Саня закашлялся. Вроде только что задремал, и в дреме пришла к нему одна мысль. Если шире внедрять здесь кредит, то общество станет цивилизованней. Уговорить кого-нибудь, того же Калугина, к примеру, походатайствовать об открытии банка, пристроиться туда, да и жить припеваючи. Жаль, кашель разбудил, отвлек от грез и вернул к реальной жизни.
Зря он мечтал заболеть. Мечты иногда сбываются. И ничего хорошего в том нет.
Прошедший накануне дождь превратил дорогу в полосу грязи. Колеса повозок застревали в лужах, приходилось помогать лошадям. Солдаты большей частью шли там, где пожухлая трава позволяла хотя бы не вязнуть на каждом шаге. Ветер шелестел в кронах, сбрасывал на землю пожелтевшую листву. Звуки порождали невольную тревогу, заставляли людей вглядываться в густой лес. Сколько отрядов ушло и сгинуло без следа? Местные варвары словно не желают знать о правилах войны. Мало того что не везут продовольствие в город, хотя какая разница, кому продавать, так еще уничтожают тех, кто приходит к ним в дом с одним желанием: достать съестного. Упрямцы упорно не желают признавать себя проигравшей стороной, хотя "Великая армия" стоит в их самом большом городе, в центре государства. Прочие народы в подобных случаях давно заключили бы мир, и только эти упрямятся, надеясь на чудо.
Как говорит любимый император, Бог на стороне больших батальонов! Вся Европа пришла покарать тех, кто противится воле величайшего человека. Пока же двум ротам и эскадрону приходилось идти по деревням, добывать провиант, без которого самая сильная армия превращается в скопище голодных ртов.
Эскадрон - сказано громко. После генеральной баталии кавалерия понесла такие потери, что любой полк стал эскадроном, а эскадрон - кучкой всадников. Да и кони страдают от бескормицы, едва двигаются, превратившись в скелеты.
С конноегерями было спокойнее. Головной дозор мог предупредить об опасности, дать время построиться в каре. Против пехотного строя никакие казаки ничего не сделают. Им только разрозненных солдат ловить или нападать внезапно.
Русские оказались легки на помине. Только что никого не было вокруг, лишь пустынно шумел лес, и вдруг из него вылетели всадники. Не казаки, гусары в темно-синих с золотой шнуровкой мундирах. Сабли наголо, уже занесены для удара, расстояние такое, что не о строе думать надо, а о собственном спасении. Отряд растянулся, словно шли не солдаты, а штатские беженцы, да и какой возможен порядок на дороге из грязи и воды?
Как же дозор проглядел?
- Руби супостата! За Отечество, гусары! - азартно прокричал немолодой офицер и первым с налета полоснул саблей подвернувшегося француза.
Бедолага попробовал прикрыться ружьем, да куда там! Сабля погрузилась в плечо, вновь взмыла ввысь, благо тел для рубки было хоть отбавляй.
Кое-кто успел выстрелить. Практически не целясь, создавая больше шуму и не нанося врагу урона. В нескольких местах группки солдат попробовали встать плотно, ощетинились штыками. Одну из них всё тот же гусарский офицер разорвал с налета, другую затоптали его подчиненные, однако кто-то устоял под первым ударом.
Ни о каком правильном сражении не могло быть речи. Гусары носились везде, сшибались с немногочисленными конноегерями, гонялись за убегавшей пехотой, пытались достать тех, кто запрыгнул на повозки или залег под ними. Спереди, со стороны дозора, тоже доносились звуки схватки, только никому не пришло в голову вслушиваться в происходящее там.
Сначала один солдат взметнул вверх руки в знакомом жесте, затем второй, а там и все, кто оставался на ногах. Глупо погибать, если плен сулит спасение.
- Пленных собрать. Раненых перевязать. Да, посмотрите, что в повозках. Успели кого ограбить или нет? - распоряжался Раковский.
Только сейчас стало видно, что партизанская партия невелика, раза в два поменьше плененного отряда. В чистом поле никакого разгрома бы не случилось. Возможно, нападения тоже.
Зато теперь хоть кормить будут. Мертвым-то уже всё равно, а живые устали от холода, от голода. Что толку в награбленных богатствах, когда нечего есть?
Будем считать, что к лучшему.
- Петров! Донесение нашему князю! Четверо пленных офицеров, полторы сотни солдат. Да еще порублено немало. Сейчас посчитаем, - Раковский был весел и бодр.
Пусть нынешняя война считалась малой, так ведь, понемногу да потихоньку, и "Великая армия" исчезнет, словно не приходила никогда на Русь.
Не знали чужаки старой русской пословицы, что дома и стены помогают. В данном случае - лес. Да только ли лес! Так называемая нечисть и та ополчилась на пришельцев, посягнувших на ее территорию и уклад. Это ведь местные лешие указали местечко для засады да отвели супостатам глаза.
- Спасибо! - прокричал лесу майор.
