Дежурство напоминало Виктору что-то из раннего детства. Одноэтажные домики, запах дровяного дыма из печных труб, протоптанные в снегу узкие дорожки… вот только крыш под дранкой почти нет - кроют много черепицей и плоским асбошифером. Над крышами есть телеантенны - как он сразу на них внимания не обратил, - почти везде самодельные, в виде деревянного креста, на который натянута рядами медная проволока; есть и радиоантенны, "метелки".
Он прислушивался к разговорам своих спутников. Особенного ничего уловить не удалось. Говорили об игре бежицкого "Спартака", о каких-то лабораторках, о вредном Дымовиче, которого студенты летом макнули на рыбалке, о прикольном случае, когда какой-то Карась пытался списать со "шпор", сдавая какому-то Жеребко, и списал совсем не то… Вот тебе и поколение романтиков-мечтателей. Сленг тоже был понятен - все эти "чувак", "чувиха", "хилять", "рубать", "хаза", "шузы", "кайф"… Однажды только Виктору встретилось незнакомое "пончикрякаю". Причем сленг был какой-то реденький, а в разговорах со старшими вообще не использовался. Может, тут заодно и борьба за чистоту родного языка идет? Превед, кросавчеги!
Они сделали круг и вернулись греться в штаб. Там царила веселая атмосфера - одна из групп вернулась с уловом. Не доходя квартала до БМЗ, был подобран на снегу не вязавший лыка гражданин. Он был усажен на скамейку, что-то невразумительно бормотал и норовил упасть на пол. Старшина куда-то звонил по телефону и просил машину. Виктор вновь обратил внимание на то, как тепло здесь везде топят: градусов двадцать пять, наверное, в помещении.
На втором круге народу на улицах в районе Орловской почти не стало видно, детвора разбежалась по домам. Громкоговоритель у фабрики перешел на какой-то незнакомый блюз, пела актриса с голосом, похожим на Александру Коваленко, а может быть, она и есть. "Шумят листвой московские бульвары, цветы дрожат в предутренней росе…" Наверное, концерт легкой музыки.
Внезапно Алексей сделал предупреждающий жест рукой: совсем рядом, из-за посаженной в палисаднике небольшой елки, они увидели между тропинкой и черным от времени дощатым забором двух мужчин и женщину. Один, коренастый, в шапке-ушанке с опущенными, но не завязанными ушами, отбирал левой рукой у женщины сумку, держа в правой нож. Другой, помельче, в кепке не по сезону и пальто без воротника, видимо, стоял у елки на стреме, но, пытаясь прикурить, чиркал спичками, закрывая огонь ладонью, чтобы не задувало, и, видимо, поэтому не заметил приближения группы. Алексей без слов бросился вперед, к мелкому, и, пока тот не успел опомниться, двинул его левой снизу в челюсть. Мелкий беззвучно осел. Женщина дернулась в сторону; коренастый обернулся, бросил сумку и молча рванул по улице в сторону поймы.
- Сэм, за вторым присмотри! - крикнул Алексей и дунул пару раз на ходу в свисток.
Виктор инстинктивно бросился за ними, но тут же подумал, что в свои пятьдесят может и не составить конкуренции. Впрочем, осодмиловской молодежной тройке уступал и грабитель; расстояние между ним и Алексеем заметно сокращалось. "Надо отсекать", - мелькнуло в голове у Виктора; он взял вправо, чтобы уже своим видом препятствовать преступнику рвануть в сторону. Тут впереди, видимо, на свист, выскочил из калитки мужик с поленом в руке и завопил: "Держи-и!" Грабитель метнулся от него влево - в сторону Виктора.
"Вот, блин! А ножа он наверняка не выбросил…"
Виктор расстегнул куртку, полез под нее рукой, будто ища кобуру, и дико заорал:
- Ста-а-ять, я сказал! Буду стрелять!
Грабитель дернулся в сторону, и тут на спину ему прыгнули вдвоем Алексей и еще один из осодмиловцев, повалив его на снег; тут же подскочил третий. Вместе они заломили коренастому руки за спину. Виктор подошел, стараясь, насколько возможно, более спокойно дышать после пробежки, поднял со снега шапку и вернул на голову коренастого. Тот заверещал:
- Отпустите руки, больно! За что бьете? Пустите!
- Ишь ты, - хмыкнул Алексей, - артист, однако.
Из домов к месту происшествия сбегался народ, даже женщины. Виктора поразило, как люди тут же, словно по какому-то инстинкту, бросились навстречу беде, не думая о возможной опасности. В нашем свободном обществе хоть сколько ори - ни одна душа на помощь не придет, каждый сам за себя. А тут - будто в древнем племени при появлении дикого зверя, всем шоблом даже мамонта вырубят. И всего-то прошли какие-то полвека.
- Потерпевшая, посмотрите… - Алексей подвел преступника к женщине, все еще боязливо жавшейся к забору. - Этот пытался вас ограбить?
