Жестокость? Нет, красавица, не от этого. Да и не жестокость у меня. Я - не мститель. Вид чьих-то мучений, ужаса в людских глазах, расчленённых тел, сожжённых деревень, летящих ошмётков окровавленного мяса… меня не радует. Я - просто уборщик, ассенизатор, чистильщик. Просто - добросовестный, последовательный, занудный. А притормаживать меня в моём стремлении к чистоте и порядку - стало некому.
"Неужто"? - Ужто. Встречал. Людей. Не таких, но схожих. Силой души своей. Силой, добротой, беспощадностью… Самостью. Но… и они другие, и я не тот. Время. Моё личное время для… уже ушло.
Тю… Уймись деточка. Ты - не такая. Не обижайся. Ты - другая. А вот какая…? Тебе решать. Ныне ты себя сама лепишь. Пока молодая. Что слепишь - то и похлебаешь. Иди, егоза, притомился я сегодня. Сказки сказывать да былое вспоминать.
Глава 336
"Жизнь - это то, что происходит пока ты строишь планы" - есть такая мудрость. Пока я строил планы - вокруг шла жизнь. Которая заставляла эти планы менять: сразу же после обеда приехал Сигурд. Сам.
Именно так: совершенно нагло прискакал к нашему лагерю. Осмелился. Правда, в полном доспехе и семью одоспешенными нурманами. Оглядел внимательно наш абсолютно мирный воинский стан, слез с коня, снял шлем. И высыпал передо мной мешочек с серебром. Среди разнообразных монет и кун были несколько простеньких украшений. Серёжки Цыбы, серебряный крестик Любавы… Сам дарил… Цацки живут дольше своих хозяек…
- Двое моих людей… они нарушили приказ… они мертвы.
Вот так.
Радость? Нету у меня радости по этому поводу. Скорее - раздражение. От непонимания.
Он рубит хвосты? Сперва монашек с перерезанным горлом, теперь - исполнители? Так боятся меня? - Не может быть. Я - вонький, но не настолько убойный.
Боголюбского опасаются? - Вполне возможно. Но моё влияние на князя - ничтожно. Убедить Андрея начать сыск на походе… среди "янычар" - княжьих гридней… Вряд ли…
- Сядь. Расскажи.
Сигурд не сел - говорил стоя. На дистанции чуть больше удара полуторником. Хотя у меня вокруг ничего такого… И не поднимал глаз.
- В Мологе, когда мы с тобой… Я приказал своим - не трогать твоих. Таково моё слово. Вчера… пока я был на пиру… моим людям приказали… сделать это. Им - хорошо заплатили. Три цены. Им сказали, что это - твоя рабыня. На виру хватит и ещё хорошо останется. Вира и взятое - вот.
- Вот как… И за что же ты… казнил? Своих воинов?
Сигурд резко вскинул голову. Зло посмотрел мне в глаза. И с нажимом произнёс:
- Они мне племянники! Были. Родная кровь! Казнил… За неисполнение моего приказа. Для них только моё слово - закон! Думающие иначе… - другие умерли раньше.
Понятно. Сохранить своё подразделение, "свою стаю" за тридевять земель от родины можно только при условии чёткой управляемости. Иначе - среди чужих умрут все. Люди скажут: "они все такие". И убьют не разбираясь.
"Три цены"… По "Русской Правде" цена убитой рабыни - 6 гривен. Вира за убийство свободной женщины - половинная, 20. Обе девушки - свободные - я старюсь побыстрее снимать ошейники с моих людей. Личный бзик у меня такой.
Забавно, нурманов ещё и кинули.
- Она - не рабыня. Она свободная женщина. Вира - 20 кунских гривен. Твоих людей обманули.
- Что?! Обманули?! Моих?!! Убью…
Обман воина - достойная причина для скоропостижной смерти обманщика.
- Ты собрался мстить своему князю?
- Кому?! С чего это? Серебро давал княжий спальник… Пёс смердячий! Он-то и утаил…
Проболтался. Понял. В ярости на свой прокол - схватился за рукоять меча. Его всадники - мгновенно повторили. Порубят, нафиг, сгоряча. Весь пляж мясом закидают.
Уточняю: Окский пляж - нашим мясом. Неэстетично…
- Спокойно, Сигурд. Спальник - твой. Только расспроси - кто ещё был в деле. Вон у меня - Ноготок. Профессиональный кат-правдоискатель. Возьми с собой. Для однозначности. А ты пришлёшь мне серебро. Всё серебро по этому делу: ни один человек не получит прибыли от смерти моих людей.
Сигурд недовольно поплямкал, по обычаю своему, губами. Осмотрел поднявшегося Ноготка. Конечно, посторонние ему не нужны. Ну совсем! Отказать? Оставлять у меня сомнения… в его чести, в его слове… И отдавать серебро… на спальнике и ещё взять можно. Но есть вопрос. Более важный:
- Ты отказываешься от мести?
- Твоим? - Они мертвы. Тебе? - Ты приехал сам. Спальнику? - Ноготок поприсутствует, подтвердит участие и удостоверит… наказание. Мстить Володше… На Святой Руси месть князю называется изменой. Да, Сигурд, я отказываюсь от мести. Я - мирный человек, я - не мститель. Я только… дезинфектор.
- Что?!
- Увидишь.
