* * *
- А вот и наш герой! - воскликнул, увидев меня, Борис Глебович. - Вот он, наш русский Геракл, совершивший три дня назад футбольный подвиг во славу Отечества!
- Ну что вы, Борис Глебович, - усмехнулся я, пожимая протянутую руку, - до Геракла мне пока далеко.
- Не скромничайте, Александр, не скромничайте, - усмехнулся и граф. - Все же победу во славу русского спорта вы одержали.
- Не я одержал, а команда, - продолжал скромничать я. - И не победу, а всего лишь ничью.
- Ничья 1:1 в гостях, - возразил Борис Глебович, - это та же победа. Я достаточно разбираюсь в футболе, чтобы это понимать. Но хватит славословий! Соблаговолите-ка, молодой человек, рассказать все с начала до конца. А то я, конечно, слыхал, как все это было, да только из третьих уст - а это все не то. Испорченный телефон. Рассказывайте, не стесняйтесь.
И я начал рассказ о сеульском матче - уже где-то в двадцатый раз за последние дни. Граф слушал с немалым интересом, Катя - с чуть меньшим (в конце концов, ей-то я все рассказал еще позавчера). Однако минут через десять меня перебил официант Тихон.
- Ваше сиятельство, - обратился он к Борису Глебовичу, - я принес газетку-с.
- Ах, да, да, - закивал головой граф, - конечно, давай-ка ее сюда, голубчик. Это, Александр, я попросил Тихона принести сегодняшний номер "Спорт-Курьера". Обычно с меня хватает спортивного отдела в "Русском слове", но сегодня…
- Но сегодня, - подхватила Катя, - мне утром позвонила Люся Березкина и сказала, что в новом "Спорт-Курьере" про тебя статья. Вот я и сказала дедушке…
Борис Глебович взял газету, отослал Тихона прочь мановением руки и зашуршал страницами.
И тут я внезапно понял, что сейчас будет.
- На пятой странице, - подсказала деду Катя.
Я отчетливо вспомнил интервью, которое взял у меня Лев Каминский. А также некоторые детали моей биографии, поведанные мною журналисту в вагон-ресторане. Я знал, что сейчас произойдет - но сделать ничего не мог.
От страха я просто оцепенел. Прошла, казалось, целая вечность (на самом деле - полторы минуты). Я видел, что по мере прочтения статьи выражение лица графа постепенно меняется.
Наконец тишина прекратилась.
- Это правда? - спросил Борис Глебович, устремив на меня взгляд, полный ненависти, ужаса и, похоже, разочарования.
Ответить ему я не мог - мое оцепенение продолжалось.
- Что правда, дедушка? - вместо меня ответила Катя.
- Я спрашиваю… господина Морозова, - спокойным и вместе с тем зловещим тоном спросил граф, - правда ли то, что он, как утверждает эта статья, принадлежит к иудейскому… племени?
- Дедушка! - воскликнула Катя. - Дедушка, милый, послушай… мы с Сашей не хотели тебе говорить, потому что мы боялись…
- Что-о-о?!! - повернулся к любимой внучке Борис Глебович. - Ты знала?!!
- Ну конечно же, знала, но…
- Да как ты посмела?!! - заорал граф.
От этого крика Катя невольно вскочила со стула, испуганно дернувшись. Однако Борис Глебович не унимался:
- Мерзавка! Завести себе жидовского кавалера?! Скрыть от деда?! Немедленно марш наверх! В свою комнату! Под домашний арест!
Каждый новый вопль как бы физически отбрасывал Катю немного назад. В конце концов она оказалась у ведущей наверх лестницы, после чего медленно пошла по ней наверх. Однако прежде чем скрыться из виду, она успела крикнуть:
- Саша! Я тебе позвоню!
- Я тебе позвоню! - еще больше рассвирепел граф. - Немедленно убирайся к себе! Под замок посажу! К тетке в деревню отправлю! Пахом! - это уже предназначалось швейцару. - Иди-ка сюда, да гони этого негодяя в шею!
Я понял, что слово "негодяй" относится ко мне - и что если я буду молчать и дальше, то меня непременно отсюда выставят. Как только я это понял, мое оцепенение как рукой сняло.
- Борис Глебович! - быстро заговорил я, пытаясь поправить непоправимое. - Ваше сиятельство! Я понимаю причины ваших чувств по отношению к моим… соплеменникам, но тем не менее мы с Катей любим друг друга. А потому я хотел бы просить у вас руки Екатерины Петровны.
- Руки?!! - посмотрел на меня граф так, как если бы я действительно попросил его отдать мне Катину руку. - Да вы сошли с ума, милостивый государь! Вы действительно полагаете, что я отдам за жида свою внучку? русскую девушку? столбовую дворянку?
- Я здесь, ваше сиятельство, - раздался голос швейцара Пахома.
- Очень хорошо, что здесь, - сказал Борис Глебович. - Немедленно выставь вон этого… субъекта.
- Подождите! - попросил я то ли Пахома, то ли графа. - Ваше сиятельство! Если это так уж важно, то я готов… я согласен перейти в православную веру.
Это был мой последний козырь. Как сказал бы Леонид Иванович, мой джокер.