Права оказалась прелестная гостья. Приходит конец нашествию. В одном ошиблась Юлия Михайловна: не дождется корсиканский узурпатор морозов. Раньше из Москвы побежит. По снежку его гнать будем. От стен ли Смоленска, еще дальше. Просидел на месте лишнее время, теперь познакомится в бегстве с русской зимой. В снегах его и закопаем, чтобы другим неповадно было.
Ладно, его армию. Сам пусть помирает на Елене ли, на Жозефине… Не девичьим ушкам слышать подобное.
Раковский радостно улыбнулся. Сам бы он предпочел умереть рядом с Юлией.
Где она сейчас? Хочется верить, что в поместье. С нее станется…
С нее действительно сталось. Конь слушается, стрелять научилась, Саня исчез, а делать осенью в поместье нечего. Знакомые появились. Общая беда сближает, и в поместье стали заезжать соседи, а главным образом - соседки. Мужчины почти поголовно отправились в армию или в ополчение, оставшиеся занимались заготовками для армии, и в деревнях оставались в основном жены, дочери и многочисленные беженцы из тех, чья родня проживала в Калужской губернии и кому не хотелось отправляться еще дальше в глубь страны. От них Юлия узнала много полезного, но в целом в подобном обществе было невыносимо скучно. С Прокопом и то куда интереснее. Домовой прожил долгую жизнь и помнил то, что уже забыли люди, а уж Юля не знала вообще. Российская история в перечень интересующих ее тем не входила, и многое из сказанного звучало откровением.
Деятельной натуре девушки бесед было мало. Если бы жизнь текла обычным чередом и в окрестностях проводились балы, можно было бы стерпеть обыденность, однако какие развлечения, когда французы буквально рядом?
Оставалось одно: искать своего суженого. Благо армия расположилась лагерем в Тарутине, все это прекрасно знали. Где еще быть солдату?
Или он уже офицер? Вряд ли. Не вяжется образ парня с военным человеком. Чиновником, вельможей - да. В бою его представить трудно. Вот Арсений - иное дело. С ним любая опасность не страшна. Жаль, что он не в ее вкусе. И внешность, и возраст… А всё равно, какой мужчина!
Интересно, он в лагере или бьет французов в партизанах? Вряд ли настоящий гусар станет отсиживаться в безопасном местечке, если есть возможность подраться.
Юлия против воли всё чаще думала о владельце поместья. Странный человек, настолько непохожий на всех ее предыдущих знакомых, что поневоле вызывает интерес. Или они в этом времени все такие?
В пути легко не было. Грязь, в которой легко могла застрять повозка, бесконечные повороты, ухабы, лужи… Юля вновь не стала слушать Архипа и пустилась в путь верхом. Грязь подстраивала пакости и тут, вылетала из-под копыт, зато не приходилось выталкивать бричку или ждать, кто сможет это сделать. А уж на машине здесь вообще было бы не проехать.
В сопровождающих вновь был отставной гусар. Он же вел в поводу третью лошадь, нагруженную всякими полезными в дороге вещами и просто гостинцами. Хороший предлог - навестить в лагере Арсения. Старый ворчун с готовностью поддержал девушку и отправился в путь без возражений. Архип откровенно тосковал, оказавшись на некотором расстоянии от войны и от своего нынешнего барина и бывшего командира.
Ничего не напоминало предыдущее путешествие. Тогда движение было навстречу, люди покидали Москву, кое-кто умудрялся вывезти скарб, везли много раненых. Теперь встречными были разве что редкие всадники, скакавшие с различными донесениями, да бредущие колонны пленных французов. Попутно, к тому же Тарутину, двигались бесконечные обозы с продовольствием и амуницией. Попадались колонны бодрых солдат, то ли новобранцев, то ли выздоровевших после ранений. Шли ополченцы. Несколько раз проходили казаки. Соседи наперебой рассказывали друг другу, что Дон поднялся едва не поголовно, и теперь полки прибывают к светлейшему едва не каждый день. Прибывает пополнение, и скоро армия вновь достигнет прежней численности, а то и превысит ее.
Шла сила, и незадачливому завоевателю оставалось или покориться ей, или бежать без оглядки, если еще возможно. Вокруг все говорили о доблестных поселянах, самостоятельно уничтожавших партии французов, об армейских партизанах, нарушающих вражеские коммуникации. Имена Давыдова, Сеславина, Фигнера, Дорохова не сходили с уст. Народ, невзирая на разницу сословий, объединился вокруг трона и веры и желал лишь одного: полного уничтожения неприятеля.
- Завтра к полудню доедем, - порадовал Архип, которому доводилось ездить по здешним местам.
Но неприятности начались задолго до раннего осеннего вечера. Избы в придорожных деревнях оказались забиты вставшими на кратковременный постой солдатами, офицерами, штатским людом, спешившим к армии, и переночевать оказалось решительно негде. Проводить же ночь в открытом поле, да с грязью и лужами…