* * *
18:30
Сент-Луис, Миссури, США
Улица Фернвью
Джейк Томпкинс сидел за столом у себя в комнате и старался не смотреть на телефон. Вновь и вновь в его голове "прокручивались" события последних часов.
Не прошло и часа после политического чаепития (вернее, колопития), как Брайан заявил, что ему надо домой. Пришлось ехать обратно в университет, где еще с утра были запаркованы машины Брайана и Сары.
После того, как Брайан попрощался с товарищами и уехал в свой Догтаун, Джейк и Сара разговорились, облокотившись на принадлежащий Саре симпатичный "фордик". Это блаженство продолжалось целых двадцать минут. Как Джейк и надеялся, Сара похвалила его за умело поданные за колопитием реплики.
Впрочем, говорили они не только о политике. Собственно, о чем именно они говорили, Джейк уже и не помнил. Да и какая разница?
Но все хорошее когда-нибудь кончается. Дала о себе знать выпитая Джейком кола.
Произнести слова "подожди, я сбегаю в туалет" Джейк просто не мог. Вместо этого он был вынужден произнести более нейтральную фразу:
- Ну, я пойду.
- Подожди, - ответила Сара, зачем-то открывая свою сумочку.
Ждать пришлось недолго - Сара достала из сумочки блокнот и ручку, оторвала от блокнота листок, что-то на нем написала - и протянула листок ему, Джейку.
На листке было написано семь цифр.
- Позвони мне, - сказала Сара.
После чего еще раз улыбнулась, села в машину и уехала. Наверное, домой в Ю-Сити.
И вот теперь Джейк испытывал как блаженство, так и смертельный страх.
Не звонить было нельзя. А звонить - боязно.
Джейк пытался отвлечься, но не помогало ничего. Ни видеоигры на "Атари", ни Майкл Джексон, ни даже биография товарища Ленина, взятая позавчера в университетской библиотеке. Конечно, рассказ о том, как летом 18-го террористка Каплан стреляла в вождя мирового пролетариата был сам по себе интересен… хорошо еще, что она промахнулась!… но как можно думать о Фанни Каплан, когда тебе дала свой номер телефона Сара Перлмуттер?
Нет, надо было преодолевать страх и ковать железо, пока горячо.
Но это было легче сказать, чем сделать.
И легче подумать, чем сказать.
* * *
10 мая
14:00
Иркутск
Демилитаризованная Зона
- Добро пожаловать, товарищи!
Внезапно гид понял, что сморозил глупость - место, где они находились, к добрым пожеланиям располагало не очень. Однако он тут же поспешил сделать вид, что ничего не произошло:
- Это и есть печально знаменитый 105-й меридиан - или же Иркутская Стена.
Европейские гости с изумлением рассматривали сооружение, разделившее город и всю страну на две неравные части.
- Строительство началось в 1950 году, - продолжал гид. - Сразу после Байкальского конфликта. Американские империалисты и их компрадорские приспешники поняли, что до Москвы им все равно не дойти. Волнения среди дальневосточного рабочего класса достигли критической отметки. Ежедневно сотни людей пересекали демаркационную линию и устремлялись на Запад. В бессильном гневе кровавый диктатор Блюхер отдал приказ стрелять по безоружным людям!!! Но долго так продолжаться не могло. Поэтому владивостокские узурпаторы приняли решение построить эту жалкую и одновременно кровавую пародию на Великую Китайскую стену. Разумеется, решение принимали их заокеанские хозяева. Строительство продолжалось почти два года. Компрадоры торопились, строительство велось в большой спешке, поэтому не соблюдались даже элементарные правила техники безопасности. Эта стена в самом буквальном смысле построена на костях дальневосточных рабочих. Днем и ночью, в жару и холод, без еды, без воды, без элементарных человеческих условий строили они этот символ тирании и угнетения свободных народов. Место работ охраняли американские солдаты с овчарками. При малейшей попытке неповиновения они открывали огонь на поражение. Строительство было завершено в начале 1953 года. В своей наглости заокеанские агрессоры зашли так далеко, что даже собирались провести торжественную церемонию в честь окончания строительства! Лишь всеобщая забастовка рабочих Восточного Иркутска сорвала этот безумный план.
Туристы слушали гида, раскрыв рты от изумления.
- Интересно, почему они не устроили забастовку во время строительства стены? - задумчиво пробормотал Мишель Карбонно, но Иржи Елинек ткнул его локтем в бок - помалкивай.
- Здесь нельзя фотографировать, - поспешил сообщить гид, когда один из европейцев потянулся за фотоаппаратом. - Не положено. Военная зона.
И как бы в подтверждение своих слов посмотрел на восток.