Я уже рассказывал о неприкосновенности рюриковичей на Руси. Убить русского князя можно только в прямом открытом бою, в столкновении армий. Так был смертельно ранен Изя Давайдович под Киевом, так разрубили шлем на голове Андрея Боголюбского и посекли до неузнаваемости доспехи Изи Блескучего в битве на речке Рутец.
Только - прямой бой. Рубка княжьих дружин. Всё остальное - не кошерно. Табу, ай-яй-яй. Мучительная смертная казнь и всеобщее осуждение. Судьба Петриллы, отравившего Долгорукого - например. Уже и декабристы, обсуждая цареубийство, были готовы пойти на это, но с обязательным осуждением и вечным изгнанием исполнителя.
Только… я же дерьмократ и либераст! И мне на рюриковизну - плевать. И ещё мне плевать на табу, кашрут, шариат, завет, обычаи и это… всеобщее.
"Нет власти аще от бога!". - Бог? Пшёл в задницу! Вместе с такими властями.
Сигурд снова плямкал и думал. Он - в службе. Он - присягал Володше. Не сообщить князю об угрозе "жизни и здоровью" - измена. Его долг - защищать государя. Зарубить злонамеренного во избежание. Прямо тут же! Как и требует присяга.
Но этот… лысый пащенок… Он же отказался от мести! Пугать своего сюзерена появлением в войске дезинфектора…? А что это значит? Это представляет опасность? Звучит как-то… римско-католически. Может, в монахи решился податься? Надо знающих людей сперва поспрашивать…
Учите слова, ребята. И - смыслы. А то экстренная иллюминация субъекта, проводимая методами детерминированной деструкции с последующей нативной диссипацией до минерально-газообразного состояния… может оказаться для вас избыточно спонтанной.
Уехали нурманы, ребята занялись текучкой, а я… пытался не вспоминать Любаву, пытался придумать "обеззараживание" Володши… И то, и другое получалось плохо.
Тут прибежал Басконя и начал круги нарезать:
- Тебе чего-то надо?
- Я… эта… тут вот… спросить хотел… а то они тама… ну… все…
- Кор-р-роче!
- Ты когда Володшу зарежешь?
- ?!!!
- Ну… народ-то… все всё уже… теперь этот пошёл… твой… ну… хто-там-лизатор… Ставки делают.
- К-какие?!
- Дык… Немаленькие. Кто - на: зарежешь или нет. Кто - когда. Одни говорят - нынче. Другие - в первом бою. Ты бы это… опять же втрое возьмём! Только скажи когда.
Интересно: когда конь рвёт сердце и мышцы свои на дерби, он понимает, что для зрителей это просто развлечение? Просто способ погорячить кровь, выиграть денежку…
Забавный у нас народ живёт. Именно, что русский. Ведь все знают, что князей резать нельзя! Совсем. От слова "вообще". Или - наоборот? В смысле слов.
Грех, злодейство, душегубство и измена с преступлением. Они в этом - убеждены. Уверены до глубины души. Исконно-посконно. С дедов-прадедов. И при этом готовы ставить собственные деньги против собственных убеждений.
Типа: мы, конечно, закон - знаем. И испытываем полный одобрямс. В смысле - осуждамс. Но если вдруг… Тогда - разбогатеем. Или - соседу нос утрём. А то - хоть поглядим на редкость. А? Хоть одним глазком? Оно конечно - не кошерно. Ну совсем! Противу Господа нашего, Закона Русскаго и дедов с прадедами… Но если вдруг… - позовите посмотреть-полюбоваться.
- "Кто нас обидит - и полгода не проживёт" - запомнил? Русская народная мудрость. От этого и пляши.
- А вот конкретнее? А вот, к примеру, завтра…?
- Пляши. Отсюдова быстро.
И Басконя "сплясал" от меня быстренько. Но не далеко. Помочился в Оку, почесал в затылке, пришёл к какому-то решению, радостно хмыкнул и побежал искать Николая - я тому всю отрядную кису отдал.
Люди не трогали меня. Относились как к тяжелобольному. Обе хоругви, тверская и смоленская, как-то совместно сами управлялись с обычными делами. Ивашко у смоленских и Резан у тверских, то - фыркая друг на друга, но чаще - советуясь и подсказывая, готовили отряд к продолжению похода. Так, с единым мнением, они пришли ко мне с вопросом о раненых:
- Возьмём с собой. Сами они не дойдут. Своих к ним приставить - не велено. Боголюбский велит гожих в бой гнать. На чужих оставить - присмотра не будет. Лучше уж сами. Или - похороним, или - на ноги подымем. Так, боярич?
Больше всех такому решению радовался Лазарь:
- Ты не думай! Я скоро встану! А грести вот уже завтра смогу! А домой мне нельзя - мама… плакать сильно будет. И другие… у которых кто на полчище лёг… И остальные… которым сидеть да гадать - вернётся ли… А мне им в глаза смотреть. А нога - а что нога? Пока до Твери дойдём - заживёт. И вот я там, здоровый да весёлый… перед ними… Ваня, давай разом! Давай вместе с тобой! С хабаром, с полоном… С остальными живыми. А?
Боярин. Шапканутый и обсаблёванный… Дитё-дитём.
Странно: в хоругви тяжёлые потери. От такого отряда надо держаться подальше - есть риск снова… "командирской храбрости нахлебаться до сблёву". Но к "петуху с лошадиным хвостом" приходят проситься люди. Притом, что у нас даже и хабара-то нет. Одна слава.