- Этот, этот! Говорит, сумку давай, а если пикнешь - убью. Он, он, паразит!
- Ладно, не волнуйтесь, сейчас пройдем в штаб, там дадите показания.
- Врет она! Врет она все! Не верьте ей! Она нас в переулок завлекла, а эти, с повязками, на нас напали! Он у меня серебряный портсигар вытащил, проверьте! Не осодмильцы они! Помогите, они меня сейчас за углом убьют!
- Вот в штабе это все и послушают. Давай, двигай. Сэм, Виктор, помогите второму подняться, а то он еще не очухался.
- А-а, суки, мусора! На понт… на понт взяли! Ты, падло, мусор… - заорал коренастый на Виктора. - Меня послезавтра выпустят, я ж тебя, падло, как колбасу…
- Мне показалось, - флегматично спросил Виктор у Алексея, - или задержанный угрожает членам Осодмила физической расправой, отягчая свою вину?
- Не обращайте внимания. Такие всегда грозят.
- Не, я буду страшно переживать. Я теперь не буду спать ночью. Целых три часа. А может быть, и три двадцать.
Шагов через десять коренастый сменил пластинку и начал умолять, чтобы его отпустили. Он рассказал про больную мать, про какие-то страшные карточные долги уголовникам, которые он должен был немедленно отдать, иначе его убьют, что только это толкнуло его на путь преступления, которого он не повторит больше никогда в жизни. Мелкий, не обладая ораторским даром, просто дергался и всхлипывал.
…Дежурство закончилось около десяти. В общагу, как и предсказывал Гена, Александр не вернулся, а сами Гена и Вадим сидели за столами и что-то зубрили. Девушек в это время, видимо, водить не разрешалось.
- Ну как дежурство?
- Спасли прекрасную леди от банды разбойников, - отшутился Виктор. Он решил, что надо отдохнуть и осмыслить всю эту кучу событий. - А учебника по истории партии у вас тут случайно нет?
- В смысле, старого, что ли?
- Ну можно не совсем нового… без последнего съезда…
- Так это… теперь не учебник по истории партии, а по истории советского государства и политической борьбы. У нас же две партии.
"Опять влип".
- Да, точно… это меня чего-то после дежурства клинит. Краткий курс-то это еще когда издавался… Надо отоспаться.
"Действительно, надо сначала газет купить и в книжный - я что, его пропустил утром, кстати? А то спрашиваю невесть что… Стоп. Две партии. Так у них теперь, в довершение ко всему, и система двухпартийная? Не-эт, тут надо осторожно…"
- А зачем вам политистория-то? В агитаторы еще записали?
- Нет, просто завтра идти регистрироваться, вот и боюсь - вдруг чего спросят, а от волнения попутаю.
- А вы никогда раньше не регистрировались?
- Нет.
- Ну и не думайте. Там про это не спросят.
Глава 10
Идентификация без Борна
Эту ночь Виктор спал без снов, словно бы сразу провалившись в какой-то клубящийся сумрак. Утром его поднял звонок Вадимова будильника. Сегодня надо было идти на эту самую загадочную регистрацию, к которой все так легко относились, но никто ничего путного так и не сказал. И самое интересное, никто не сказал, какие туда нужны документы. Вернее, что туда вообще какие-то документы нужны. Виктору, привыкшему как к советской, так и к постсоветской бюрократии, все это представлялось весьма странным: в его реальности число бумажек и требуемых справок только росло, и они приобретали все более немыслимые формы по мере попыток их упразднения.
Взглянув на время, он тут же бросился одеваться и поспешил на Орджоникидзеград. Был шанс пройти через проклятую дверь в то же самое время. Застегиваясь на ходу, Виктор проскочил мимо вахтера и быстрым шагом рванул по улице в сторону ДК БМЗ. Ах да, БМЗ, как он узнал, называется "завод Профинтерн". Станция возле него - "Красный Профинтерн", а название завода, наверное, сократили, ну и черт с ним, главное - успеть на станцию, может быть, это разом решит проблемы и с регистрацией, и со всем. Жаль, паспорт, российские деньги и мобила остались в тайнике, ну это не самая большая беда - паспорт выдадут, в том мире есть кому подтвердить, деньги не последние, а мобилу купим…
Точно по времени Виктор прошел в те же самые двери. Внутри ничто не изменилось. Тот же песочного цвета зал, та же уборщица, пара пассажиров. Он для верности походил еще несколько раз взад-вперед. Бесполезно. На путях громыхали товарные вагоны, которые тащил маневровый паровоз, под фонарями искрился снег и пахло углем. На Вокзальной, на площади у станционного здания, стояли сани-розвальни с лошадью. Виктор плюнул и пошел по перрону в сторону переезда - за ним по Ленина располагались милиция и паспортный стол.
В здании районного отдела МВД ему сразу указали на коридорчик, где занимались регистрацией. Очереди, по крайней мере с утра, Виктор не заметил. Дальнейшая процедура чем-то напомнила ему профосмотр в заводской поликлинике.