- Я вижу, ваша изворотливость не знает границ, - презрительно покачал головой Борис Глебович. - Все это время вы бессовестно лгали о вашем происхождении, а теперь хотите заодно обмануть самого Сына Божиего, лишь бы добиться своей низменной цели. Нет уж, милостивый государь, такой коварный лжец, как вы, нисколько не нужен Екатерине в качестве жениха, а Святой Церкви - в качестве прихожанина.
- Жид крещеный - что вор прощеный, - тихо пробормотал старинную поговорку Пахом, хватая меня за локоть. - Пойдемте, сударь. Вам здесь быть его сиятельство не велят.
Я попытался вырваться, но тут же понял, что сопротивление бесполезно. В конце концов, в такой богатый дом кого попало швейцаром не наймут.
Да и не хотелось мне оставаться в одной комнате с разгневанным графом.
* * *
Придя домой (пришлось ловить такси), я тут же спросил родителей, не звонила ли Катя. Услышав отрицательный ответ, я выпил снотворного и завалился спать, надеясь, что буду разбужен телефонным звонком.
Однако проснулся я сам. На часах уже было полпервого дня.
Разумеется, в этот день я был не в силах делать что бы то ни было. Я ждал звонка. Я думал о Кате. Я вспоминал ее лицо, ее улыбку, ее поцелуи. Я лежал на диване, тупо уставившись в серое пятно на белом потолке.
Когда пробило пять, я понял, что ждать у моря погоды мне больше невмоготу. Нужно звонить самому. В конце концов, попытка - не пытка, как говорил товарищ Сталин товарищу Берии. Интересно, припомнил ли товарищ Берия эти слова, смешивая своего бывшего хозяина с дерьмом на Двадцатом съезде…
Я снял трубку и набрал дрожащими руками телефон Кати. Вернее, телефон особняка Ягужинских - отдельного телефонного номера у Кати не было.
- Алло! - раздался в трубке голос горничной Лизы.
- Позовите, пожалуйста, Катю… Екатерину, - произнес я, стараясь придать своему голосу уверенный и официальный тон.
- Не велено, - равнодушно ответила Лиза.
- Что не велено?
- Не велено звать Екатерину Петровну к аппарату.
- Кем не велено? - попытался уточнить я. - Самой Екатериной Петровной или Борисом Глебовичем?
- Не велено звать Екатерину Петровну к аппарату, - повторила горничная и повесила трубку.
Естественно, я тут же сделал вторую попытку, снова набрав все тот же номер.
- Алло, - опять раздался голос Лизы.
- Прошу прощения, но мне все-таки необходимо поговорить с Екатериной Петровной.
- Я же вам сказала, сударь - не велено, - равнодушно произнесла горничная.
- Но вы не имеете права, - повысил я голос, - запретить нам общаться! Если Екатерина Петровна не желает со мной разговаривать, то пусть сама и скажет мне об этом!
- Подождите минуточку, сударь, - сказала Лиза.
После этого она явно закрыла трубку ладонью, ибо дальнейшие звуки до меня доносились весьма смутно. Похоже, горничная кого-то о чем-то спрашивала, а в ответ… в ответ вроде бы доносился голос Бориса Глебовича, но я не мог разобрать ни единого слова.
- Сударь, - наконец обратилась ко мне снова Лиза, - их сиятельство велят вам передать, что если вы не изволите перестать сюда звонить, то они обратятся в милицию с жалобой на ваше хулиганство.
- Это не хулиганство! - вот и все, что я успел сказать, прежде чем снова услышал в трубке длинные гудки.
Я снова рухнул на кровать. Что же это такое? Неужели мне так никогда и не удастся услышать Катин голос, увидеть Катины глаза, замереть в Катиных объятиях? А что, если ее действительно отправят до конца лета куда-то в глухую приамурскую деревушку, названия которой я даже не знаю? А если у нее не хватит душевных сил сопротивляться?
Я чувствовал, что мне становится очень плохо. Все хуже и хуже. Я не мог точно определить, что именно у меня болит, но в самом факте невыносимой боли сомневаться не приходилось. Я никогда раньше не задумывался серьезно о смысле жизни, но сейчас отчетливо сознавал его отсутствие.
И вдруг раздался телефонный звонок. Не прошло и секунды, как я прижал трубку к левому уху.
- Алло! - закричал я голосом, полным надежды.
- Сашка, привет! - развеял мою надежду тренер "Гладиаторов".
- Здравствуйте, Леонид Иванович, - сказал я упавшим голосом.
- Чего так невесел? Или забыл, что завтра уже 29-е - стало быть, ответная игра?
- Да нет, помню, - равнодушно ответил я, хотя на самом деле и впрямь успел позабыть как о футболе, так и о календарной дате.
- Тут вот какое дело, Сашка. У Лехи-то Кузнецова нога до сих пор болит, так что играть он завтра не сможет. А посему, Сашка, придется тебе его заменить в стартовом составе. Больше некому, да и заслужил ты эту честь, чего уж скрывать. Так что вот теперь морально готовься. А завтра в полтретьего чтоб был на стадионе! Не опоздаешь?
- Не опоздаю, - ответил я все тем же бесстрастным тоном, даже не поблагодарив тренера за оказанное высокое доверие.