* * *
Ребятишки из моих тверских и смоленских сперва несколько растерялись, но быстро были приведены в норму. Чарджи сам по себе - аристократ, инал ябгённый, пробу ставить некуда. Ивашка - со Свояком смолоду вдоволь находился, на всякое княжьё нагляделся. А Николашка - и обдуривать рюриковичей ухитрялся. Если не врёт. Ноготку с Мараной - вовсе пофиг. У них взгляд профессиональный: если с этого чудака всё снять, то останется говорящий кусок мяса. Ну и что в нём может быть интересненького?
Андрей, оглядев наш лазарет, толкнул, не сходя с коня, коротенькую прочувственную речь. С благодарностью за проявленную храбрость от лица "Святой Руси" и лично Царицы Небесной. На корню пресёк поползновения "а может мы того… по домам?", поскольку - "Враг сокрушён, но не уничтожен". "Раздавим гадину в её гадском логове. Овхо". Поманил богатым хабаром, громкой славой и вечным спасением.
А вот Володше пришлось слезать с коня - Лазарь встать не мог. Пришлось тверскому князю пасть перед лежащим юношей на колени, вручит ему шапку, произнести и выслушать положенные слова и подставить плечико для поцелуя.
Я уже говорил, что поцелуйный обряд в "Святой Руси" чрезвычайно развит, разнообразен и повсеместен. "Целовальник" - заведующим кабаком - из более поздних и весьма простых вариантов. Поцелуй в плечо фиксирует отношения младшего - брата или сына - к старшему. "Почитать в отца место" - формула вассальной присяги на Руси.
Исполнять все эти процедуры с лежащим было непривычно. Володша занервничал, решил, что выглядит не только необычно, но и смешно. Споткнулся, зацепился… Мои парни - деревенские. Припаданию с придыханием - не выучены. Смешки пошли. Не так чтобы хохот в голос, но слышно.
Тут Сигурд что-то бормотнул Володше на ухо. Тот раздражённо фыркнул, отмахнулся, но Боголюбский услыхал. Отцепил с пояса саблю и велел отдать Лазарю:
- Новооглашённый боярин Лазарь! Бился ты ныне с супостатами славно. Даже и саблю свою об них сломал. Верю я, что и дальше будешь рубить ворогов наших. И для того дарю тебе свою добрую саблю. Чтобы и впредь служил ты верой и правдой. Мне, и Святой Руси, и Царице Небесной.
"Вассал моего вассала - не мой вассал". Володша - тверской князь, Лазарь - тверской боярин. А Андрей не только вручает оружие отличившемуся бойцу, но требует службы, верности через голову тверского князя. Это как поступая на службу в армию "родимой Эстонии" - клясться "не щадя живота своего" в верности НАТО.
Лазарь подарок обхватил как ребёнка. К груди прижал, на глазах слёзы:
- Княже! Андрей Юрьевич! Да я…! Да за тебя…! Клянусь! Это ж такая честь…! Это ж…! Живота не пожалею! Хоть - где…! Хоть когда…! Всей душой…!
Володша влез на коня весь красный. Сам дурак: послушал бы Сигурда - себе верного человека приобрёл. А так… клинка пожадничал? Это-то люди и скажут. Лопухнулся и сам уже понял - винить некого.
Он бы так и погнал вскачь прочь! От места где стыдно. Но пока Андрей не сдвинется - терпи. Боголюбский внимательно осмотрел лагерь, велел одному из гридней спешиться - отдать коня Чарджи. Пригласил инала к дастархану:
- Ваши в наших местах - нечасты. Посидим-потолкуем-послушаем. Как оно там, где чего творится…
Увидев Мару аж завис:
- Эт… это у тебя что?
- Марана. Лекарка наша.
- Кто?! М-Марана?! Лекарка?!
- Ага. Из самых лучших.
Андрей удивлённо оглядел толпу моих людей, вдруг прищурился:
- Эй, ты, а ну выдь сюда. Та-ак… А почему у тебя, боярич, девки в хоругви? Да ещё в таком непотребном виде - в мужеской одежде?
- Так Марана ж - баба. А это прислужницы её.
Любава, прятавшаяся до того за спинами бойцов, была вынуждена выйти вперёд и поклониться. От резкого движения свёрнутая под косынку коса её развернулась во всю длину. Она была чрезвычайно смущена всеобщим разглядыванием. Пришлось успокаивающе ей улыбнуться и отвлечь "высокоблагородное" внимание на себя:
- Любава, служанка моя. Добрая душа. От её голоса страждущие души смятенные - успокаиваются, и боли телесные - утишиваются.
- Я ж велел! Никакого бабья в хоругвях не держать! Гнать метлой поганой!