Вообще-то все выглядело достаточно благопристойно и цивилизованно. Направо и налево за обе линии горизонта убегал бетонный забор высотой метров в десять, увенчанный несколькими рядами живописно закрученной колючей проволоки. Но иностранным гостям удалось увидеть место, где Иркутская Стена была разорвана пополам. Двойной шлагбаум. Две бетонные будки. С этой стороны на флагштоках повисли красный флаг СССР и полосатое знамя Германского Демократического Рейха, немного напоминающее собой рабочий стол чертежника, а с той - штандарты непризнанной Дальневосточной Республики и США. Стороны выставили всего по одному часовому - дабы показать свои добрые намерения. Хотя любому разумному человеку было ясно, что где-то неподалеку (например, вон в том бункере на вершине холма) скрывается подкрепление на случай очередного конфликта.
На советской стороне неподвижно замер пограничник в парадном зеленом мундире пограничных войск КГБ, крепко сжимающий новенький "Штурмгевер-47". Дальневосточный часовой не был настолько стеснен в своих действиях - он прогуливался вдоль шлагбаума взад-вперед. Одет он был скромнее, в темно-синюю парадную форму ДВА; на ремне покачивался видавший виды АК-16.
Строго говоря, часовых было по двое с каждой стороны. На советской стороне маячил немецкий обер-лейтенант в форме крипо. В настоящее время он делал вид, что рассматривает девушек из числа туристов. На дальневосточной время от времени появлялся и снова исчезал в бетонной будке капитан американской морской пехоты. Нетрудно было понять, что эта граница (она же "временная демаркационная линия") разделяет не только русский народ, но и два мира, столь друг на друга не похожих. Здесь, на этой стороне неприступного рубежа, был мир социализма и народной демократии - а там, за Железным Занавесом, находился мир чистогана и наживы.
Мир, обычно именуемый "Западом".
Пусть и расположенный отсюда к востоку.
Рассказ четвертый
Три недели
Бывает все на свете хорошо. В чем дело, сразу не поймешь.
Нет, это не плагиат. Это цитата. Тем более, что в тот июньский день, когда началась вся эта история, мое настроение и впрямь было по меньшей мере великолепным.
Конечно, определенную роль в этом играла отличная погода. Небо над Владивостоком было на редкость голубым и совершенно безоблачным. Солнце не только светило, но и грело - однако не перегревало. А доносящийся со стороны океана легкий бриз лишь приятно щекотал кожу, не вызывая желания спрятаться от назойливого ветерка подальше.
И все же у моего настроения были и другие причины. Утром я сдал в "двушке" последний экзамен - матанализ - причем на "пятерку". А летняя практика в компьютерном центре завода "Руссо-Тих" начиналась лишь в июле. Так что впереди у меня намечались добрые три недели долгожданного отдыха, в течение которых мне предстояло балдеть, читать книги, валять дурака, смотреть телевизор и видак, бить баклуши и играть в футбол с приятелями. И, конечно же, проводить время с Катей Ягужинской.
Собственно говоря, именно этим я в тот день и занимался, тем более что мы отмечали знаменательную дату. Ведь с момента нашего с Катей знакомства прошло ровно три месяца - мы впервые узнали о существовании друг друга на студенческой вечеринке, затеянной по случаю 8 Марта (к счастью, Международный Женский День отмечают и здесь тоже).
Впрочем, никаких особых торжеств по поводу скромного юбилея нашего романа предусмотрено не было. Просто мы неплохо прокатились на старом пароходике, после чего отправились к Кате домой. Средством передвижения нам служила новенькая Катина "Тойота" - своей машиной я пока что так и не обзавелся, а позаимствовать родительскую не вышло (мама с папой как раз собрались пойти в кино). Хотя вообще-то такая ситуация меня вполне устраивала - признаться, я не очень-то люблю водить машину, и всегда предпочту водительскому месту пассажирское сиденье.
Следует, пожалуй, заметить, что у Кати в гостях я пока не был ни разу - как-то уж так получилось. Так что мне предстояло впервые увидеть ее дом, а заодно и познакомиться с Катиным дедом.
Считается, что перед знакомством с родителями (хотя в данном случае речь шла скорее о прародителе) любимой девушки любой мужчина волнуется, трясется и нервничает. Однако лично я был совершенно спокоен. Мысленный вопрос "а что, если я ему не понравлюсь?" меня нисколько не заботил - уже хотя бы потому, что на него было легко и просто ответить, причем возможных ответов было сразу два. Во-первых, "а почему это я должен ему не понравиться?" Во-вторых, "ну и что?" В конце концов, за кем я ухаживаю - за Катей или за ее дедом?
Кто волновался - так это Катя.
- Слушай, Саша, - вдруг спросила она меня, остановив машину на очередном перекрестке, - а ты не мог бы выполнить одну мою просьбу?
- Мог бы, - пожал я плечами, хотя внутренне немного насторожился.
- Не говори дедушке, откуда ты приехал.
- А что такое? - удивился я. - Твой дед что-то имеет против Гомеля? Или Белоруссии?