрения.
– Ничего, ничего, за окраину выскочим, и поедем спокойно, медленно, с песнями, – сказал Федька, напряженно крутящий баранку.
Один раз что-то крупное и темное метнулось в свете фар, но не на нас, а наоборот, наутек, а больше никаких приключений не случилось. Последние постройки остались позади, а вокруг раскинулась чернота поля, не столько видимого, сколько угадываемого.
– Заипца, – сказал Федька, закуривая папиросу и опуская боковое окошко. – Пока самую гнусь проскочили. Но ты это, не расслабляйся, ствол держи наготове.
– А что может быть?
– Да хрен его знает. Для бандитов темно, они сами пока прячутся… да мало ли что, просто держи.
Я только хмыкнул скептически.
– Хуже всего сломаться здесь посреди ничего, – продолжал развивать мысль Федька. – Я поэтому и запчасти скупаю постоянно, и по два дня в неделю под машиной валяюсь. Мы в свое время привыкли к тому, что машина если ездит, то ездит, поломка это ЧП, а на этих… даже у немцев с американцами поломки – это вариант нормы, если мелкие, а о наших газах и зисах и говорить нечего. Хотя вон ГАЗ-67 бегает, ничего. Хотя тоже с подвеской проблемы постоянные, разбивается.
Федька был в разговорчивом настроении, а я наоборот, в молчаливом, поэтому диалог быстро превратился в монолог. Но его это не напрягало, потому что болтовней, как я понял, он сон сгонял.
Вскоре за спиной небо начало становиться серым, забрезжил смутный и вялый рассвет. Затем больше, и вскоре темнота вокруг начала понемногу истачиваться, испаряться, превращаюсь в мутную серую хмарь. Потом и вовсе утро настало, мерзкое правда, ветреное и дождливое.
Дорога совсем раскисла, ехали медленно. Федька даже сказал:
– На грузовики кидаться не будем, хоть город за них больше платит. Что поменьше берем, чтобы "Блитц" тащить мог на тросу по такой помойке.
– Это если не заведем?
– Может завестись, а потом проблемы начнутся, – пожал он плечами. – Всяко может быть, главное не нарываться.
Поле сменилось лесом, снова стало темнее, правда ненадолго, день неумолимо вступал в свои права, изгоняя ночь из своих владений, до тех пор, пока не придет ее смена. Грузовик переваливался по колдобинам, покачивался, брякал металлический капот, погромыхивал кузов, елозил инструмент в ящике, но крепкий германский полноприводный грузовик катил легко, кажется даже совсем не напрягаясь.
За лесом была развилка, на которой мы свернули на куда менее раздолбанную дорогу, видать по ней куда меньше ездили.
– Все, пошли на север, к Тьме, – прокомментировал Федя. – Крути башкой. Выискивай проблемы.
– Понял.
Но проблем не попадалось, к моей большой радости. Все тянулись поля, менялись перелесками и новыми полями, снова был лес, а потом снова поле, в одном месте дорогу подразмыло, пришлось медленно и аккуратно переезжать это место, но в общем все шло без всяких приключений. Разве что спина и задница немного устали от неудобного сидения, с эргономикой в кабине опеля было так себе.