Князь Володша… экий же… межеумок. Пытается своё смущение и неловкость исправить дурным наездом на меня. Меня - любимого, прогрессивного и… и лютого. Ну ведь понятно же, что твоя… "обкорзнённость" на меня не действует. Уважения не вызывает, подчинённости не обеспечивают. Ты уж… или - руби, или - терпи. А ты разговаривать вздумал.
- Велел. Было дело. Ну так отвелей. Из твоего-то шатра бабы каждую ночь шастают…
Вся княжеватая компания уставилась на Володшу:
- Что, вот так прям - каждую ночь?!… А сколько их? И чего он с ними делает? - В ладушки играет… А ты спрашивал - чего тверские так долго тянутся? Всю-то ночь е…лом махавши - днём веслом не наработаешь… - Да и седни его гридни… вяловато. Я от нурманов большего ждал… - Так они что? Все - одну?!… - И вот так всегда - из-за одной какой-нибудь… Потому и черемисов упустили - не спавши, глаз не продравши…
Андрей помалкивал, а Володша закипал всё круче. Пора осаживать. И выводить своих из-под грядущих… "негораздов". А как? - А как обычно - обращая внимание на мелочи:
- Княже, девки идут со смоленской хоругвью. Не с тверской. Или ты себя почитаешь на Святой Руси - самым главным? Твой слово мне, смоленскому боярскому сыну - не указ.
А теперь посмотрим Боголюбского:
- Государь, прошу принять под свою высокую руку охотную хоругвь смоленского боярина Акима Рябины под командой отпрыска его - Ивана. Меня, то есть. Клянусь служить тебе в этом походе честно и храбро, приказы твои исполнять, о чести твоей и Святой Руси - радеть.
Это - про моих смоленских. Теперь про моих тверских. А то загонят их в "пристебаи".
- Дозволь принять под стяг свой, на время похода, людей добрых из хоругви боярина Лазаря. Ибо осталось их мало. С тем, чтобы иметь о них заботу вровень с вновь пришедшими.
Андрей продолжал лениво, полуприщуренно оглядывать наш стан. Не поворачиваясь, практически не двигаясь в седле, заставлял коня чуть преступать на месте. Так, как будто случайно, осматривал всё вокруг.
- Хм… Поедем-ка к столу. Воздадим должное угощению, почествуем витязей славных… Там и поговорим.
И коротким толчком ноги погнал коня ходкой рысью. Все поскакали за ним. И я - следом. Только и успел махнуть рукой ребятам, да подмигнуть взволнованно глядевшей Любаве. Рядом, колено в колено, пристроился Чарджи:
- Чего врать-то, боярич?
- Ничего, ханыч. Врать - нельзя. Только правду. Но… поменьше. Хмыкай и чавкай. Там видно будет.
Глава 335
Дальше пошло застолье - "пир победы". Нас с Чарджи посадили куда-то в середину дастархана - родовитых да достославных и без нас хватает. Но и к обычным "вятшим" отнести нельзя - иностранцы, "заморские гости". Пытались резвенько напоить и разговорить. Но я старательно чавкал, демонстрируя нормальную реакцию юношеского организма на сегодняшние… приключения. А Чарджи высокомерно хмыкал, подтверждая общее мнение, что "торкский инал… такая сволота чёрношапочная - слова по простому не скажет". Так, высокомерно хмыкая и презрительно разглядывая соседей, он и нажрался до отключки. Я-то хоть закусывал.
Вообще, выпито было… много. Первые здравницы ещё шли под красное вино, а потом на нас полилась бражка. Ну, я не знаю… не вёдрами - бочками. Народ, толком поевший только позавчерашним вечером: день - спешный поход, день - кровавый бой - загружался стремительно. Особенно этому способствовал непрерывный поток обязательных к принятию внутрь здравниц. Не в смысле санатория, а в смысле стакана.
Пока говорят - есть неприлично, пока пьют - уже поздно. Так только, урывками. Шесть князей… за каждого отдельно. Начиная с Андрея. И за папу его. И за маму. И за дедушек. Отдельно за каждого. За их предков. За Рюрика, за Игоря, за Святослава… Почему Олега Вещего пропустили? - Достоин. Выпьем. За Володю-Крестителя. Отдельно - за Бориса, отдельно - за Глеба. Вспомнили, что одного крестили Романом, другого Давидом. Повторили. Кто-то уже песен попеть собрался, но торопыгу уняли, увели к Оке писать - блин, бражка ж эта… такое мочегонное… и мозгостукальное… и ногозаплетыкное… Но Мономаха… Без Мономаха - никак. А Ярослав?! Который Мудрый. Хотя, конечно - Хромой. Долгорукого - само собой. По второму разу? Ну и что? Человек-то был… хороший? А какая рука у него - длинная была…? Обмыли. И его шуйцу, и его десницу.